Убей-городок 2

У нас в семье как-то не приняты ни объятия, ни поцелуи. Но все-таки, мама не удержалась, обняла своего непутевого сына. А я, если раньше бы засмущался, отстранился бы поскорее, то теперь просто стоял и молча гладил по спине свою мать. Нет, все-таки маму. Ту самую, которую похоронил много лет назад, что лежит в земле рядом с отцом, а я каждый год приезжаю на кладбище, чтобы навестить их могилы.

Нет, мама живая. Настоящая. А еще — удивительно молодая. А как же ей быть не молодой, если ей и всего-то сорок пять лет? Я, нынешний, старше ее на двадцать лет. Как-то даже неловко называть молодую и красивую женщину мамой. Чтобы скрыть смущение, пробормотал:

— Мам, а я гостинцев привез.

Принялся выгружать из сумки и сгущенку, и «Птичье молоко», и пошехонский сыр.

— Лешка, а чего ты тратился-то? Ладно еще конфеты — их только у вас такие вкусные делают [25] , а сыр-то с сгущенку и нас продают, — покачала головой мама.

Ну да, ну да. Что-то у меня малость сдвинулось в черепушке. Год-то нынче не восемьдесят шестой, а только семьдесят шестой, а в магазинах, пусть и нет такого изобилия, как в двадцать первом столетии, но все вполне себе неплохо. И в нашем сельпо все есть.

25

В качестве авторского отступления: в советское время каждый район Вологодской области выпускал какие-то свои конфеты. В Грязовце делали «Школьные», в Шексне — ириски, в Кич-городке — карамель в виде карандашей. Череповецкие конфеты «Птичье молоко» на самом деле были самыми вкусными в СССР. Возможно, его выпускали бы и поныне, но название было запатентовано другой фабрикой. То, что сегодня продают под этим названием, совсем не то, что было в 1970–1980-е годы.

— Лешка, я как чувствовала, что ты приедешь, пирогов напекла! — радостно сказала мама. — Умывайся, в бане вода еще теплая должна быть — вчера топили, а потом кормить тебя буду. Только всю воду не трать — отцу оставь. Его еще спозаранку на ферму вызвали — корова в Стеблеве растелиться не может.

Странно. В деревне Стеблеве — от нас это километров двадцать, тоже имеется ферма, но там и свой ветврач есть. Почему отца-то вызвали?

Мама выдала мне чистые трусы и майку, и я отправился в баню.

Вода, правда, была еле теплая, но все равно, вполне нормально, чтобы сполоснуться.

Вышел в предбанник, раздался стук в дверь.

— Леша, ты оделся? Я тебе спортивки принесла и рубашку.

— Ага, — отозвался я, спешно натягивая трусы.

Мама, подождав минуту, чтобы стеснительный сын успел прикрыть свое хозяйство, вошла в предбанник. Посмотрев на меня, переменилась в лице и села на лавку.

— Леша, а это у тебя что?

Блин! А майку-то я не успел надеть.

— Мам, ну это самое у меня тут, вот так вот, да ничего страшного, — залепетал я, хватая майку. В суматохе попытался просунуть голову не туда. Но мать уже успела взять себя в руки.

— Постой, — властно потребовала она. Встала, подошла ко мне и провела рукой по шраму, уже зарубцевавшемуся. Потом констатировала: — Ножевое ранение. Зашили хорошо.

Мои родители познакомились в Вологде, когда отец учился в Молочном институте [26] , а мать в медицинском училище. Она даже успела поработать по специальности, а потом отец получил распределение в колхоз, а вот маме работы не нашлось, поэтому она и стала почтальоном.

Я усадил маму на лавку, сел рядом с ней и вздохнул:

26

Ныне Вологодская государственная молочно-хозяйственная академия имени Н. В. Верещагина.

— Мам, все уже позади. Полежал пару недель в больнице, выздоровел. Так что, все нормально.

А мама, уткнулась мне в плечо, обняла меня и заплакала.

Ну почему же я не помню, как все происходило в прошлый раз? Странно. Кажется, такие вещи должны запоминаться. А может, в прошлый раз мне удалось как-то скрыть от родителей факт своего ранения?

Да, точно, так оно все и было. Мама узнала о ранении спустя два года. Шрам-то все равно не спрячешь от ее взгляда. Тем более, если она медсестра, а отец — ветеринар. Они такие вещи просекают на раз-два.

— Мам, а я есть хочу, — сказал я, чтобы отвлечь мать от переживаний.

А со стороны дороги послышался рев мотоцикла. Вон, сворачивает сюда, к нашему дому. Стало быть, вернулся отец. Ну да, рев его «скакуна» я ни с чем не перепутаю. «Урал» с коляской ему выдали в колхозе, чтобы успевал ездить на всякие сложные случаи.

— Пошли, — встала мать с места. — Рубашку накинь и отцу пока ничего не говори. Ему, скорее всего, трудные роды принимать пришлось.

То, что роды были трудными, мать догадалась по затраченному времени. Если отца вызвали на чужую ферму, то неспроста, а коли супруг задержался так долго, то значит, совсем плохо.

Отец был мрачен. Конечно, моему появлению он обрадовался, но все равно, было заметно, что его что-то угнетало.

— Здравствуй Леша, — кивнул отец, уклоняясь от моих объятий. Пояснил: — Грязный я весь, и в крови. Сейчас быстренько помоюсь, переоденусь, потом…

— Коля, как там? — поинтересовалась мать.

— Хреново, — вздохнул отец. — Неправильное предлежание, теленочек крупный был, но умер. Еще хорошо, родительницу удалось спасти.

Я никогда особо не вникал в дела отца, но коли уж вырос в семье ветеринара, то знал, что правильное предлежание, это когда теленок выходит из своей мамки как положено — голова и лапы, то есть, ноги, идут вперед. А неправильное — если он идет задом. Вот тут без посторонней помощи корове не родить и человеку приходится ей помогать. Дело это трудное, грязное. Даже и пересказывать не стану. Все равно я точно рассказать не смогу, так что и незачем. А мой отец всегда воспринимал несчастные случаи очень близко к сердцу.

— Вызвали бы меня вовремя, все бы в порядке было, — устало сказал отец. — У коровы вчера вечером начались схватки, воды отошли, а мой коллега решил вколоть окситоцин. Дескать — матка откроется, к утру родит. В общем, теленка вытащили, только мертвого. Корова жива, так уже хорошо.

Отец махнул рукой и пошел в баню.

Вот я и говорю, что живя в семье ветеринара, я кое-что знал. Скажем, тот факт, что окситоцин не открывает матку у коровы, а напротив, он ее сокращает. Но коли мать удалось спасти, а теленка вытащили, стало быть, матка была открыта. Если бы ветеринар вовремя проверил, как расположен плод, то беды бы не случилось. И что там, коллега отца из Стеблева? Был пьяным или поленился проверить? Отец бы точно проверил — и ректально, а потом и через влагалище.

Отец, кстати, очень хотел, чтобы я пошел по его стопам. А мама мечтала, чтобы я пошел поступать в медицинский институт. Но мне в школе химия с биологией давались не слишком хорошо. Вернее — даваться-то они мне давались, но никогда не нравились эти науки. А как без них учиться хоть на человеческого врача, а хоть и на звериного? Мне больше нравились история и литература. Книги любил читать, даже что-то писал. Но вот, подался в милиционеры.

Минут через пятнадцать мы уже собрались за столом. Мама разлила по тарелкам суп, что сварился в русской печи (господи, да когда же я такой суп ел в последний раз?), а отец хитровато кивнул супруге:

— Ну что, Наталья Петровна, по рюмочке пропустим в честь приезда сына? — Покосившись на меня, спросил: — Будешь, товарищ участковый?

— Буду, если немножко, — кивнул я, решив, что под такую закуску не грех и выпить. — Только, пап, я уже не участковый.

— А что, неужели выгнали? — хмыкнул отце, разливая по рюмкам водку.

— Пап, а чего сразу — выгнали? — слегка возмутился я.

— А что, сам ушел? Слышал, что из милиции не увольняют, а только выгоняют. Неужели решил за ум взяться?