Убить демиурга!

Торжен виновен, посему вопрос решен и обжалованию не подлежит. Что такое несколько тысяч монет, пути их утечки через загребущие руки хапуги, если речь идет о репутации семьи? Знать, что во дворце вор, забывший о чести ради наживы, и отпустить – Пепел не мог. Да, финансы – епархия Инзора, именно поэтому виновного Эльсор приказал заключить под стражу в покоях, предоставив брату разбираться с делом так, как тот полагает необходимым. Вместо того чтобы допросить скотину хорошенько и удушить на его же ремне, как требовал инстинкт! А Искра еще чем-то недоволен!

– Видящая проявила себя, – задумчиво проронила Гилиана, когда сыновья взяли тайм-аут, а потом со смешком протянула, вертя в тонких пальцах бокал с легким золотистым вином: – То ли еще будет на балу!

– Ника должна быть осторожнее в словах, – озабоченно вздохнул Лед, накручивая на палец прядь золотых волос. – Я присмотрю за ней завтра.

– Почему ты? – выгнул бровь Пепел. – Мы все будем рядом, чтобы позаботиться о девушке.

– Чтобы никто не позаимствовал предложенного ей бокала или лакомства, – хмыкнул Инзор.

Это был камешек в огород фаворита, и Гилиана поморщилась. Гиржевар был приятным малым, может, несколько легкомысленным и беспечным, зато Владычице, утомленной заботами о делах государства, недурственно отдыхалось в обществе бесшабашного красавчика. За это Ана закрывала глаза на мелкие проступки любовника и собиралась закрывать, пока он ей не надоест. Вот только, похоже, этот момент был все ближе.

О делах больше не говорили, ибо распоряжение Владычицы касательно указа о статусе Вероники Инзор исполнил еще вчера вечером. И покатилась поначалу неспешная, набирающая скорость с каждой истекшей минутой волна информации. Обитатели дворца узнали обо всем первыми, вскоре глашатай воли Владычицы сделает объявление с парадного балкона дворца, выходящего на главную площадь Альрахана, а его коллеги затрубят на других площадях города. Уведомления полетят в посольства, магические вестники да гонцы по городам и весям государства.

Мирное течение семейного завтрака прервал тишайший стук двери. В залу скользнула правая рука Инзора. Разумеется, речь не о конечности альсора, а о его доверенном помощнике. Виторо в совершенстве знал свои обязанности, и, если он осмелился нарушить уединение семьи Владычицы за трапезой, значит, причина не просто веская, а очень веская и вдобавок срочная.

Виторо двигался практически бесшумно. Скорее всего, он и в дверь мог бы войти так, что не раздалось бы ни шороха, но счел уместным произвести некоторое количество умеренно громких звуков, чтобы тактично привлечь внимание к своему появлению.

Подойдя к столу, Виторо склонился к уху Инзора и шепнул всего пару слов, произведших эффект разорвавшейся бомбы:

– Торжен сбежал!

Никто из альсоров и сама Ана тугоухостью не страдали, потому легкое недовольство вторжением постороннего сменили куда более сильные эмоции в пестрой палитре от удивления до бешенства.

– Как? – раньше Инзора озвучил вопрос дня Пепел таким невозмутимым тоном, каким говорил лишь в состоянии готовности к немедленному убийству.

– Потайной ход из апартаментов, – отчитался Виторо. – Сделан во время последнего ремонта прошлым меанделом. Выведен на боковой запасной ход охранения. Погоня выслана. О результатах доложить пока не могу.

– Когда он бежал? – ледяным тоном осведомилась Гилиана.

– Предположительно, вчера после ужина, Владычица. Отсутствие сенешаля в комнатах обнаружила служанка, принесшая завтрак.

– Ступай, будут вести, доложишь, – приказал Искра, выводя своего человека из-под обстрела недовольных родственников.

Тот поклонился и мигом испарился, внешне никак не продемонстрировав невероятного облегчения. Дверь в этот раз затворилась абсолютно неслышно.

В повисшей секунде тишины Владычица поставила бокал, тот с хрустальным звоном стукнулся о тарелку, и миролюбиво прошипела:

– Инзор, милый мой мальчик, не расскажешь, почему в покоях сенешаля оказался потайной ход, о котором нам известно не было?

Вопрос Гилиана сопроводила милейшей улыбкой голодной кобры. Не то чтобы Ана не доверяла сыновьям или полагала просчет Инзора катастрофическим, однако демонстрируемую степень вызванного недоброй вестью неудовольствия сочла нужным преувеличить. Немного, в качестве стимула на будущее.

Владычица чувствовала себя не столько разгневанной, сколько оскорбленной: Торжен четверть века служил отцу Аны, и, считалось, служил безукоризненно. Теперь стоило задуматься: то ли личная преданность сенешаля не перешла на дочь Владыки, то ли пронырливый вор обирал правящее семейство и прежде. Ни та, ни другая версия, каждая на свой лад, женщине не нравилась, и молнии просверкивали в потемневших, как грозовые тучи, синих глазах.

– Каменщик и краснодеревщик незадолго до завершения работ напились и упали с боковой лестницы левого крыла, ведущей на третий этаж замка. Неудачно, прямо на декоративные решетки для каминов. Когда их в лечебницу принесли, лекарям оставалось только немицей умирающих опоить, чтоб не мучились, – сопоставив финансовые отчеты и сводку по происшествиям за период ремонта, выдвинул предположение Инзор.

На мать он не смотрел виноватым котенком, однако мало приятного было в том, чтобы признавать недосмотр. Осторожный обыск в покоях сенешаля проводили несколько раз за два сезона и ничего не обнаружили. Никаких потайных ходов, никаких тайных сейфов, только тщательно замаскированные мелкие недостачи в отчетных книгах. И такое впечатление, замаскированные слишком напоказ, будто прикрывают куда более крупные прегрешения. Потому и держали хитреца-сенешаля под колпаком, чтобы точно определить, куда и как он прячет концы. И сколько вообще их, этих концов.

– Кабинет Торжена обшит панелями красного магохора, а боковой коридор охранения из серого камня, им же пару каминов выкладывали в нижнем зале, – в продолжение речи брата припомнил Пепел, полуприкрыв глаза.

В покоях сенешаля он был почти четверть века назад, впрочем, для Эльсора сие не имело значения. Он никогда и ничего не забывал и не прощал тоже никому… кроме, может быть, братьев и матери.

Глава 20 Доля предателя

Толстяк потел и злился. Все рухнуло из-за такого пустяка! Демонова кукла, тупая служанка, не доставившая ужин девчонке – игрушке альсоров! Хорошо еще он сам решил заглянуть к девке. А если б она свои откровения без его ушей начала? Торжен стиснул челюсти и сжал пухлые кулаки так, словно именно в них находилась проклятая языкастая девка и ее можно было раздавить одним усилием. Раздавить! Чтобы больше она, змеюка, не сказала ничего!

Торжен не метался по покоям, он сидел в кресле, и на его одутловатом лице было самое возмущенно-недоуменное выражение, какое он только мог изобразить. Пусть, если вздумают подглядеть, сразу увидят, как он оскорблен и изумлен неправедными наветами и готов отстаивать свою честь. Мозг же сенешаля лихорадочно работал. Торжен тасовал информацию, услышанную с помощью бусины, оброненной в гостиной девки. Парная ей находилась в левом ухе сенешаля, на подвеске с десятком других, точно таких же и совсем не магических. Подарок, подходящий подарочек, которым пришел час воспользоваться. Сколько лет он хранил его, старый Владыка любил вызывать сенешаля обжигающим огнем в мочке, когда ему желалось поболтать среди ночи или отдать очередное срочное распоряжение. Когда старый пес издох, Торжен улучил момент и украл вторую бусину для себя. И вот теперь он слышал каждое слово, сказанное в гостиной девчонки, отдающееся громыхающим эхом в ухе и пронзающее острой иглой. Если б он узнал чуть раньше, что девка Видящая, можно было бы обезопасить себя до встречи.

Видящая! Темные Плетельщики, угораздило же альсоров притащить эту тварь во дворец! И теперь оставался только один выход: бежать. А перед тем сделать свой последний ход, чтобы гадина больше не увидела никого и ничего! У него есть такая возможность, есть! Надо только дождаться раннего утра, а до тех пор вести себя как без вины оболганная жертва.

Нутро толстяка дрожало от злости, ужаса и… и почему-то даже от предвкушения. Он с аппетитом поужинал. Тяга к отличной еде у Торжена не зависела от переживаний, живот неизменно требовал своего. Потому тарелки были очищены, и «жертва» удалилась в спальню, чтобы ближе к утру, имитируя ранний подъем преданного делу слуги, вне зависимости от того, кем его полагают все прочие, перейти в кабинет. Оттуда еще вечером клятые служаки альсоров подчистую уволокли расчетные книги и другие бумаги. Разумеется, все те, которые он держал на виду. У сенешаля была феноменальная память на цифры, и расчеты, не предназначенные для чужих глаз, он держал исключительно в собственной голове. Торжен, не удержавшись, тихонько хихикнул и подошел к стенной панели из красного магохора – это вам не дешевый дуб или ясень – и быстро зашарил по ней пухлыми ручками, нога, будто в танце, заскользила по паркету, нащупывая крошечный бугорок. О, попал!