У сумрака зелёные глаза

«Принцесса, твоя душа очищена покаянием, – сказала я. – Она светла и легка, как белая голубка. Не взваливай снова на себя бремя, которое уже давно снято с твоих плеч!»

Но её фигура с печальным вздохом начала удаляться, растворяясь в тумане.

«Нет! – рванулась я за ней, но обожглась огнём... И тогда, как в прошлый раз, я обратилась к туману: – Сумрак, отдай её душу. Взамен я жертвую тебе остатки своей человеческой сути. Отныне я буду питаться, как вампир – одной лишь кровью, приблизившись к твоим детям и по духу, и по образу жизни. Если тебя устроит такая жертва, отдай мне Алёнку!»

Пламя костра взметнулось, как живое, огромным столбом, и меня начало всасывать в палящий огненный смерч. В нём сгорало всё, что во мне ещё оставалось человеческого... Мама... Откуда она здесь? Её умоляюще протянутые ко мне руки охватило пламя, и её образ превратился в прах, то же случилось и с невесть откуда взявшимся отчимом. Корчились в огне образы Кельца, Змея, других охотников... И вдруг – Массимо! С вдохновенно развевающимися волосами и горящими глазами он воскликнул, перекрывая гул огня:

«Если в вашем сердце горит неугасимый светоч – любовь, сумрак не властен над вами!»

Выплюнутая огненной воронкой, я вновь очутилась на поляне под звёздами. Костёр догорал: видимо, времени прошло немало. Медведь сидел рядом, суровый и неподвижный, как изваяние, и в его глазах плясали отблески умирающего огня. Пустой лоток снова начал наполняться кровью, да так быстро, что я едва успела поднести его ко рту, роняя капли на траву и цветы. Бережно приподняв Алёнку одной рукой, другой я поднесла к её губам лоток с остатками крови.

– Выпей, принцесса... Всего пару глоточков, это не страшно.

Её глаза приоткрылись – туманные, потусторонние. Хоть в огне и сгорело столько человеческих образов, моя любовь к ней была на месте – никуда не делась, даже, как мне казалось, стала ещё глубже и нежнее, только теперь – с лёгкой горчинкой. Осторожно поддерживая Алёнку, я дала ей выпить несколько глотков... Кажется, она даже не поняла, что именно она пьёт. Поцеловав её алые от крови губы, я сказала:

– Я люблю тебя, Алёнушка.

Но всё оказалось не так просто. Обведя вокруг себя удивлённым взглядом, Алёнка спросила:

– Где я? Кто вы?

Я похолодела.

– Алён... Не пугай меня. Ты что, меня не узнаёшь?

Впрочем, вопрос был излишним: узнавания в её глазах я не видела. Морщась, как будто от головной боли, она спросила:

– Меня зовут Алёна? Странно, я этого не помню... Где мы? Что это за место? – Осмотревшись, она добавила: – Здесь красиво...

– Тебе нравится? – спросила я, еле сдерживаясь, чтобы не схватить её за плечи и не затрясти, крича: «Алёнка, Алёнка, да вспомни же! Это я!»

– Да, – задумчиво проговорила она, зябко кутаясь в одеяло. – Вот только я совсем ничего не помню... Даже жутковато.

Я осторожно обняла её – она не пыталась вырваться, и то слава небесам.

– Не бойся ничего, – шепнула я ей. – Тебе ничто не угрожает.

Она устроилась поуютнее, прижимаясь ко мне.

– Удивительно, но мне с вами спокойно и хорошо, хоть я вас и не помню, – сказала она.

Медведь принёс ещё охапку хвороста и тактично оставил нас вдвоём. Когда его фигура исчезла во мраке, я подбросила топлива в костёр, и он запылал веселее и жарче. Алёнка молча смотрела на огонь и куталась в одеяло. Пальцы у неё были ещё холодные, озябшие, и я стала греть их своим дыханием.

– Хм, что-то знакомое, – нахмурилась Алёнка.

– Что? – насторожилась я.

– Вот это. То, как вы мне греете руки... Вертится, вертится в голове... Не могу вспомнить.

Значит, она всё-таки всё слышала и чувствовала? Я прижала её к себе теснее, защищая от мрака, обступавшего нас со всех сторон и лишь немного разгоняемого пляшущим светом костра.

– Вы меня, кажется, целовали, – проговорила Алёнка. – Почему?

– Потому что я тебя люблю, – тихонько засмеялась я. – И ты меня... Ну, по крайней мере, ты так говорила.

Она хмыкнула.

– Здорово... У меня, оказывается, нетрадиционная ориентация. Ну и интересные же вещи я узнаю о себе! Впрочем... – Алёнка подняла голову, глядя на меня большими и тёмными, как ночные озёра, глазами. – Давайте ещё поцелуемся. Кто знает, может, я что-нибудь вспомню...

Она трогательно и доверчиво потянулась ко мне, и я с наслаждением обхватила её губы своими. Моя страсть её испугала, и её язычок робко отпрянул – как в первый раз. Пришлось сменить тактику, сосредоточившись на губах Алёнки без глубокого проникновения и давая ей тем самым время освоиться. Это сработало, и она начала отвечать.

– Ну, как? – спросила я.

– Мммм... – Алёнка чувственно облизнулась, будто съела что-то вкусное. – Странно... Очень странно. Оказывается, я жутко испорченная... потому что мне нравится. Ощущение знакомое, но... вспомнить вас я не могу. Мммм... – Она снова потянулась ко мне, потребовав: – Ещё!

Во второй раз она была смелее – раскрылась и впустила меня глубже, даже выпростала руку из-под одеяла и обняла меня за шею. Её глаза широко раскрылись, и в них отразилось что-то.

– Вот... Волосы, – сказала она. – Мне почему-то кажется, у вас на затылке должен быть короткий ёжик.

Казалось, совсем недавно я стриглась и брила виски и затылок, но с моей скоростью роста волос долго я с такой причёской не проходила. Теперь в мои волосы на затылке вполне можно было запускать пальцы, что Алёнка и сделала.

– Они были короче, – ответила я, вздрогнув от радости. – Обросла просто... Слушай, если так пойдёт, ты скоро всё вспомнишь!

Алёнка вздохнула и закрыла глаза.

– Я и хочу вспомнить, и боюсь... Мне кажется, там что-то плохое.

Я зарылась носом в её волосы, не зная, что ответить. Пожалуй, её память заблокирована не зря... Этот блок – самозащита её психики от разрушения. «Это слишком тяжело – жить с этим», – вспомнились мне её слова. Может быть, в её случае забвение было большим благом, чем восстановление воспоминаний?

А ведь это я сломала её. Она не хотела возвращаться, но я всё равно притащила её обратно в реальность. Ну да, так и есть... Потому что я не могла без неё существовать. Ни жить, ни дышать, ни смотреть в глаза будущему.