У пристани

— А Богун?

— Богун, как герой, отстоял с горстью козаков Винницу и обратил в бегство в десять раз сильнейшего врага. Теперь он уже присоединился к гетману-батьку. Войска гетмана усиливаются, но хан до сих пор медлит, не хочет ехать... Слышно, что он сердит на гетмана за то, что султан принудил его выступить на помощь козакам... Говорят о каком-то тайном соглашении его с ляхами... Но гетман уже двинулся к Берестечку, требует провианта, казны.

Все это были важные, оглушающие новости, но Тимко чувствовал, что теперь он не может ничего взвесить и сообразить.

— Хорошо, — перебил он посла, — все будет сделано. Теперь ступай, потребуй себе келех меду да отдохни с дороги.

Не успел посол выйти из залы, как со двора донесся частый звук конского топота. Тимко бросился к окну.

Во двор влетели во весь опор Елена и новый скарбничий. Дикое желание мести мгновенно охватило Тимка.

— Позвать сюда скарбничего! — крикнул он часовому. Через несколько минут вдали послышались легкие, мягкие шаги и в залу вошел скарбничий. В устремленном на себя взоре итальянца Тимко почувствовал даже торжествующую насмешку. Бешеный гнев сжал ему спазмою горло. Он хотел произнести слово — и не мог.

— Что угодно было вашей гетманской мосци? — поклонился изысканно итальянец.

— Ты свободен, работы все покончены, — произнес хрипло, обрывисто Тимко. — Получай деньги и сейчас же оставь наше гетманство.

Лицо итальянца потемнело.

— Я ничего не понимаю... за что такая немилость? Что вызвало такую злобу против меня?

— В военное время чужие люди не нужны... мы получили сведения, что все, происходящее у нас, известно ляхам, — оборвал его грубо Тимко.

— Но я оставлен здесь по желанию самого ясновельможного гетмана! — попробовал еще возразить итальянец, но Тимко перебил его.

— А выедешь по моему приказу! — вскрикнул он бешено. — Слышишь, теперь здесь всем распоряжаюсь я!

В это время в комнату вошла торопливо, задыхаясь от быстрого движения, Елена. При одном взгляде на яростное лицо Тимка она сразу поняла, что здесь произошло что-то решительное.

Дикая ненависть вспыхнула в ее глазах.

— Стой! — произнесла она, обращаясь к Тимку. — Объясни мне, что вышло здесь?

— Ясновельможная гетманша, — произнес с легким поклоном итальянец, — его милость приказывает мне покинуть тотчас гетманство.

Елена вспыхнула и сразу же побледнела.

— Что? Что? — вскрикнула она, делая несколько шагов по направлению к Тимку. — Ты смеешь?

— Да, смею, — ответил спокойно Тимко, любуясь с затаенною злобой вспышкой мачехи. — Гетман дал мне безграничное право распоряжаться здесь всем.

— Но я не дала тебе этого права, — загорелась гневом Елена. — Работы не окончены в моих покоях, и я не отпущу его.

— Он выедет сегодня же!

Елена побледнела от гнева, но сдержала себя и, обратившись к итальянцу, произнесла торопливо:

— Оставьте нас... идите...

Итальянец вышел. Несколько секунд в комнате царила глухая тишина. Первая заговорила Елена.

— Что это значит? — подошла она к Тимку. — Ты должен объяснить мне, что значит твой дерзкий поступок? Как смеешь ты выгонять человека?

— Как смеешь ты заступаться за него?

— Это мое дело. Я гетманша здесь и отчета тебе давать не стану, — выпрямилась гордо Елена, — но не позволю тебе разгонять моих слуг.

— Ха! Слуг! — воскликнул яростно Тимко. — А почему ты так бледнеешь и меняешься в лице из-за слуги? Почему ты так испугалась его отъезда? Почему ты дрожишь вся теперь, теряешь память? А? Почему? Говори же, говори!

— Потому, что я не позволю позорить благородного рыцаря, которому гетман, муж мой, доверил все свое имущество!

— И даже свою жену? — перебил ее бешено Тимко.

— Тимко! — вскрикнула дико Елена.

— Ха-ха-ха! — разразился Тимко диким, неистовым хо­хотом. — Все знаю я... Все, все, все!

Елена побледнела от бешенства; еще минута — и она, казалось, готова была бы броситься сама на этого ненавистного ей хлопа и впиться в его горло зубами. О, как ненавистен был он теперь ей с своей грубой ревностью и любовью!

Но... с этим ненавистным козаком надо считаться.

Елена сделала над собою невероятное усилие и отвернулась к окну.

С минуту она стояла неподвижно. Только высоко подымающаяся грудь да вздрагивающие плечи говорили о короткой, но сильной борьбе.

Но вот Елена повернулась. Ни следа гнева не было на ее лице. Глаза глядели нежно, любовно, на губах играла тихая улыбка.

— Тимко, тебя ослепляет напрасная ревность. Ведь я люблю тебя, тебя! — вскрикнула Елена в отчаянье, хватая Тимка за руку, но, казалось, никакие чары уже не могли помочь.

— Ха, любишь меня, любишь для того, чтобы отвести мои очи от маляра-волоха! — И, сжавши ее руку, Тимко приблизил к Елене свое исступленное лицо и прошипел над ее ухом: — Слышишь, я знаю, все, все, все!..

— Что знаешь ты? — побледнела Елена.

— То, что ты изменила моему отцу! — выкрикнул одним залпом Тимко и оттолкнул ее от себя.

— Ты лжешь! — произнесла Елена медленно, впиваясь в лицо Тимка полными затаенной злобы глазами. — Ты ответишь за эти слова перед батьком.

— А ты перед мужем! — бросил ей нагло в лицо Тимко.

— Послушай, Тимко, такие слова не бросают на ветер. Ты смел так оскорбить женщину, так слушай же, теперь я, как гетманша, как мать, требую от тебя доказательств, слышишь, доказательств!

— Испугалась, побледнела, — перебил ее с злобною радостью Тимко, — так знай же, что я знаю все и все расскажу отцу! Все твои тайные козни, все твои зрады — все расскажу, все открою! — кричал он уже в исступлении, наступая на Елену; но Елена не потерялась. Из его бешеных, беспорядочных криков она поняла одно, самое важное, что и хотела узнать: доказательств еще не было в руках Тимка.

— А если ты посмеешь от этого отпереться, — кричал вне себя Тимко, — то я поклянусь на евангелии, я присягну всеми святыми, что ты лжешь, лжешь, как собака! Отец меня знает и слову моему поверит.

— Так слушай же, безумец! — приблизилась к нему Елена и произнесла медленным, отчетливым шепотом: — Я клясться не стану, у меня есть чары вернее всех клятв на свете, и посмотрим тогда, кому поверит гетман: дерзкому сыну или молодой, любимой жене!

С этими словами Елена быстро повернулась и вышла из комнаты.