У самой Волги

Говоря так, бабушка Надя взглянула на мужа и встревожилась. Что это вдруг омрачился Ерофей Кузьмич? Может, она что-нибудь не так сказала? И девушки-жилички о чем-то перешептываются. Может, они заметили что-то?

Бабушка почувствовала себя неловко. И чтобы выйти из неловкого положения, сказала:

– А у меня ведь еще орешки есть, я и забыла. Пойду-ка я принесу орешки...

Бабушка ушла на кухню.

А дедушка Ерофей Кузьмич подошел к жиличкам, сидевшим рядышком на сундуке, и сказал:

– Ну что ж вы, барышни, секретничать-то перестали? Или уже вышептали все секреты?

– Да мы и не секретничаем, Ерофей Кузьмич, - сконфуженно проговорила Галя.
– Мы просто так...

– Знаю я вас, - улыбнулся Ерофей Кузьмич.
– И секреты ваши знаю. Это вам только кажется, что никто их, кроме вас, не знает.

– Ну что вы, Ерофей Кузьмич!
– вздохнула Вера.
– Мы ничего не сказали...

– А вы скажите, не стесняйтесь, - посоветовал Ерофей Кузьмич.
– Я ведь слыхал, как вы сказали про Волгу: нехорошо, мол, что Волга близко...

– Ну, это правда нехорошо, - подтвердила Галя.
– И нам самим будет неприятно, поскольку мы у вас живем. И тоже, как вы, привыкли. Но ведь еще неизвестно, как все будет...

– Нет, уже известно. Хорошо известно, - сказал Ерофей Кузьмич.

– А что такое случилось?
– спросил Петя.

– Пусть вот они тебе объяснят, - показал дедушка на геодезисток.

– Ничего особенного пока не случилось, - сказала Вера и кокетливо поправила волосы.
– Но тут по плану, в связи со строительством гидроузла, река, разумеется, должна разлиться. И при этих обстоятельствах, конечно, не только этот домик, но и другие, рядом, будут...

Вера увидела бабушку, вернувшуюся из кухни, и умолкла.

– Словом, этот разговор сейчас ни к чему, - заключила Галя.

– А почему?
– спросила бабушка, поставив на стол тарелку с орехами.
– Я разве мешаю вам?

– Нет, что вы, Надежда Павловна!
– смутилась Вера.

Все занялись орехами. Вера попробовала раскусить орех зубами. Не удалось. Она взяла щипцы. Бабушка засмеялась.

– Не можешь, значит, Верочка, раскусить своими зубками-то? Не в силах? А ты погляди, как я делаю.

– И прижала орех зубами. Орех сию же секунду щелкнул и раскололся. Бабушка положила его на ладонь.
– Видела, Верочка? Значит, зубы у меня еще есть. Все налицо, по списку. Значит, я еще не такая старая, а ты меня жалеешь...

– Почему вы думаете, что я вас жалею?

– Жалеешь. Боишься, что я расстроюсь, если узнаю, что ты знаешь...

– Да я ничего такого не знаю.

– Нет, знаешь. Знаешь, что этот домик придется снести, и делаешь из этого секрет. Чтобы не расстраивать старуху.
– Бабушка вдруг сердито прищурилась.
– Да неужели, ты думаешь, я цепляться начну за этот домик во вред всеобщему делу? Неужели я буду, как буржуйка какая-нибудь, плакать, что вот, мол, пропадает моя собственность?

– Да он и останется вашей собственностью, этот домик, - сказала Галя. Вам за него государство большие деньги уплатит. И вам в другом месте квартиру дадут, еще много лучше этой...

– Успокаиваешь?
– сказала бабушка.
– Да разве я на старости лет за всю мою трудовую жизнь заслужила такое, чтобы меня девочки успокаивали? Разве в деньгах дело? Разве я покой особый ищу? Да мы с мужем моим Ерофеем Кузьмичом всю жизнь во всех больших делах, какие были, участвовали. Неужели я теперь, после всего, вот в этом домике замкнусь и ничего вокруг себя не увижу?..

– Ну ладно, ладно, - сказал Ерофей Кузьмич, - будет тебе, Надея, непомерную гордость свою выказывать! Будет!..

– А что, разве я неправду говорю?
– спросила бабушка.
– Разве у нас с тобой, Ерофей Кузьмич, только и хватило силы, чтобы построить этот домик? Разве тут конец нашей силе?

– Нет, это еще не конец, - поддержал жену Ерофей Кузьмич.
– Мы еще с тобой поживем, поработаем, Надея, поглядим на все...

– Вы, дедушка, хотели пойти со мной на Волгу, - напомнил Петя.

– Пойдем, Петра, - сказал дедушка.
– Пойдем. Я тебе сейчас покажу, что вокруг творится. А то, правда, засиделись мы тут...

Москва, февраль 1951 г.