У Великой реки. Поход

— Хорошо, — кивнул я. затем спросил: — Где твоя часть сделки?

— В Гуляйполе на улице Длинный Тесак, что на самом берегу, есть дом. На первом этаже таверна «Хромой разбойник». На двух этажах — номера, которые сдадут на час. Но есть и глухой подвал. В подвале есть потайная дверь, которую можно увидеть только с заклятием «истинного взгляда», её закрывает иллюзия большой силы. За иллюзией дверь железная. Которую можно сломать. Или взломать. Или взорвать. Как угодно. За ней ход — длинный, тёмный. В конце хода есть портал, активированный всегда. Он ведёт за Лесной хребет, от портала — дорога, скорее даже тропа, годная конному, но повозка не пройдёт. Сам выход во дворе крошечного замка, даже не замка, а крепкого особняка.

— Выход охраняется?

— Наверняка, но я не знаю каким образом. Меня провожали — и сразу же вели дальше от этого места. Там есть конюшня, в ней кони, которые не боятся вампиров. Конному всё равно пара дней пути, но есть убежище [72] для ночлега, там и для лошадей место есть. А затем дорога упирается в большой замок, в котором бывает Белый. Бывал, по крайней мере, часто бывал. И дорога туда одна, и всё вокруг охраняется. Как именно — я тоже сказать не смогу. И магически, и не магически, это я знаю. Как обойти охрану — не имею понятия. А через портал можно прорваться.

72

Убежище — никем не охраняемое укрепление, построенное в пустынном месте, на дороге, где нет постоялых дворов. Возведение схронов — обязанность местных феодалов, некоторых монастырей и городских общин. Чаще всего это нечто вроде конюшни на первом этаже, с башней на ней. Смысл в том, что путешественники могут запереться внутри и переждать ночь. Главное — проверить, когда заселяешься, не поселился ли там кто-то до тебя.

— Хорошо, я проверю, — кивнул я. — Если ты обманул — я вернусь.

— У тебя плохо с логикой, — засмеялся вампир. — Если я обманул, твоя клятва ничего не стоит. Я не обманул. Ищи портал там.

— Верно. Наверное, устал я сегодня. Что ты хотел ещё сказать? Я бы ушёл из этого гостеприимного места с удовольствием.

— Хотел попрощаться. Уже не увидимся, — ответил вампир. — Помни, что ты мне обещал.

— Может, и увидимся, — пожал я плечами.

— Нет, уже не увидимся, — повторил вампир и посмотрел в потолок.

Я встал со стула, понимая, что сейчас произойдёт что-то. Вампир зашевелил губами — сначала беззвучно, затем я его услышал. Голос его стал громче, затем начал двоиться, троиться. Он уже кричал, притом так, что гудели решётки, разделяющие нас. Он кричал что-то вроде: «Теперь же, Ашмаи, лич и сеньор нашего народа, я предаю тебя этим людям. Я предаю твоё дело и предаю твоё имение! Я называю им твоё настоящее имя, ибо имя это — Ac…»

В этот момент голос его пресёкся, словно кто-то звук выключил, а сам он вспыхнул, как облитый бензином. По мне ударило страшным жаром, я едва успел отскочить, прикрывшись локтём, броситься к выходу, где в дверях столкнулся с двумя надзирателями, бегущими к нам. Но, ощутив этот жар, они тоже бросились назад, топая ботинками по бетонному полу.

— Пожарных зовите! — заорал один из них.

Где-то громко затрещал звонок пожарной тревоги, послышались крики. Но всё закончилось само собой — окутанное пламенем с головы до ног тело Арлана пару раз метнулось из стороны в сторону, ударилось в решётку с такой силой, что та загудела, упало навзничь, пару раз дёрнулось и затихло. Костёр быстро догорел, и через пару минут о том, что случилось, напоминал лишь тяжёлый запах серы и кучка пепла в форме тела скорчившегося человека. Я стоял, открыв рот от изумления.

— Какой прекрасный способ, — послышался у меня за спиной голос Бердышова. — Как же мы до него не додумались?

Я обернулся. Генерал стоял прямо у меня за спиной. Я не слышал, как он подошёл.

— Не додумались до чего?

— До такого способа самоубийства, как тот, который вы видели сейчас. Вы же поняли, что вампир вовсе не собирался выдавать Ашмаи?

— Ну… да. Слишком уж громким и долгим было вступление. Много патетики.

— Верно, — кивнул Бердышов. — На нём было заклятие «огненной печати». Тот, кто выдает запечатанную тайну, сгорает так, как мы видели только что. Быстрая, неотвратимая смерть.

— И что? — не понял я, к чему он клонит.

— Знаете, я не всегда сидел в кабинете, — сказал он, прихватив меня за локоть и тихонько направляя к выходу. — В двадцатилетнем примерно возрасте мне случилось попасть в плен. Мы тогда работали против одной странной секты с изуверскими наклонностями. Через день после пленения я мечтал о смерти столь же горячо, как и о жизни. Ещё через день меня освободили. Чистое везение — банда просто напоролась на эскадрон зуавов, и к тому же меня забыли добить. Меня вылечили, но я помню каждую секунду своего дня в плену.

Мы поднялись по лестнице, по той самой, из подвала, по которой мне сегодня ходить уже довелось. Бердышов шёл рядом, продолжая говорить:

— Мне повезло, а многим агентам так не везёт. Что мы знаем о том агенте, который бесследно исчез с разгромленной явки в Биларе? Я знаю, вы об этом прочитали. Какую судьбу он встретил? Ведь это так просто — не дать пленному покончить с собой.

— Верно, не сложно, — осторожно подтвердил я.

— А теперь представьте, что я наложил… не сам, разумеется, но все тверские маги по моему ведомству служат, наложил на вас заклятие «огненной печати». А ещё лучше — заклятие «ядовитой печати», отравляющее быстро и безболезненно. А предмет, который вам нельзя разглашать… ну… — Он поискал глазами по сторонам, затем вытащил из кармана свой бумажник.

Раскрыв бумажник, он заглянул в него, быстро пересчитал купюры.

— Вот… двести двадцать рублей на ассигнации. И это мы можем сделать секретом, если пожелаем. И теперь, для того чтобы вы могли в любую секунду покончить с собой, вам достаточно будет выкрикнуть: «В кошельке у Бердышова такого-то числа такого-то года было двести двадцать рублей на ассигнации!» Ну или ещё что-нибудь. Каково?

Я даже остолбенел от такой простоты решения. Действительно, кто меня спросил бы о такой ерунде? Никто. Кому это охота знать? Никому. Даже мне самому. Плевать мне, сколько сейчас денег в кошельке у Петра Петровича Бердышова. Можно ли сделать это смертельной тайной? Да проще некуда — что угодно можно сделать. То, что ты будешь повторять вслух во время наложения заклятия. И окажись я в руках у… того же Пантелея, например, я смогу убежать в смерть от того, что может быть хуже.

— Скажите, ваше высокопревосходительство… — обратился я к Бердышову. — А нельзя ли мне стать испытателем подобного способа?

— Почему бы и нет? Придумайте только, чего вы никогда в жизни не станете говорить вслух, даже будучи мертвецки пьяным. Что вам не важнее всего в жизни?

ГЛАВА 26, в которой герой впервые пожалел о заплаченном за Машу штрафе

Выбрался я из контрразведки уже затемно, вынося под мышкой брезентовый свёрток с карабином, который мне отдали в дежурке на выходе. И, к своему удивлению, обнаружил Машу, сидящую в кабине «копейки» и читающую газету под светом фонаря. Вид у неё был как у любого человека, просидевшего несколько часов в ожидании кого-то: понурый и усталый.

— Маша… а почему ты здесь? — спросил я. — Мне сказали, что всем готовы снять номер в гостинице «Волга». И это совсем рядом.

— Я не пошла, — ответила девушка, отложив газету. — Решила всё же дождаться тебя. Думала, что недолго, а потом уже вроде бы и уходить смысла не стало, решила, что скоро придёшь. А ты там совсем застрял.

— Верно, застрял вовсе, — согласился я. — А Лари?

Маша фыркнула, затем сказала:

— Нашу Лари аж четыре кавалера увели. Взялись сопроводить до отеля или не знаю куда. Один багаж нёс, второй беседой развлекал, ещё двое следом семенили. Она уже блистает на весь город. Думаю, что мы её больше не увидим.