Убежать от себя

Рябов все еще держал руку на трубке, решая: звонить или на этом закончить попытки изменить подпись под письмом? Телефон буквально забился у него под рукой:

– Борис Александрович! Борис Александрович! – неслось из трубки, и он признал голос Ляли Глотовой, председателя женсовета команды.

– Не кричите так громко, Лялечка. Я весь внимание. И хотя стал глуповат на старости лет, но слух, как в молодые годы…– Рябов любил пококетничать с женщинами по поводу своего возраста. Чем старше становился, тем охотнее это делал, хотя заведомо знал, что в ответ понесутся вздохи: «Вы прекрасно выглядите! Дай бог любому молодому!» Такая ложь прекрасна уже потому, что ничего не стоит.

Лялечка, как всегда, не обращала внимания на то, что говорят другие.

– Борис Александрович! Прямо и не знаю, с чего начать… Так ужасно, так ужасно!

– Сгорела каракулевая шуба? – спокойно спросил Рябов, изрядно наслышанный о заветной покупке Лялечки.

– Ну вас, Борис Александрович! Все шутите…

– Если серьезно, то не иначе, как хунта в женском комитете захватила власть, свергнув очаровательную Лялечку с трона…

– Господи, нашли трон! Я готова сию минуту переложить этот крест на плечи любой, кому придет в голову…

– Знаю, Лялечка, знаю! Вы стали президентшей только из уважения к старому Рябову, к его безумной идее объединить в команду не только мужей, но и жен. Естественно, в свою собственную команду.

– Ах, Борис Александрович! Вы сегодня просто невыносимый. Я бы с удовольствием пошутила вместе, но, во-первых, нам очень печально, ибо Юрка сказал, что вас снимают…

– Чтоб уж так определенно «снимают», я утверждать не могу…

Но Ляля не обратила внимания на допущенную бестактность. Рябов понял, что она действительно чем-то очень озабочена.

– Так что, Лялечка, пока я не снят, пожалуйста, излагайте просьбу женсовета…

– Не женсовета, Борис Александрович…– Лялечка всхлипнула в трубку. Поразительно! Чтобы Лялечка, которая железной рукой вела по жизни не только своего Юрку, а через жен и других Юрок, ревела, такого не вспоминалось. Ведь он, Рябов, родил этот женский комитет, собственно, из-за нее, Ляли Глотовой, из-за ее сильного, настырного характера, умения по-свойски со всеми ладить, стоять в центре общих интересов…

Правда, если быть честным до конца, то впервые идея создания совета жен при команде пришла, так сказать, от обратного. В клубе, куда был назначен новоиспеченный, зеленый тренер Рябов, всем нелегальным комитетом заправляла жена футбольной звезды местного значения. Она не только и не столько заботилась о том, что заботило его, тренера, сколько «радовала» перед каждой игрой заявлениями вроде «Чижиков сегодня играть не должен, Пыжиков лучше» и грозила мерзкими ультиматумами.

Рябов сразу же вошел с ней в конфликт, в довольно резкой форме предложив проводить завтра утреннюю тренировку вместо него.

В жизни, однако, может пригодиться все -даже печальный опыт. Когда он стал только хоккейным тренером и пытался мобилизовать все возможные и невозможные резервы команды, чтобы сначала сделать клуб чемпионом страны, а потом многие годы не упускать это звание, Рябов вспомнил о женсовете.

Отплакавшись, Лялечка пропищала:

– Это моя личная просьба, Борис Александрович. Не знаю, как и сказать… Всегда приходилось заниматься делами чужими, а когда самой коснулось – руки опускаются.

– Лялечка, не стоит драматизировать! Думаю, если присмотреться, дело и выеденного яйца не стоит. Ведь так уже бывало, Лялечка?

– Бывало, Борис Александрович! Всякое бывало, но такого еще никогда… Юрка загулял. Вторую ночь дома не ночует…

– После игры и не возвращался? – быстро прикинул Рябов.

– Возвращался. Но вечером мы повздорили… Здорово поругались… Мне надоело его хамство, Борис Александрович.– Лялечка вновь всхлипнула.– Я ему все и выговорила. Что жду его всю жизнь, что видимся раз в сто лет, а он и этот единственный раз с приятелями где-то прогуляет, И был дома, и нет…

– А что женсовет по этому случаю думает?
– спросил Рябов.

Лялечка помолчала:

– Об этом еще никто не знает…-Она снова всхлипнула.

– Не предполагаете, Лялечка, где он может быть?

– Предполагаю, – понуро сказала она.– У нее… У этой стервы!

– Знаете, Лялечка, я завтра утром тренировку не веду. В комитете своя игра будет. Но днем попрошу Глотова обязательно явиться ко мне. Поговорю с ним.

– Только чтобы не подумал, будто я нажаловалась…

– Конечно, Лялечка! Поскольку я у вас каждую ночь караулю под дверью, то сам и выследил…

Лялечка не поняла юмора. Люди, у которых стряслась беда, плохо воспринимают юмор, особенно если он по их адресу.

– Нет, пусть вам Зойка скажет… Я с ней на случай проверки договорилась. Потом без денег сижу… Он уже которую зарплату не отдает. Бюджет мой летит кверх тормашками.

– Это естественно, Лялечка! Бюджет…– Рябова немало удивило, что в общем-то не очень изысканная Лялечка в трудную минуту привлекла в свой лексикон такое мудреное слово, как «бюджет», – он всегда должен лететь. Ибо это самый испытанный способ узнать, что не можешь жить на то, что зарабатываешь.

– Я тут продала кое-что…– всхлипнула Лялечка.

– Ну, председатель, хватит пищать! Уверен, у него со «стервой» не серьезно. Случались и прежде с ним такие зигзаги. Я со своей стороны по-мужски с ним потолкую. А вам совет: подъезжайте-ка завтра на тренировку и, будто ничего не произошло, заберите домой. До моего звонка…

– Не пойдет он, Борис Александрович! Прошлый раз за ним пришла…

– Видел. Но когда мы вышли, что-то вас в холле не было…

– Уйти велел. Сказал: сразу же домой поеду!

– Обманул, значит?

– Угу!

– И не звонил, не соврал что-нибудь?

– Соврал! Кто-то пригласил на день рождения. – Может, так и было?

– Нет… Мне девчонки точно разузнали…– Она опять заревела.– А сегодня в магазине незнакомый мужик подходит и говорит: «Скажи своему мужу, что, если он канадцам проиграет, я с ним здороваться не буду». А как я Юрке скажу, если сама уже с ним не здороваюсь…

Рябов засмеялся.

– Чего смеетесь, Борис Александрович?

– Да так… Простите, Лялечка! Я не над вами. Одно старое дело вспомнилось… Аналогичное. И смею уверить, все кончилось благополучно.

– Да ну вас!

Рябов даже представил себе, как она машет рукой, будто отгоняет саму мысль о возможности такого благополучного исхода.

– Перестаньте пищать, Лялечка! Вы же знаете мой принцип: на жен хоккеистов распространяются те же законы, что и на игроков, А принцип один: всякий, допустивший мысль о проигрыше единственной игры, – еретик!

Он повесил трубку, прикидывая, когда сможет завтра повидаться с Глотовым. Да будет ли и сам в состоянии провести такой, судя по всему, нелегкий разговор? Останется ли у него на это юридическое право? Что касается морального, то Рябов не сомневался: он сделал в хоккее столько, что нет силы, способной это право отобрать.