Убей свою любовь
Шрифт:
Я брела по Староневскому в сторону Лавры, под ногами квасился снег, превратившийся за день в кашу, но даже это не делало Питер менее приятным. Поражало другое – кроме вот этой каши под ногами, здесь совершенно не было привычной моему глазу уличной грязи. Я поймала себя на том, что, покурив, несу окурок до попавшейся урны, а не бросаю под ноги – неудобно испортить эту чистоту. Интересно, это тут люди такие или просто дворники хорошо работают? Вторым моментом, разительно отличавшим питерскую публику от любой другой, была готовность помочь. Незаметно для себя свернув на какую-то улицу, ответвлявшуюся от Староневского, я минут через десять совершенно не соображала, куда мне теперь идти, стояла посреди тротуара и растерянно озиралась по сторонам. В нашем городе, если ты спрашиваешь дорогу, тебе молча задают рукой нужное направление – и все. А здесь... Первая же бабулька,
– Идем, детка, я тебя провожу, не то снова заблудишься.
– Да вы мне просто скажите, как пройти, и все, – попыталась я удержать отзывчивую старушку, чтобы не нарушать ее планов, однако бабуля и слышать ничего не хотела:
– Мне нетрудно, зато будет спокойно, что ты не заблудишься еще сильнее. У нас тут улицы такие хитрые, что приезжему не сразу по силам разобрать.
Все оказалось предельно просто – я повернула в подворотню и через три сообщающихся дворика вышла с другой стороны. Искренне пожелав бабуле доброго здоровья, я устремилась в сторону отеля, стараясь больше не задумываться на ходу и не сворачивать никуда – от греха подальше.
Прогулка пробудила во мне аппетит, и я завернула уже по традиции в бистро – оно еще работало, и посетителей на сей раз было довольно много. Для меня нашлось местечко за одиночным столиком у окна, я скинула куртку и блаженно вытянула ноги. Больная гудела от напряжения, но я не особенно обращала на это внимание – Фо Ду говорил, что нельзя потакать капризам организма, нужно учить его преодолевать слабости и боль, если она в рамках терпимой. Закурив, я разглядывала интерьер. Судя по всему, хозяин обладал тонким вкусом и безупречным чутьем. Здесь все было настолько гармонично, что даже при сильном желании придраться к оформлению сделать это не представлялось возможным. Я заметила, что рисунок на потолке вокруг огромной колонны в центре зала, имитировавшей небольшой газетный киоск и одновременно служившей шкафчиком для хранения специй, – летящие друг за другом птицы и повар – с точностью повторялся и в росписи посуды. На больших салатных тарелках летела точно такая же развеселая цепочка. Какао тут подавали в медных чайничках, а душистый травяной чай – в кирпичного цвета керамике. А еще меня поразили здешние кондитерские изделия – совершенно натуральные французские пирожные, по вкусу не отличавшиеся от тех, что я пробовала в Париже, когда летала туда с Сашей. Но что самое главное – тут не было громкой музыки, раздирающей слух и мешающей общаться. Деликатный французский шансон, негромко доносившийся из динамиков, абсолютно не раздражал, напротив – создавал определенную атмосферу. В общем, я влюбилась в это место.
Закончив ужинать, я побрела в отель, по дороге завернув в маленький круглосуточный магазин за сигаретами и пачкой сока. С удивлением отметила про себя, что прогулка и последовавший за ней довольно долгий ужин расслабили меня и вытеснили из головы весь ужас сегодняшнего дня. Это было очень кстати – мучиться ночью от кошмаров совсем не хотелось.
В номере ожидал сюрприз – огромный букет и записка: «За хорошую работу». Содрогнувшись, я взяла вазу и отнесла на ресепшен администратору, сославшись на аллергию.
Следующий день я провела в музее. А как можно побывать в Питере и не посетить музей любимой поэтессы? Я фанатично обожаю Ахматову, цитирую ее страницами наизусть, а потому не посмотреть квартиру, в которой она жила, считала кощунством. Тем более что располагался дом-музей относительно недалеко.
Благообразные старушки-билетерши, смотрительница с тихим голосом, выдавшая мне электронный гид и объяснившая, как им пользоваться, подъем по лестнице и, наконец, дверь в квартиру – все это настроило меня на лирический лад. Я ходила по комнатам, помнившим шаги Ахматовой, и про себя декламировала стихи. Здесь меня вдруг охватил такой покой, что если бы было можно, я осталась бы в этом доме навсегда. Уже отзвучали последние слова электронного гида, а я все кружила по квартире, разглядывая мебель, письменный стол, низкое широкое кресло, книги, принадлежавшие Ахматовой. Я всегда чуть-чуть завидовала талантливым людям – им подвластно что-то такое, чему никогда не научатся обыватели, в том числе и я. Даже немытый байкер Слива, прозванный так за вечно синий нос, и то вызывал во мне уважение своим умением складывать вроде бы обычные слова в поэтические строки. Я же умела только засылать патрон в патронник и не промахиваться
по мишени...Вечерний аэропорт, сутолока, раздражающая толчея кругом, холодное кафельное «щупальце», связывающее основное здание с небольшой полностью стеклянной «таблеткой», откуда производятся выходы к самолетам, длиннющий траволатор, которому не видно конца-края, и ощущение такое, что если вдруг перепутал выходы на посадку, обратно вернуться возможности уже не будет. Голубой и белый кафель стен создает ощущение больничного подземного перехода – такой бывает в любом большом лечебном учреждении. В общем, я чувствовала себя до предела неуютно и некомфортно. Скорее бы уже в самолет – и взлететь.
В мягком кресле я окончательно расслабилась и задремала. Было почему-то страшно жалко улетать, расставаться с городом, который оказался похож на меня. Возможно, когда-нибудь я сумею уговорить Сашку переехать сюда.
Встречал меня Никита. Ну, понятно... Вот только интересно, что они изобрели в качестве легенды – куда подевался мой дорогой муж? На мой прямой вопрос Никита, сделав честные глаза, объявил, что Акела поехал по делам в Москву, вернется через пару дней. Н-да... И как бы они объяснили мне потом, почему его хладное тело обнаружено в Питере? Явно папины делишки...
Косвенно мои подозрения подтвердил Никита по дороге домой. Слово за слово – и я услышала, что у отца какие-то неприятности в банке, из арендованной женой крупного бизнесмена ячейки пропали алмазы на сумму более десяти миллионов долларов. Если честно, я вообще плохо понимала, как можно держать такие ценности в банке России, когда имеешь возможность делать это в благополучной Швейцарии. Банк не государственный, коммерческий, а они банкротятся так же часто, как раскалываются яблоки при падении с дерева. Даже тот факт, что председатель совета директоров, Ефим Иосифович Гельман, не делает банк надежным. Но вот интересно – кто мог вынести из охраняемого помещения камни, хранившиеся в сейфе с кодовым замком? Определенно, человек должен быть бесстрашным и наглым. И иметь доступ в банк. Но вот с какой целью Сашка поехал в Питер? И откуда мой заказчик знал о поездке? О-па...
Меня обдало холодом с головы до ног – а ведь этот человек знал, что Акела будет в Питере! Значит, алмазы могли украсть намного раньше – просто никто не хватился. Или... или это подстроено с целью убрать прежнего исполнителя и заодно проверить меня. Тогда алмазы вернутся в банк в скором времени – или их копии.
– Слушай, а эта дама что же – скандал учинила? – задумчиво спросила я, и Никита изумился:
– Да она еще не в курсе – иначе уже проверками задолбали бы, санкции и все такое. Вот Ефим Иосифович и кипешует, чтобы никто не узнал.
– Погоди-ка... – Я замерла с недонесенной до губ сигаретой. – Так откуда же тогда известно, что алмазы пропали?! Может, их и не крал никто?! Не в ячейку же отец смотрел?
– Фотографию подкинули Акеле в машину – там все эти камни красиво разложены на каком-то столе. И дата на снимке совсем свежая.
– Но ведь это могли быть просто камни – стразы, например! С чего решили, что это те самые алмазы? – никак не могла взять в толк я, и Никита, вздохнув, развеял все сомнения:
– Да потому, Александра Ефимовна, что была там штучка одна – ручная работа, брошь-лягушка с алмазными глазками и брюшком. Вот и вся загадка. Тут не перепутаешь.
Н-да... действительно. Но что, что делал Акела в Питере?! Зачем он поехал в совсем некрупное и неименитое юридическое агентство, когда и здесь их – пруд пруди?! Придется поискать ответы на эти вопросы в папином сейфе – благо я уже давно знаю код его замка...
При желании я, наверное, в будущем смогу вскрывать сейфы, пообщавшись поближе с их владельцами. Именно таким способом в свое время я выудила код у папы – просто в разговоре, когда он сказал, что дороже нас, детей, у него никого нет. Путем нехитрых рассуждений я «слепила» код из дней нашего рождения и первых букв имен – вышло В2308С1111А0201 – Вячеслав, двадцать третье августа, Семен, одиннадцатое ноября, Александра, второе января. Оставалось только проверить догадку, и однажды я это сделала, улучив момент, когда никого в доме не было, а Галя занялась приготовлением обеда. Дверь сейфа мягко открылась, но я тут же ее закрыла, смешав буквы и цифры на замке. Главной целью в тот момент было убедиться в правильности кода, и я это сделала. Содержимое сейфа заинтересовало меня только сегодня – осталось надеяться, что папа за это время не сменил код.