Убежище идола

— Да калитку эту искали! — Агьяман в сердцах ударил калитку ногой. — Ну, теперь — всем свобода! — И он распахнул ее во всю ширь.

Козы и овцы повалили на волю.

— Пошли найдем Нану Оту, обрадуем, — сказала Опокува.

Хижины пылали в огне. Вокруг огромного, до неба, костра стояли воины. Среди них был и Нана Оту.

— Посмотри, Нана, кого мы нашли, — сказала Опокува.

Вождь обернулся. Сначала он даже не понял.

— Что? — рассеянно спросил он, думая о своем.

— Ягненок! — улыбнулась Опокува.

— Какой еще ягненок? — не понимал вождь.

— Да твой, любимый! — Опокува чуть не расплакалась от обиды: он разве не видит?

— Не может быть! — ахнул Нана Оту. — Неужели он, мой ягненок? Где вы его нашли?

— А вон там, — Опокува показала на последнюю уцелевшую хижину. — В загоне.

Весть о том, что нашелся ягненок вождя, тот самый, о котором верховный жрец говорил как о жертве, уже принятой великим Нананомом, разнеслась среди людей Манкесима.

— О боже, как нас дурачили! — вздыхали одни.

— Мошенники! Лжецы! — негодовали другие.

— Убить их, всех до единого! Поймать и прикончить! — разъяренно кричали третьи.

Долгий, пронзительный вопль перекрыл весь этот шум. Кто-то бежал по лесу, кто-то отчаянно кричал. Все разом смолкли, обернулись на крик. Из лесу выскочил человек. Одежда его пылала, в огне были волосы, руки — весь он казался сплошным пылающим факелом. Срывая на бегу горящее ф'yгу, он стремился добежать до людей, до поляны. Нана Оту отшатнулся, закрыл рукой глаза: зрелище было ужасным. Через минуту человек рухнул у его ног вниз лицом.

— Воды! Быстрее! — властно распорядился Нана Оту, но тут же понял, что никто не знает, где здесь колодец, и крикнул: — Сбивайте с него огонь!

Оцепеневшие от ужаса люди словно проснулись. Они бросились сбивать с несчастного пламя, и пламя скоро погасло.

Человек лежал неподвижно. Один из старейшин стал рядом с ним на колени, наклонился, потом медленно поднялся.

— Он мертв, — сказал старейшина.

— Кто он? Переверните его на спину, — распорядился Нана Оту.

Старейшина выполнил приказание вождя. Люди склонились и заслонили обожженного от ребят. Боафо вытянул шею, пытаясь разглядеть хоть что-то, но ничего не увидел. Нана Оту снова прикрыл рукой глаза и отвернулся. Многие отвернулись тоже.

— Пошли-ка отсюда, ребята, — сказал один из старейшин Абуры и отвел ребят в сторону.

Он упорно смотрел в землю, стараясь не видеть вопрошающих глаз Опокувы. И тогда она спросила:

— Почему все молчат? Кто он?

И старейшина ответил:

— Это был наш жрец, верховный жрец Абуры…

— Окомфо Квеку Ампеа?! — ахнула девочка.

Старейшина кивнул. В глазах его стояли слезы.

10. ДОЛГОЖДАННЫЙ ДОЖДЬ

обирайтесь, собирайтесь быстрее! — послышался голос вождя. — Прочь отсюда, прочь от этого злобного места…

Люди стали собираться в обратный путь. Здесь больше нечего было делать: убежище идола перестало существовать.

Последние хижины рухнули, пламя лизало крыши. Воины тащили на плечах баранов, вели за собой коров. Как всегда, больше всего хлопот оказалось с козами: они не желали трогаться с места, их сгоняли в стадо короткими палками. Когда не помогли даже палки, решили тащить коз на руках — не бросать же домашнюю скотину в лесу! Нана Оту торопил людей: долина пылала со всех сторон.

Отряд миновал ущелье, начал подниматься на холм. На вершине остановились передохнуть — там, внизу, догорало убежище идола. Истошные вопли жрецов, попавших в ловушку, доносились до путников. Впереди, по ту сторону холма, стоял сожженный огнем лес. Черная земля расстилалась перед воинами, и на этой земле стояли обгоревшие, обожженные стволы некогда цветущих деревьев.

Отряд Наны Оту медленно и осторожно шел через лес к священной роще, к Нананому. И он вышел наконец к великому идолу.

Огонь добрался и сюда. Он пронзил рощу насквозь и ушел дальше, оставив разрушительные свои следы. Обуглившиеся остатки жертвоприношений валялись на земле. Их было много, так много, что даже алчные служители идола не смогли бы унести их с собой. Теперь на них смотрели, не в силах оторвать взгляда, люди Манкесима. Такого не дано было видеть никому из простых смертных: это были жертвы, принесенные Нананому. Только глазам жрецов разрешено было созерцать их. Но жрецы разбежались, бросив в панике дары духам предков.

Нана Оту наклонился, тронул большой обгорелый куль, и куль рассыпался под его руками. Воины со страхом смотрели на вождя Абуры. Невольно даже самые храбрые из них подались назад: лучше не подходить близко, не навлекать на себя беды. Никогда бы они не посмели коснуться священных даров. А сам идол… Крыша над ним, дверь к нему — все сгорело, превратилось в пепел. Черные доски — вот что осталось от Нананомпоу…

Отсюда до города было только две мили, тяжкий путь завершен. Постояв немного, Нана Оту пошел прочь. Тропа, протоптанная ногами сотен паломников, повела людей в Манкесим…

— Кто это?! — в испуге вскрикнула Опокува: темная масса людей виднелась в отдалении.

— Как кто? — не понял Боафо. — Люди, конечно.

— Они что, из города? А почему они так стоят? Почему не подходят?

— Не знаю… Может быть, они хотят встретить нас при входе в город… — Боафо неопределенно пожал плечами.

И тут же Опокува сказала, словно подслушав его мысли:

— Не знаю… не думаю… Почему же они тогда не приветствуют нас, не радуются? Если бы они радовались, мы бы услышали…

— Ладно, увидим, — прервал их разговор Агьяман.

Нана Оту думал так же, как Опокува. Странная встреча… Вот они уже совсем близко, можно их разглядеть — это были в основном женщины. Все, как одна, в трауре — черные, темно-коричневые одеяния, печальные лица…

— Ты сказал, что они нас встречают, — Опокува толкнула в бок Боафо. — А почему тогда они в черном?

Боафо молчал. Нана Оту и старейшины встревоженно переглянулись. Но не цвета одежды больше всего их смутили. Их смутило молчание женщин, полное молчание, с каким они ждали отряд. Люди Наны Оту замолчали тоже. Мертвая тишина нависла над священной тропой.