Убегающий ручей

Дед ладил домовину –

Привык топор к руке.

Рубаху из сатина

Берёг он в сундуке.

Печаль в избе-светлице,

А на дворе темно.

… И выпорхнула птица

В открытое окно.

* * *

Крик чаек здесь то глух, то звонок.

Вдали горячих туч накал.

Рассвет, восторженный ребёнок,

С пригорка смотрит на Байкал.

Он тянется к зелёной глади.

В Байкале тихом, без волны,

Его младенческие пряди,

Как в зеркале, отражены.

В тумане робком чайки тают,

И тают звёзды, как мечты.

Лиловые лучи мерцают

Из глубины, из высоты.

Глаза прикрою – в свежей рани,

В молчащем круге сонных скал

Ребёнок плещется в лохани,

И белый свет велик и мал.

* * *

Тропа по кедрачу

На ягодник легла,

И тихо я шепчу:

«Брусника зацвела».

Кругом цветёт она,

Росинками горя,

И в ней растворена

Весенняя заря,

Что по утрам, спеша,

Летит будить тайгу,

И, листьями шурша,

Я в ягодник бегу.

Брусника соберёт

По осени зверьё,

Птиц стайки и народ.

Она возьмёт своё –

К ней на поклон придут

В кедровые боры.

… Пока ещё цветут

Брусничные ковры.

* * *

Берёзу ранил ты – дорога далека –

Во время жажды не дрожит рука.

Губами к свежей ране ты присох,

Как освежил тебя древесный сок.

Тайга твоё богатство и приют.

Деревьев ветви о весне поют,

Они вот-вот покроются листвой,

Облитые небесной синевой.

А сока привкус чуть солоноват.

Перед тайгой ты не был виноват.

Берёза – это светлый знак добра.

Спасёшь ли ты её от топора?

* * *

Я не соколом в небе парил,-

Жил и верил в земную быль.

Но за это мне мир подарил

Лишь серую дорожную пыль.

А искал я неведомый клад,

За спиною немало путей.

Частым встречам всегда был рад,

В мире много славных людей.

В людях клад – их дела и слова.

Мне ль страшиться в дороге зла?

Колдовская разрыв-трава

У обочины зацвела.

Поселковая весна

Лёд умирает.

Звона

Капель.

К раме

Оконной

Жмётся апрель.

Мы босяками

По холоду

Вод

Ногами

Голыми,

Где плачет лёд.

Светлая доля

В этой деревне глубинной

Только одни старики.

Зреют в оградах рябины,

Лука на грядках пучки.

На «Жигулях» навещают

Дочери да сыновья,

Поле они примечают,

Тихую песню ручья…

Вьются чижи по-над крышей,

Осень нарядна, свежа.

Шепчет – и громче, и тише –

Жёлтой травою межа.

Я ль по весне здесь посею

Хлеб свой насущный кругом?

Может, хоть это сумею,

Коль не забуду потом…

Вот оно, зрелое поле!

Тишь на душе да покой.

Счастье – крестьянская доля.

Родина их под рукой.

Сибирская деревня

Взгромоздился петух на поленнице.

Он владыка на сельском дворе.

Спать бы спать, да горланит, не ленится,

Наклоняясь алым гребнем к заре.

У печи хлопотунья хозяйка

Вся в заботах о пирогах:

– Мил-дружище, пора уж, вставай-ка,

Всё село уж, поди, на ногах.

Я в гостях у сибирской деревни

И живу по законам села.

В ясных взглядах и говоре древне

Русь живёт, как и прежде жила.

Выхожу в рань-прохладу из горницы,

Что крестьянским уютом строга.

Облака друг за другом гонятся,

И в росе молодеют луга.

Слышу я петушиное пение,

Петухи и вблизи, и вдали…

Ожило, пробудилось селение,

Что душа у весенней земли.

За чаем

– Сашка, пей и не скучай,

Русский чай, сибирский чай.

А чего мне? Я не прочь.

Я согласен, хоть всю ночь.

Чай не в радость без бесед.

Ночью к нам придёт сосед,

Спросит,– можно ли чайку,

Разогнать, мол, грусть-тоску.

– А какая, слышь, беда?

– А такая, как всегда.

И пойдёт рассказ о том,

Что пришёл в упадок дом,

Что старуха померла –

Вроде как вчера была…

Слушаю в который раз

Жизнь-житуху без прикрас.

Расчихался самовар,

Как хозяева, он стар.

Мерцание свечи

В глуши ночной земли

Молись, зови, кричи!

Мне видится вдали

Мерцание свечи.

Я знаю, ты, Господь,

Во тьме свечу зажёг,

Чтобы душа и плоть

Тобою жили, Бог.

Дай света мне и дня

Для сердца и для глаз.

Ты не спасай меня,

Спаси надежду в нас.

Развей тревожный мрак,

Зарёю протрубя.

Пусть я живу не так,

Но верую в Тебя.

Мерцал в глубинах душ

Твой образ много лет.

Но только не порушь

Надежду на рассвет…

Ты с нами, ты со мной.

Твой свет боготворю!