Убить чужой рукой
Шрифт:
— Это не важно, — наконец сказала она.
— Мне кажется, наоборот. — Отец тоже отхлебнул воды.
— Тем не менее есть одна проблема. Гэньоны, родители Джимми, возбудили против меня дело по поводу опеки над Натаном. — Она вздернула подбородок. — Они заявляют, будто я плохо с ним обращаюсь.
Отец ничего не ответил. Он сделал еще пару глотков, покрутил стакан в руках, снова отхлебнул. Молчание затянулось. Кэтрин недоумевала. Где бурные эмоции? Неужели он не собирается бросаться на защиту дочери? Минуту назад отец провозгласил, что ей уже давно следовало обратиться
— Он болен? — спросил отец.
— Они говорят, я причиняю Натану зло, кормлю его испорченной пищей. Они думают, я намеренно сделала так, чтобы он заболел.
Отец поднял глаза:
— Это правда?
— Папа!
— Он же все время в больнице.
— Натан нездоров!
— Но доктора никогда ничего не находили.
— Сейчас у него панкреатит. Позвони доктору Рокко, ну хоть кому-нибудь! — Она вскочила. — Это мой сын! Я прошла огонь и воду, пытаясь ему помочь. Как ты можешь… Как ты смеешь! Черт тебя побери, как ты смеешь?!
Кэтрин кричала как безумная, на шее у нее вздувались вены, а в глубине сознания нарастала уверенность: именно это она и хотела сделать уже давным-давно, С того самого дня, когда подняла трубку и услышала, как Джимми равнодушно обсуждает с адвокатом грядущий развод.
«Вы уверены, что деньги ей не достанутся? — спрашивал он. — Мои родители непоколебимы, они не оставят ей ни цента».
«Она не получит ни Натана, ни денег, — уверял его адвокат. — Все предусмотрено. В течение часа документы будут готовы».
— Я люблю своего сына! — кричала она отцу. — Почему никто не верит, что я люблю Натана?
А потом она сломалась. Ноги подкосились, и Кэтрин рухнула на этот ужасный коричневый диван, опустила плечи, из ее горла вырывались странные икающие звуки. Она не могла собраться с силами. Потерянная, напуганная мыслями о будущем: когда у нее не останется не только Джимми, но и Натана, ей придется вернуться в свою кишащую крысами квартиру. Ни семьи, ни денег. Одна. И снова на улице появится синий «шевроле». А в земле откроется дыра. И на этот раз ничто ее не спасет.
Отец по-прежнему сидел напротив нее и не отрываясь смотрел на портрет жены. Это придало Кэтрин сил. Она собралась с духом и вытерла сухие глаза тыльной стороной ладони.
— Ты меня поддержишь? — тихо спросила Кэтрин.
— Тебе нужны деньги?
— Нет, папа. — Ее голос снова обрел силу. Она заставила себя говорить спокойно, словно с ребенком. — Будет судебное слушание. Сегодня я встретилась со своим адвокатом. Гэньоны найдут свидетелей, чтобы оговорить меня. Мне тоже нужны свидетели, которые подтвердят: я хорошая мать. Или по меньшей мере, что я не представляю угрозы для Натана, — оговорилась она.
— Где он сейчас?
— В больнице. У него панкреатит.
— Разве ты не должна быть там?
— Конечно, мне следует поехать туда! — Кэтрин попыталась вдохнуть поглубже. — Но я здесь, папа, и говорю с тобой о будущем Натана, поскольку не хочу потерять своего сына, кто бы там что ни думал!
— Гэньоны — неплохие люди, — отозвался тот.
— Да, по-своему. Я уверена, они обожают Натана.
— Он — это все, что у них теперь осталось.
—
Он — это все, что осталось у меня.— Думаю, они о нем позаботятся.
Кэтрин заморгала, чувствуя легкое недоумение.
— Я тоже стану о нем заботиться.
Отец наконец взглянул на нее, и ее напугала боль, которую она увидела на его лице.
— Ты была таким счастливым ребенком.
— Папа?
— Я смотрел наше семейное видео. Убирался на чердаке и нашел старые кассеты. У меня ведь артрит, ты знаешь, мне трудно подниматься по лестнице. И потому я подумал: надо разобрать эти коробки, вычистить там все, пока я еще могу залезть на чердак. И я нашел старые пленки. Вчера вечером я их просмотрел.
Она не могла сказать ни слова. В глазах отца блестели слезы.
— Ты была такая славная, — прошептал он. — С «конским хвостом», перевязанным большим красным бантом. Твоя мама каждое утро расчесывала тебе волосы, и ты сама выбирала ленточку. Красный был твоим любимым цветом. А еще — розовый. Ты играла во дворе. Наверное, снимали твой день рождения, хотя пирога я не заметил. Пришли твои друзья, и мы наполнили бассейн. Вы смеялись, брызгались и визжали, когда я включал шланг. Вы смеялись, — повторил он почти беспомощно. — Кэтрин, я больше двадцати лет не видел тебя смеющейся.
У нее что-то сжалось в груди. Она хотела ответить ему, но в результате лишь покачала головой, как будто в знак возражения.
— Мама тебя так любила. — Отец быстро встал и отвернулся от нее. — Я рад, что она умерла. И не увидела того, что случилось потом.
— Папа…
— Здесь что-то не так, Кэтрин. Ты возвратилась к нам. Бог свидетель, мы были бесконечно благодарны Ему за то, что ты вернулась из ада. Но что-то произошло. Наша маленькая девочка умерла, и я не знаю, кто сейчас стоит передо мной. Ты перестала смеяться. Иногда я даже не уверен, способна ли ты чувствовать хоть что-нибудь.
Она снова качнула головой, но он энергично закивал, словно достиг наконец цели, ради которой проделал столь долгий путь. Отец повернулся к Кэтрин, и она заглянула ему в глаза.
— Ты должна отдать им Натана.
— Он мой сын.
— У них много денег, они как следует о нем позаботятся. Может, найдут хорошего врача.
— Я и сама пыталась найти ему хорошего врача!
Отец продолжал говорить, будто не слыша ее:
— Они ему помогут. Именно так, наверное, нам и следовало поступить уже давно.
Кэтрин встала.
— Ты мой отец. Я прошу поддержки, стоит ли мне на тебя рассчитывать?
— Ты делаешь ошибку.
— Я могу на тебя рассчитывать?
Он потянулся к ней, словно собираясь взять за руку. Она в бешенстве отдернула ее. Отец грустно улыбнулся.
— Ты была счастливым ребенком, — повторил он. — Наверное, еще не поздно. Может, если ты сделаешь правильный выбор, то снова будешь счастлива. Ты же знаешь, именно этого хотела твоя мать. Даже когда она заболела раком. Она не просила Бога сохранить ей жизнь. Она молилась, чтобы Он позволил снова увидеть твою улыбку. Но ты не улыбалась, Кэтрин. Твоя мать умирала, а ты не соизволила хотя бы слегка скривить губы.