Уарда

Посреди лагеря стояли палатки фараона, окруженные гвардейцами и колесничими.

Вспомогательные войска расположились порознь, каждая народность отдельно, а между ними стояло по отряду тяжеловооруженных египетских воинов и лучников. Здесь можно было увидеть чернокожих эфиопов со свалявшимися в войлок волосами, украшенными перьями. Рядом развлекались красивые и стройные «сыны пустыни» из Аравийской пустыни, отделяющей Тростниковое море от Египта; подергивая бедрами и потрясая копьями, кружились они в военной пляске. По соседству расположились на отдых светлокожие сардинцы в металлических шлемах, вооруженные огромными мечами; белые ливийцы с покрытыми татуировкой руками и пучками страусовых перьев на макушках; смуглые арабы с остроконечными бородками– они никогда не разлучались со своими конями, молились небесным светилам и шли в бой кто с копьем, а кто с луком и стрелами. Столь же разнообразной, как и вид всех этих воинов вспомогательных отрядов, была их речь, но все они беспрекословно подчинялись фараону.

Посреди шатра фараона стоял легкий алтарь со статуями фиванских богов и предков Рамсеса. Сейчас этот алтарь был окутан облаками благовонных курений, так как с вечера накануне битвы и до ее конца жрецы должны были приносить жертвы царю богов Амону, богине Нехебт, дарующей победу, и богу войны Монту.

Рядом со спальной палаткой фараона стояла клетка с его львами, а перед шатром военного совета высились мачты с флагами. Сейчас в этом просторном шатре царила тишина. Зато в кухонных палатках и в примыкавших к ним винных складах было очень шумно и оживленно.

Ярче всех была освещена огромная палатка, имевшая форму длинного прямоугольника и увешанная со всех сторон разноцветными фонарями, где Рамсес вместе со своей свитой обедал и ужинал. У ее входов застыли телохранители – сардинцы, ливийцы и египтяне с обнаженными мечами в руках. Они были так поглощены своим ответственным и почетным делом, что не обращали внимания даже на блюда с яствами и сосуды с вином, которые прислужники фараона, сыновья знатнейших семей Египта, принимали у входа из рук поваров и кравчих.

Покатая крыша и стены этого роскошного походного шатра, который легко можно было собрать и разобрать, состояли из плотных ковров, вытканных в Мемфисе и окрашенных в пурпурный цвет финикийцами в Танисе. Мастера из Саиса вышили на этой дорогой ткани серебряными нитями сотни изображений коршуна победы, одну из форм воплощения богини Нехебт. Кедровые столбы, поддерживавшие палатку, были обиты золотой фольгой, а канаты, удерживавшие это легкое сооружение, были сплетены из серебряных и шелковых нитей.

Внутри палатки ужинало сейчас за четырьмя столами более ста человек, за тремя столами, на легких табуретах, сидели военачальники, представители жреческой знати и советники Рамсеса. За четвертым, стоявшим в некотором отдалении, расположились сыновья фараона. Сам же Рамсес восседал на троне за особым столом, золотые ножки которого были вырезаны в виде фигур пленных азиатов. Его стол и трон стояли на ступенчатом возвышении, покрытом шкурами пантеры; но и без этого величественная фигура фараона Рамсеса намного возвышалась бы над сотрапезниками. [ 210 ]

210

«…но и без этого величественная фигура фараона Рамсеса намного возвышалась бы над сотрапезниками». – Судя по сохранившейся до наших дней мумии Рамсеса II и его бесчисленным статуям (которых известно около трех тысяч), он был очень высок ростом и удивительно красив. На основании многочисленных исторических данных об этом фараоне нам известно, что правил он шестьдесят семь лет, умер, когда ему было за восемьдесят, имел семьдесят четыре жены, сто одиннадцать сыновей и шестьдесят восемь дочерей.

В просторном шатре было светло как днем.

Фигура фараона была огромна, его гордую голову с высоким лбом охватывала диадема, посредине которой красовались два золотых урея с коронами Верхнего и Нижнего Египта. Широкое ожерелье-воротник из драгоценных камней покрывало половину его груди, а нижняя часть была обернута широкой повязкой. Обнаженные руки украшали золотые обручи. Его красивое тело было словно отлито из бронзы, а гладкая кожа, обтягивавшая крепкие мускулы, тускло отливала медью.

Сидя в кругу приближенных, он отеческим взором поглядывал на своих сыновей.

Лев отдыхал, но и на покое это был лев, и все знали, как страшен он будет, если его могучая рука, мирно разламывающая сейчас лепешку, сожмется в кулак.

Все в этом человеке было величественно, но он не вселял в сердце страха, ибо хоть и властно сверкали его глаза, зато все лицо светилось удивительной мягкостью, а низкий голос, рождавшийся где-то в глубине его широкой груди и покрывавший порой грохот сражений, мог звучать ласково и сердечно.

Прекрасно сознавая свое могущество и величие, он тем не менее всегда оставался человеком, и ему не были чужды порывы простого сердца.

Позади Рамсеса стоял молодой человек и подавал ему чашу, предварительно сам пробуя вино. Это был Мена – возничий фараона и его любимец.

Этот человек был строен и силен, гибок и вместе с тем полон достоинства, а в его красивом лице с ясными глазами сочетались гордость и доброта. От него едва ли можно было ждать делового совета, зато он всегда оставался заботливым, смелым и преданным другом.

Ближе всех к фараону сидел его старший сын Хаемусет, недавно получивший высокий сан верховного жреца Мемфиса. Рамери, освобожденный из плена, куда он попал по дороге в ставку фараона, как самый младший, сидел в дальнем конце стола, рядом со своим братом Мернепта. [ 211 ]

– Да, конечно, это нешуточные обвинения! – сказал фараон, продолжая разговор. – Каждый из вас, обвинителей, говорит правду, но любовь ко мне вас ослепляет. Все, что сообщил мне о везире Рамери, написала в своем письме моя дочь Бент-Анат и доложил мне управитель конного завода Мена, не очень меня беспокоит. Я хорошо знаю Ани, – знаю, что, временно заняв трон, он бесцеремонно развалится на нем, но мы вернемся домой, и он вполне удовольствуется своим более скромным креслом. Великие планы и отважные подвиги – не его стихия; но для исполнения готовых предписаний он вполне подходит. Вот поэтому-то я и сделал его своим везиром.

211

Мернепта – тринадцатый сын фараона Рамсеса II и наследник престола, вступил на престол уже пожилым человеком в 1225 г. и правил по 1215 г. до н. э.

– Но Амени, как видно, сумел разжечь в нем честолюбие и поддерживает его своими советами, – сказал Хаемусет, почтительно склоняясь перед отцом. – Глава Дома Сети – человек смелый и мудрый, к тому же по крайней мере половина жрецов на его стороне.

– Это нам известно, – спокойно промолвил Рамсес. – Жрецы невзлюбили меня за то, что я призвал к оружию крестьян, обрабатывающих их земли. Хорошенький народец они мне прислали! От первой же стрелы храбрость этих воинов улетучивается, как дым. Пусть они завтра охраняют лагерь. На это они еще пригодны, в особенности если растолковать им, что, захватив палатки, противник вместе с ними заберет и хлеб, и мясо, и вино. Вот возьмем Кадеш, тогда пусть храмы на Ниле получают лучшую часть добычи. А ты, мой юный верховный жрец Мемфиса, должен объяснить твоим собратьям, что если Рамсес берет что-нибудь у служителей богов, то вернет он им сторицей.

– Недовольство Амени имеет более глубокие корни, – возразил Хаемусет. – Твой могучий ум ищет и находит свои пути…

– А жрецы, – перебил его Рамсес, – привыкли наставлять даже царей. Что ж, я не прочь! Я правлю как наместник высшего божества, но сам я не бог, пусть даже они воздают мне божеские почести. Со смиренным сердцем я охотно передаю им в руки посредничество между моим народом и богами, а в делах людских я, разумеется, распоряжаюсь по собственному усмотрению. Но довольно об этом! Мне тяжело сомневаться в друзьях, я не могу обойтись без доверия даже несмотря на то, что когда-нибудь, возможно, буду обманут.