Убежать от себя

Он отхлебнул боржоми из фужера и покрутил хрустальный бокал пальцами за ножку.

– Некоторые до сих пор помнят названия команд, популярных в те годы, и очень удивляются, что я помню всё: от времени, когда был забит гол, до количества метров, которые игрок пробежал с мячом, прежде чем заработать семь очков. Я был вынужден тогда все это заучивать. И запомнил до сего дня.

Пришел официант и поставил перед ними чашечки с кофе и тарелку с большими кусками яблочного пая – фирменного блюда ресторана «Националы». Поллак ел с удовольствием, но небрежно, будучи весь увлечен воспоминаниями.

– Потом провернул сотни дел. Но одно помню особенно хорошо. Мы с приятелем создали баскетбольную команду – тут я впервые выступил спонсором -и начали набирать рекламные объявления. Каждый желающий платил пятнадцать долларов и мог видеть во время игры команды на одном из спортсменов майку со своей рекламой. Не бог весть какая плата, но… Нам невероятно повезло в то лето: мы нашли двести семнадцать клиентов. А игроков всего пятнадцать…– Поллак засмеялся.– Ну и покрутились мы! Каждый садившийся на скамейку отдохнуть сразу же надевал новую майку с очередной рекламой. Даже запасные время от времени переодевались… Ни соперники, ни зрители не могли понять, зачем они это делают: майки те же, номера те же… Зато реклама была другая. Так выполнили мы контракты…

Неожиданно Поллак умолк и внимательно посмотрел на Рябова:

– Только не говорите, что вас больше всего интересует моя биография! Готов поспорить, что, слушая меня, вы думаете совсем о другом: зачем нечистая сила принесла американца в нашу страну? Что хочет здесь узнать? Что собирается делать с собранной информацией?

Рябов наклонил свой выпуклый лоб, отчего его крючковатый нос почти уперся в грудь:

– Если Сэм Поллак думает, что я умираю от любопытства услышать это, он ошибается. Но, как всякий общительный человек, заинтересованный всем, что касается его профессии, ухо ватой не заткну, услышав сказанное.

Признание очень рассмешило Поллака:

– Да, конечно, господин Рябов, я не прав. И говорю все это потому, что испытываю к вам глубочайшее уважение и доверие.

Он помолчал, как бы еще раз, последний, взвешивая, стоит ли идти на дальнейшую откровенность – пока информация при мне, это моя тайна!

– Старые канадские боссы слишком долго раскачиваются. Консерватизм мышления страшнее любой эпидемии. Вот я и подумал: не взяться ли мне за финансирование встречи советских и канадских команд? – Поллак умолк, ожидая реакции Рябова.

Но тот спокойно продолжал ковырять ложкой пай, словно собеседник говорил о чем-то абстрактном, его совсем не касающемся.

– Ну и нервы у вас, господин Рябов! Воистину хоккейные!-Поллак одобрительно вскинул кверху руки.

– А вы думали, что я, как гимназистка, сразу упаду в обморок? Потом, вопросы финансирования, как вы правильно заметили, нас не волнуют. Мы хотим встретиться на льду. Вот наши двадцать два парня, вот ваши! А что там делается за кулисами канадского хоккея, нас волнует меньше всего: у вас свой садик, у нас свой…

– Согласен. Но я привык браться за дело, в котором знаю не только входы, но и – главное – выходы! Помните ту восточную мудрость: прежде чем войти в незнакомый дом, выясни, где выход!

– И как насчет выхода? – лукаво спросил Рябов.

– Что, я вам уже надоел? – Поллак сделал гримасу обиженного человека.

– Пользуюсь лишь вашей терминологией…

– Тогда другое дело! Да, я нашел выход. Мне нужно еще кое-что подсчитать в Канаде, но в принципе я готов взяться за этот миф…

– Почему миф? Вы имеете в виду непобедимость канадских профессионалов?

– Я имею в виду сам спорт. Во всем мире миллионы людей начинают и заканчивают день с известий о спортивных событиях, которые их, вообще-то, не касаются и о которых они не имеют понятия. Вот почему я говорю «миф». Современный спорт складывается из мифа и денег. Если нет ни того, ни другого – нет и спорта! – убежденно закончил Поллак. Увидев, что Рябов готов возразить, быстро продолжал: – Не будем спорить. Давайте договоримся о другом. Я хотел бы заручиться вашей поддержкой, если, обойдя на повороте кое-кого из канадцев, возьмусь за дело. Со своей стороны обещаю, что сделаю все на высшем уровне, как и привык делать. Договорились?

– Сэм, у меня нет таких полномочий… Я лично могу вам только обещать, что третий период второго матча начнет не первая пятерка, а вторая… Что касается организационных дел – это функция министра, знать которого вы имеете честь.

– Да, я понимаю, кажется, вашу систему. Но мне очень важно, чтобы вы, Мистер Хоккей в этой стране, были моим союзником, а не противником. Люблю объединять как можно больше сильных, талантливых людей, способных и готовых сработать на пределе.

Последние слова пришлись Рябову по душе. Он даже испытующе посмотрел на американца: убеждение ли это или обычный комплимент? Похоже, что Мефистофель говорил искренне. И слова его так соответствовали взглядам Рябова.

– Я обещаю вам, Сэм, что всегда выскажусь в вашу пользу. Не знаю, какой вы финансист, но та обстоятельность, с которой вы изучали наш хоккей, мне по душе. Вы не случайный человек в спорте. И это мне по душе. Но хотелось, чтобы серия стала честным, бескомпромиссным поединком на льду, в котором победит сильнейший. И с того момента будет по праву им называться.

– Коммерческая сторона, уверяю вас, не будет ущемлять спортивной стороны. Но спорт парадоксален, мистер Рябов. Хотя он и становится все более массовым, он в то же самое время все дальше и дальше отходит от масс.

Рябов вскинул брови.

– Современный человек так развращен зрелищностью, так привык смотреть, а не делать самому – стадион для него лишь театр! Скоро не останется желающих надевать хоккейную форму.

– Конечно, мистер Поллак, спорт шагнул вперед и изменился, если оглянуться на четверть века или больше. Но главное в нем осталось неизменным – человек, работающий на пределе возможностей. Знаете, один большой режиссер признался в беседе со мной. Как это можно, говорил он, что мы вкладываем столько усилий, столько выдумки в наши спектакли, а тут выбегает на лед дюжина молодых людей, не умнее нас, и занимает внимание огромного числа зрителей. Писатель не может создать такой драмы, которая бы владела сорокатысячным залом, и никто из нас, режиссеров, не поставит такого спектакля. Суть дела в том, что спорт – это импровизация. Неизвестно, что произойдет… К тому же спорт – область, о которой люди думают, что в ней нет обмана. Человек всегда хочет смотреть на то, что делается честно!

– Ваш режиссер – умный человек, мистер Рябов. Я запомню его слова. И поверьте, сделаю все, чтобы наша серия – позвольте мне так называть – была честной до конца.

17

Он сидел с закрытыми глазами, почти дремал, но очень явственно услышал, как хлопнула калитка. Он не шелохнулся. По легким, будто виноватым, шагам догадался, что пришла жена. Как-никак, шаги эти слышал почти четыре десятилетия. Слушал каждый раз по-разному: то с жадным нетерпением в годы молодые, хотя всегда был чужд любовным сантиментам, то с тоской, когда уходил после очередной ссоры забыться горячечным кутежом с приятелями, то равнодушно, когда мимолетная женщина становилась на какое-то время между ним и Галиной.