Убей, укради, предай

– Wellcome to Russia, mister Reddway. – Тип шагнул в номер и тепло пожал руку Реддвею. – I am Yuranov, FSB. What do you… do you want… know about… вот же ж черт…

– Не насилуйте себя, – вполголоса предложил Турецкий, – мистер Реддвей вполне сносно говорит по-русски.

– О! – обрадовался Юранов и с благодарностью закивал Турецкому.

– Я хорошо говорю по-русски, – огрызнулся Реддвей. – Это ты по-английски – сносно.

– Мистер Реддвей желает осмотреть номер покойного Апраксина. Кстати, я Турецкий, следователь Генпрокуратуры. – Турецкий тоже протянул руку для приветствия, ее Юранов пожал уже без особой теплоты.

– Старший следователь по особо важным делам, – уточнил Реддвей, пристрастно относившийся к карьере своих друзей.

На лифте они поднялись на восьмой этаж, и фээсбэшник продемонстрировал им сургучные печати на двери номера, которые тут же с видимым удовольствием сломал, и отпер дверь:

– Номер осмотрен самым тщательным образом, но из уважения к вам, предвидя, что вы захотите лично ознакомиться с местом трагедии…

– Спасибо за содействие, – прервал Реддвей, протискиваясь в шикарный люкс и осматриваясь. Номер сиял идеальной чистотой, никаких следов пребывания Апраксина, по крайней мере видимых, не было и в помине. – Восстановили, как это… хронологию событий?

– Конечно. – Юранов уселся за стол и раскрыл папку цвета своего костюма. – Второго сентября Апраксин вернулся в номер около шести вечера. В двадцать десять он заказал ужин в номер. Официант, который доставлял заказ, утверждает, что Апраксин был в номере один, в халате, с мокрыми, видимо от недавно принятого душа, волосами, работал за письменным столом.

– Ужин на одного человека? – уточнил Турецкий.

– На одного. Официант был последним, кто видел Апраксина живым. Апраксин съел свой стейк, выпил полбутылки вина, что подтверждается опустевшей посудой и результатами вскрытия, а в двадцать пятьдесят выбросился с балкона. Вскрытие также показало, что в момент смерти он находился под влиянием сильнодействующего наркотика.

– А именно? – уточнил Реддвей.

– Кокаина. Микроскопические частицы кокаина были обнаружены нами и на поверхности вот этого стола. А патологические изменения слизистой носа и гортани позволяют утверждать, что Апраксин нюхал кокаин регулярно в течение длительного времени. Можно предположить, что наркотическое состояние сопровождалось галлюцинациями или обострением психических расстройств, если таковые были. Или же суицидальное начало, подавляемое в сознательном состоянии, овладело покойным в наркотическом. Во всяком случае, наиболее разумная версия случившегося – самоубийство в состоянии наркотического опьянения.

– То есть убийство вы отрицаете? – спросил Реддвей, терпеливо дослушав вдохновенную тираду фээсбэшника.

– Следствие еще не закончено, – уклончиво ответил Юранов, – но пока фактами, подтверждающими версию убийства, мы не располагаем. Следов борьбы ни в номере, ни на балконе не обнаружено, и все травмы, с очень большой вероятностью, получены именно в результате падения. С момента ухода официанта и вплоть до появления местной службы безопасности дежурный по этажу возле этого номера никого не видел.

– Номер не был закрыт изнутри на какой-нибудь засов, цепочку, щеколду?… – справился Турецкий.

– Нет, но, на мой взгляд, это совсем не повод классифицировать данный случай как убийство.

– Зато пропавшие документы – повод, – заявил Реддвей. – Если это, – он достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги и помахал им перед носом фээсбэшника, – полный список вещей, обнаруженных вами в номере, то здесь не хватает черного кейса, с которым Апраксин улетел из Нью-Йорка, и содержимого этого кейса – банковских документов.

Юранов молчал с непроницаемым лицом, видимо что-то про себя соображая.

– Известно, с кем он встречался в тот день? – напирал Реддвей.

– Да, у него была рабочая встреча в Минфине, а конкретнее – в комиссии по внешним долгам.

– И там он был с кейсом?

– Не могу сказать. До сегодняшнего дня мы не были проинформированы о существовании этого кейса. В показаниях свидетелей он не упоминается. – Юранов прокашлялся и спрятал улыбку. – Кстати, я хочу официально заявить, что, скрывая от нас эту информацию, вы, американская сторона, возможно, перечеркнули все наши усилия. Такое преступление, если оно действительно имело место, можно раскрыть только по горячим следам…

– Вы, слава богу, тоже хороши, – нимало не смутившись, перебил Реддвей, – список личных вещей Апраксина у вас запрашивали еще неделю назад, а увидел я его только вчера!

– Хоть Апраксин и американский подданный, но расстался с жизнью он на нашей территории! – вскочив из-за стола, запальчиво возразил Юранов. – Мы сами устанавливаем правила ведения следствия и просим вас не указывать нам, что, когда и как делать!

– Если Апраксина убрали как потенциального свидетеля по делу Бэнк оф Трейтон, то это дело международного значения! – повысил голос и Реддвей.

– Почему бы вам, мистер Реддвей, – покраснев от возмущения, выкрикнул фээсбэшник, – не пойти до конца и не обвинить нас в том, что это мы похитили эти самые якобы пропавшие банковские документы, чтобы выгородить наших, якобы замазанных в банковском скандале политических деятелей?!

Реддвей обиженно засопел и уставился в окно. Юранов отдувался, пальцем оттирая с папки несуществующее пятнышко. Пауза длилась минут пять. Турецкий понял, что спорщики скорее согласятся на дуэль, чем на взаимные извинения, и взял на себя роль миротворца:

– Вы не возражаете, если мы тут немного осмотримся? – обратился он к Юранову.

– Ваше право, – пробурчал фээсбэшник и протянул Турецкому часть содержимого своей папки: – Вот ксерокопии бумаг, найденных в номере. Если вам понадобятся оригиналы, сообщите мне.

Пожимать руки на прощание он не стал и, оставив ключ от номера на столе, ретировался.

– С чего ты так завелся? – поинтересовался Турецкий у Реддвея.

– Это я завелся?! – расплылся в широкой довольной ухмылке Питер. – Это он пытался меня завести и как это… Вывернуть наизнанку – стандартный прием ГБ со времен дядюшки Джо.

Турецкий воздержался от комментариев – если Реддвей и считает себя большим специалистом в гэбэшных методах, флаг ему в руки. Он просмотрел ксерокопии – набор, достойный пера классиков. Потомкам Апраксин оставил брошюру «Единение» (политическая программа)" с собственноручными карандашными пометками, стенограмму речи премьер-министра в Госдуме, посвященной бюджету на следующий год, рекламный буклет агентства «Русская недвижимость», вырезки из газет: «Российские атомщики приостановили строительство АЭС в Иране», «Контингент русских миротворцев в Косове сокращен», «В следующем году Украина получит меньше газа, чем в прошлом», «Хонда» и «Тойота» против «Форда» и «Дженерал моторс», раунд 115" и так далее в том же духе. Турецкий поставил бы сто к одному, что всю эту галиматью придумали и подложили в номер (а потом они же и нашли) сами фээсбэшники, чтобы доказать, что Апраксин – псих.