Убить двух птиц и отрубиться
Шрифт:
Я прекрасно понимал, что все больше и больше увязаю в трясине криминала, причем по собственной воле. Но понимать — это одно, а действовать — совсем другое. И я продолжал со все возрастающим восхищением следить, как эта безумная блондинка делает свое грязное дело. Она отстукала номер на своем мобильнике и, пока ждала ответа, лихо мне подмигнула. Если вы удивляетесь, почему я ее не остановил, то вспомните, что чуть раньше мне не хватило всего моего мужества даже на то, чтобы попросить ее убрать ноги со стола. Я просто беспомощно улыбнулся в ответ. Мне было уже все равно, я смирился с судьбой. Одни вещи написаны на страницах
— Привет, — быстро говорила между тем Клайд в телефон. — Это Умка из «Амэрикэн Экспресс», обслуживание платиновых карточек. К нам тут пришло уведомление о возвратных платежах по вашему счету за последний месяц, но у нас произошел сбой программы и записи были утеряны. Мистер Трамп, конечно, наш приоритетный клиент, и мы хотели бы дать ему возможность восстановить эти платежи.
Клайд показала мне жестом, чтобы я дал сигарету. Поднося ей зажигалку, я подумал, уже не впервые, что она — мой приоритетный клиент по части сигарет, самый милый и очаровательный из всех, что мне попадались.
— Да-да, — говорила она. — Я думаю, это возможно, нет проблем. Нам нужно только формальное установление личности клиента для обеспечения его безопасности. Пожалуйста, назовите последние пять цифр вашей карточки и дату окончания срока действия.
Через пару секунд Клайд выключила телефон с триумфальным видом. Лицо ее сияло чистейшей радостью. Впрочем, может быть, слово «чистейшей» здесь не совсем подходит. На мой взгляд, как писателя, ее лицо излучало ослепительную сексуальную энергию. А на мой взгляд, как мужчины, я просто хотел ее так, как никогда раньше.
— Получилось? — спросил я.
Она поставила большие пальцы на стол и соединила указательные, соорудив таким образом футбольные ворота.
— В девятку! — ответила она.
— И что мы теперь будем делать?
— Теперь, — ответила она, — мы устроим маленький праздник.
XIII
В двух кварталах от моего дома был крошечный потрепанный ирландский бар под названием «Единорог». Я проходил мимо него много раз, но зайти как-то ни разу не захотелось. И в тот день, когда я шел мимо него вместе с Клайд, все еще под впечатлением от последней авантюры, я в этот бар совершенно не собирался. Но у Клайд оказались другие планы.
— Смотри, какое чудное местечко! — сказала она. — А как там внутри?
— Понятия не имею, — ответил я. — Никогда там не был.
— Только ты, Уолтер Сноу, можешь, живя в полутора кварталах от бара под названием «Единорог», ни разу туда не заглянуть!
— Дорогая, ты забываешь, что я не пил почти семь лет. Пока не встретил вас с Фоксом.
— Ну да, конечно. Свалить вину на других легче всего. Так поступают все алкоголики. Неужели ты не можешь придумать что-нибудь пооригинальнее? Ты же писатель!
— Я не мог придумать ничего оригинального в течение семи лет, пока…
— …пока не встретил меня и Фокса Гарриса. Так какова же наша роль в твоей жизни — мы приносим тебе несчастья или же мы тебя спасаем?
— Узнаешь, когда прочтешь книгу, — ответил я.
Но Клайд уже не слушала: решительно, поступью предводителя захватчиков, она направилась к бару. А я почувствовал себя в положении мужа, который повздорил с женой.
Совершенно новое чувство, надо сказать. Я постоял в нерешительности на тротуаре, глядя как от меня уходит эта женщина, которую я так недавно совсем не знал, и которую сейчас тоже толком не знал. Я понимал, что все равно последую за ней, но все же задавал себе бесполезные вопросы. А что, если не пойти? А что, если просто идти дальше по улице? А что, если дать ей исчезнуть из моей жизни?Можно, конечно, подумать, что я мечтал о побеге, о том, чтобы сбросить оковы, которые связывали меня с ними в роковую троицу. Троицу, которая уже тогда содержала в себе гибельные семена, подобно библейскому саду. В отличие от Фокса и Клайд, я склонен был верить тому, что написано на пакете с семенами, но бежать я на самом деле не хотел. Потому что мне никуда не хотелось идти и никем не хотелось становиться. У меня были теперь друзья, прекрасные друзья. Никто из нас и в страшном сне не могу видеть, что может нанести вред другому. «Сны никогда не приносят вреда, — сказал однажды мне Фокс. — Это делают только сновидцы».
Не знаю почему, но у меня исчезли всякие сомнения относительно моих чувств к Клайд. Бросить ее было то же самое, что бросить самого себя. И бросить Фокса тоже было невозможно, по той же самой причине. Мы были как подростки, которые поклялись на крови вечно стоять один за всех и все за одного. У такой любви и преданности нет срока реализации, нет логического обоснования, а есть только судьба, записанная где-то на небесах.
— Что ты делал там так долго, солнышко? — спросила Клайд, когда я вошел в бар. Никакого ответа она, видимо, не ожидала. — А место и вправду чудесное.
Я посмотрел вокруг, пытаясь понять, что ей так понравилось, и увидел один из самых паршивых баров, из всех, где мне доводилось бывать. На вид это было семейное предприятие, но семья, надо полагать, все-таки неполная. Мама отсутствовала, а папа чуть виднелся из-за видавшей виды стойки на фоне бутылок. Выглядел он как типичный ирландский гном-лепрекон, и при этом был явно под мухой — причем в гораздо большей степени, чем три его клиента. Последнее обстоятельство не могло не обеспокоить даже бывшего алкоголика, вроде меня.
— Послушай, — сказал я Клайд, — если хозяин бара пьянее своих гостей, то это нехороший знак.
— А может быть, просто Иисус подает нам знак, что мы должны его догнать, — ответила она.
— Вряд ли бы Иисус, воскреснув, отправился в это место.
— А я и не знала, что ты веришь в Господа.
— В него я, может быть, и не верю, но в тебя верю.
— Ну, это уже неплохо, — сказала Клайд. — Значит, во что-то ты все-таки веришь.
Мы сели возле стойки и заказали две пинты «Гиннеса». Вскоре Клайд уже болтала с колоритным барменом. Не прошло и минуты, как он оказался полностью ей покорен.
— Меня выкинут отсюда через неделю, — объяснял гном. — Тут ошиваются такие ребята в костюмах с галстуками…
— Да, это всегда плохо, — сочувственно кивнула Клайд.
Гном придвинул нам два «Гиннеса».
— Золотые слова, девчушка, — сказал он. — Эти суки хотят прихлопнуть «Единорога». Но ты не бойсь, я их и близко не подпущу. Я тут тридцать два года. Если они закопают «Единорога», то пусть и меня закапывают вместе с ним. Потому что тогда я уже не смогу выставить «Гиннес» такой девчушке с глазами, как ирландское утро.