У реки Смородины

– У меня много талантов, – не без хвастовства промолвил колобок.

– Тогда какого хрена ты делаешь в этой дыре? Давно бы укатился туда, где ценят талантливых, а не играют ими в боулинг.

– Тут ты меня грамотно поддел, – невесело хмыкнул каравай-трансформер. – Слишком долго объяснять, как я докатился до жизни такой.

– А я, если ты не заметил, никуда не тороплюсь, – усмехнулся дембель. – И еще. Меня Иваном зовут. А тебя?

Колобок так и сел. Его глазки заблестели, по румяной щечке потекла слезинка.

– Ты не представляешь, когда я слышал этот вопрос в последний раз! – Каравай шмыгнул носиком. – Мое имя Хлебороб. «Роб» – сокращение от слова «робот».

Старшой аж присвистнул.

– Я вижу, это слово тебе знакомо, – тихо промолвил колобок. – Неужели ты знавал прославленных супругов Сусекских-Скреби?

– Н-нет.

– Тогда я поведаю тебе свое жизнеописание с самых азов. Жили-были старик со старухой по фамилии Сусекские-Скреби. Великие многознатцы-алхимики. Детей им боги не дали, и тогда они положили себе создать искусственного ребеночка. На создание чуда Сусекские-Скреби истратили свои жизни и кучу денег. Сперва они ставили опыты на животных. Муж пересаживал частицы мозга человека собаке. Опыт провалился. Собака вроде бы очеловечилась, но вела себя как свинья. Жена была сильной ведьмой и посвятила годы изучению живых тканей. Она изобрела саморазглаживающиеся рубахи, которые еще и сами ползали в корзину с грязным бельем. Правда, рубахи разладились и уползли. Еще она создала упругий булыжник, отскакивавший сильнее, чем его бросили. Продырявив стены дома и нескольких городских зданий, камень улетел в небо и не вернулся. Но неудачи стали ступеньками к большому открытию. Наконец, супруги-колдуны объединили накопленные знания и вывели несколько законов создания новой жизни. Например, они пришли к тому, что для создания меня нельзя брать животных и мертвых людей, а следует взять за основу совершенно иную ткань. Жена предложила тесто. Было замешано несколько тысяч пробных вариантов. В разные образцы вкладывались различные усиливающие вещества и заклинания. Наконец Сусекские-Скреби получили тесто с нужными свойствами. Оно было запечено в особой колдовской печи. Будущему дитю придали форму шара, ведь идеальнее фигуры нету, согласись.

Иван поддакнул.

– Хлебный шар получился несъедобным, зато способным запасать немыслимое количество знаний. Кроме того, создатели вложили в него способность к самоизменению. Началась долгая и кропотливая работа по начинке знаниями и умениями. Шар стал очень умным и умелым, но не мог воспользоваться накопленным! В нем не было свободной воли, которая придавала бы потребность в использовании накопленного богатства. Другие ведуны смеялись над Сусекскими-Скреби, ведь редкий мудрец отличит шар, начиненный мудростью веков, от простой булки. Прочие чародеи прославлялись, двигая деревянных солдат, поднимая из могилы усопших, заставляя летать игрушечных птиц, только это все было не оживление. Зато супруги узрели в тех глупых опытах подсказку. Каждый случай ворожбы сводился к навязыванию кукле, мертвецу или птице последовательности движений, направленных на достижение какого-то сложного действия. Дед и баба разработали такие цепочки для колобка, создав так называемые задачи. От мелких задач они переходили к крупным, пока в один прекрасный день их детище не выполнило задачи «Видеть», «Слышать», «Говорить» и «Молчать». Кстати, после запуска задачи «Говорить» последняя была достигнута ой как не скоро. Сусекские-Скреби чуть не сошли с ума, слушая непрерывную болтовню колобка. А ты, кстати, не устал?

– Нет, что ты, – вежливо ответил Старшой.

Хлебороб откашлялся и продолжил:

– Крупные задачи состояли из мелких. Шар научился выполнять просьбы. Он был очень умелым, но еще не живым. Однажды супруги принесли домой странное вещество, которое испускало свет и грелось. В этом веществе таились опасные залежи силы, она буквально лучилась во все стороны. И на колобок тоже. Утром дед и баба зашли в комнату для ворожбы, и их встретил недовольный возглас: «Охренели, старые? Вы же меня угробите этой гадостью!» Это были мои первые осмысленные слова. Лучистая сила что-то изменила в хлебных структурах, и появилась пресловутая свободная воля. Я стал осознавать себя и окружающий мир. Итак, я сказал: «Охренели?..» Дед промолвил: «Оно живое!» и умер, а бабка упала в обморок. Увы, по неопытности я решил, что и она не перенесла первооткрывательского восторга, и задал стрекача. Любая жизнь избегает смерти.

– Да ты философ, – хмыкнул Иван.

– Любомудр, любомудр, – согласился колобок. – Или правильно говорить «мудролюб»? Да… С тех пор пронеслось немало лет. Супругов-колдунов забыли. Кто-то утверждал, что меня поскребли по сусекам. Другие полагали, что я прибыл с берегов Противотуманного Альбиноса, из графства Суссекс. Но истина погребена где-то рядом с Сусекскими-Скреби. Жизнь моя полна разочарований и поисков. Если я когда-нибудь решусь написать книгу воспоминаний, то я назову ее «Тот, кто ушел». Я от бабушки ушел, и от дедушки, и от медведя с волком. Даже от лисы, что бы там ни врала детская сказка…

– Ну, и почему не уйдешь от Драндулецкого?

– А здесь начинается самое интересное. Драндулецкий из тех, кто любит пустить пыль в глаза. Все эти его наряды, духи, мебель дорогущая… Он услыхал обо мне. Я у вас, людей, диковинкой считаюсь. Но я же ото всех ухожу. От чуркмен-паши ушел, от магистра ордена латунцев – отца Терминария – ушел, от князя мозговского Юрия Близорукого ушел, от кощея и то убег. Вот боялин Станислав и захотел заполучить то, что остальные не удержали. Нанял он какого-то недоброго чародея, кажется, Перехлюзда. Волшебник составил мощнейшее запирающее заклятие. Вот знаешь упырей? Они без приглашения в дом не могут зайти. Проклятый чародей вывернул это заклятие наизнанку и составил формулу, действующую на меня. Я услышал, что в Тянитолкаеве меня с удовольствием примет в гости некий боялин. «Почему бы и нет?» – спросил я себя. Путешествовать-то страсть как люблю. Прикатился. Драндулецкий встретил, оказал почести, покормил, киселем попоил. Вот в киселе зелье запирающее и было.

– Блин, повторяется наш кисельный отравитель, – вставил Старшой.

– Именно! Я нагостился, решил дальше податься. Качусь в двери – и словно в стену врезаюсь. Пробую выскочить в окно – то же самое. Вот уже третий год у подлого боялина живу.

Иван почесал затылок:

– Ну, ты же умник. Неужели не смог решить эту проблему?

– Само заклинание я разобрал, но оно остроумно защищено от разрушения. Жертва не разобьет. А волшебники к Станиславу не ходят. – Колобок вздохнул. – Единственный доступный способ – вынудить Драндулецкого отпустить меня добровольно. Но боялин не торопится говорить заветные слова. Смеется, мол, кого буду гостям показывать, если такую диковину отпущу?

– Да, попал ты, дружище, – посочувствовал дембель. – Похоже, настоящая лиса не в сказке, а тут. Большой хитрован этот Драндулецкий.

– Вам с братом хуже пришлось. Он к дракону, ты в темнице… А ребята вы неплохие. По-человечески ко мне отнеслись. Брат у тебя добрый, хоть и хмурый. Я потому и решил вам помочь, жаль, опоздал. Но тебя освобожу, может, успеешь на подмогу Егору-то.

– Как же ты меня освободишь? – усмехнулся Старшой.

Хлебец с ручками и ножками мало походил на избавителя от оков. Тем не менее колобок широко открыл ротик, запустил туда ручку и стал вытягивать из утробы что-то железное. Процедура вскоре завершилась, и Иван увидел грубо сработанный ключ.

– Отмыкай браслеты, – хлюпающим голосом сказал каравай, передавая ключ дембелю.

Старший сержант Емельянов видал когда-то фильмы про узников, которым передавали записки и ножовки, запеченные в буханки хлеба, но он не мог даже представить, что когда-нибудь попадет на место заключенного революционера, получившего столь экстравагантную помощь.

А ключик отлично подошел. Наверное, он был универсальным, прямо как железнодорожная «выдра». Иван мысленно восславил все типовые изделия, а потом в считанные секунды освободился.

– Ну, ты молодец, – протянул Старшой. – Дед и баба тоже молодцы. Классного Хлебороба испекли.

Колобок заулыбался:

– Я еще не на такое способен. В огне не горю, в воде не тону. Если разорвут в клочья – собираюсь обратно. Плющат – возвращаю себе форму. Я идеален!

Ивану пришлось оторвать каравая от сладостного процесса самолюбования.

– А как мы отсюда выйдем?

– Открывай дверь, и все.

– Она же заперта.

– С чего ты взял?

– Но охранник всякий раз лязгает засовом… – пробормотал дембель и осторожно толкнул дверь. Она подалась.

Хлебороб хихикнул:

– Это не охранник лязгает, а крюк. Его не накидывают на скобу. Зачем запирать, если сидельцы прикованы?

Емельянов-старший выглянул в коридор. Пусто.

– Куда теперь?

Колобок по-деловому оттеснил парня и вышел из каморки.

– Держись меня, Иван. Я тут каждую щель знаю.

– Подкоп делал? – прошептал сержант.

– Да, – признался каравай. – Но тоже уперся в невидимую стену. Проклятый чародей!

– Кстати, пока вспомнил, – спохватился Иван. – Откуда взялось слово «робот»?