Убежище

— А мы туда не пойдём?

— Ещё нет. Я думал, что сначала покажу тебе всё вокруг.

Мы ехали через Холмы, пока не выехали на гравийную дорогу, которая выглядела совсем новой. В конце короткой дороги расположились четыре бунгало на разных стадиях строительства. Дома стояли на большом расстоянии друг от друга, так что они не казались скученными, и строители оставили деревья между ними для уединения.

Роланд остановил машину на подъездной дорожке к хорошенькому серому домику с широким крыльцом и печной трубой. Он заглушил мотор и посмотрел на меня.

— Хочешь заглянуть внутрь?

— Да.

Я отстегнула ремень безопасности и вышла.

Дверь была не заперта, и мы вошли внутрь. Интерьер был выдержан в тёплых нейтральных тонах и запах краски всё ещё витал в воздухе. Мы прошли из кухни в гостиную, и я увидела, что квартира была частично меблирована. А ещё было похоже, что здесь кто-то живёт.

— Здесь уютно, — сказала я, любуясь большим камином в гостиной.

— Это не лучшая часть.

Роланд взял меня за руку и повёл по коридору к закрытой двери. Он открыл ее, и я увидела светлую комнату, выходящую окнами на лес по обе стороны. Там были шкафы и длинный рабочий стол с раковиной. Но моё внимание привлёк большой мольберт, стоявший в углу рядом со стопкой чистых холстов.

Горло стянуло, когда я поняла на что смотрю.

— Над студией ещё нужно немного поработать, но она будет отлично смотреться со всеми твоими картинами и прочим. И тут достаточно естественного света для того чтобы...

Я бросилась к нему, крепко обняв его за талию, мой голос был таким сдавленным, что я едва могла говорить.

— Это прекрасно.

Он обнял меня.

— Куча парней решили помочь. Все были злы на то, что сделала Лекса, и они хотели загладить свою вину перед тобой.

Не было слов, чтобы описать то, что я чувствовала. Пока я всю неделю мучилась из-за наших отношений, он обустраивал мне художественную студию в этом прекрасном маленьком доме. Нашем доме.

Я ожидала, что мысль о том, чтобы жить с ним, испугает меня. Вместо этого я поймала себя на том, что думаю о том, каково было бы обнимать его каждый день. Никогда больше не быть одной.

Роланд отпустил меня, улыбаясь, как ребёнок на Рождество.

— Пошли. Позволь мне показать тебе остальную часть дома. Тогда ты можешь обнимать меня сколько угодно.

Я тихо фыркнула на его поддразнивающий тон и отпустила его. Он показал мне гостиную и ванную комнату, а затем повёл меня в главную спальню, где уже стояли двуспальная кровать, комод и две прикроватных тумбочки. Покрывало на кровати было слегка помято, а на полу валялась пара джинсов.

Он смущённо улыбнулся и, подняв джинсы, бросив их в ванную.

— Прости. У меня ещё нет корзины.

— Ты живёшь здесь?

— Так было легче справиться с работой, — он испытующе посмотрел на меня. — Что ты думаешь об этом?

Я одобрительно кивнула.

— Твой дом прекрасен... даже с грязным бельём на полу.

Он подошёл и обхватил моё лицо ладонями, напряжённость в его взгляде лишила меня дыхания.

— Это наш дом и наша постель, и я не буду делить их ни с кем, кроме тебя. А если ты предпочитаешь остаться в том доме, то я перееду туда, если ты позволишь.

— Ты переедешь с Холмов ради меня?

Оборотню нужно было жить рядом с лесом, чтобы он мог часто обращаться. Если он переедет в город, ему придётся ездить сюда каждый раз, когда ему понадобится обратиться.

Он недоверчиво посмотрел на меня.

— Я пойду за тобой куда угодно. Разве ты этого не знаешь? Я люблю тебя, Эмма, и где бы ты ни была, там будет мой дом.

Моё сердце замерло, и я сжала губы, когда слёзы хлынули из глаз. Я так долго была одна, и мне было трудно представить, что кто-то может любить меня так сильно. С тех пор как Сара исцелила меня, я была запятнана тем, что сделал со мной Эли, и тем, во что он превратил меня, и я чувствовала себя недостойной счастья. Любовь Роланда заставила меня снова почувствовать себя чистой.

— Только не плачь, — он смахнул слезы с моих щёк. — Нам ни к чему торопиться. Я знаю, что ты через многое прошла, и я буду ждать столько, сколько тебе нужно. Всё, о чём я прошу, это дать нам шанс, — его голос стал напряжённым. — Я не хочу потерять тебя.

Я потянулась и притянула его голову к своей. На выдохе, прежде чем наши губы соприкоснулись, я произнесла:

— Ты никогда не потеряешь меня.

Он нежно провёл губами по моим губам, словно боялся подтолкнуть меня к большему. Нетерпеливо я подразнила языком его губы, и он открылся мне, едва слышно ахнув от удовольствия. Я углубила поцелуй, и он сильнее притянул меня к себе, его голод соответствовал моему, и от этого по моим венам разнеслось пламя.

Он задышал тяжелее, когда я оставила дорожку из поцелуев вдоль его подбородка, и я улыбнулась, исследуя губами его горло. Я отпустила его голову и скользнула руками под рубашку, и он издал тихий звук, когда я пробежалась руками по его спине.

Он резко втянул воздух, когда я пальцами проследила твёрдые мускулы его живота, и он стиснул мои плечи. Я чувствовала, как он дрожал, пока мои руки блуждали по его телу, но он не мешал мне. Он предоставил мне полный контроль, и от этого я ещё больше полюбила его. Именно тогда, я поняла, что именно хотела сделать.

РОЛАНД

Я едва дышал, когда Эмма руками странствовала по моему животу и груди, её нежные прикосновения воспламенили моё тело. Я дрожал от напряжения, не двигаясь, но я боялся сделать что-то, что напугает её. Я фантазировал о том, как она прикасается ко мне, и я умру, если сейчас она остановится.

Она скользнула руками вниз к моей талии и, уцепившись пальцами за край рубашки, подняла её. Она не была достаточно высокой, чтобы закончить начатое, и я с радостью сделал это для неё. Я бросил рубашку на пол, наслаждаясь прохладным воздухом, ласкающим мою разгорячённую кожу.

Она стелила поцелуи на моей груди, руками продолжая своё нежное исследование. Когда её пальцы углубились в пояс моих джинсов, казалось, что моё тело вот-вот вспыхнет. Она пробежалась пальцами вдоль моего живота, и добралась до пуговицы. Всё моё тело натянулось, когда она расстегнула пуговицу и опустила молнию с томительной медлительностью.

— Эмма, — грубо произнёс я, когда она начала снимать с меня джинсы.

Никто ещё никогда меня вот так не раздевал, и это было самым чувственным опытом в моей жизни.