Убить Каина. Хроники 18-го века

Вытолкала Семена с Авдеем за дверь, закрыла дверь на крючок, устало опустилась на лавку и сказала монаху:

– Теперь затаскают, сволочи…

2

Зимой в Москве темнеет рано. В пятом часу дня уже зажигают нововведенные масляные фонари. Фонари светят желтым светом. Сыплет снег, вьется вокруг фонарей белыми бабочками.

Полицейский вел Ваньку и колодников посреди темной пустынной улицы. Снег скрипел под ногами. Звенели цепи колодников. Звон кандальных цепей и черные фигуры людей, бредущие по белому с желтыми пятнами снегу, создавали какую-то странную, пугающую своим одиночеством и безнадежностью картину.

– Располовинить меня хотели… – бормотал Ванька. – Ничего, Авдей, ты об этом еще пожалеешь…

Полицейский прислушался и догадался, о чем собирается доносить Ванька. Он, как и трактирщица, тоже опасался оказаться в свидетелях.

– Ты только меня свидетелем не выставляй, Ваня, – сказал он. – Я в трактире не был, только на минуту зашел, вина выпить. В долгу не останусь.

Ванька посмотрел на полицейского:

– Договорились.

В конторе Сыскного приказа было пусто. Дежурный следователь Белых дремал, уронив голову на стол.

Рассмотрев доносителя, спросил:

– О чем доносишь?

– Холопы боярина Мятлева Авдей и Семен поносили в трактире их сиятельство губернатора, – заявил Ванька.

– Слышал? – спросил дежурный у полицейского.

– Он не слышал, – сказал Ванька. – Он с колодниками только в дверь вошел. Трактирщица слышала. – И взглянул на полицейского. Полицейский ответил ему благодарным взглядом.

Белых заметил перегляд Ваньки с Прохором. Было что-то подозрительное в их перегляде. Но виду, что заподозрил неладное, не подал. Вмешивать полицейского в дело об оскорблении губернатора себе дороже – ляжет пятно на весь приказ, и князь обозлится. Сделать вид, что ничего не заметил, так безопаснее.

– Значит так, Прохор. Запри этого до утра, а сам возьми в казарме двух солдат, приведи обвиняемых и трактирщицу.

– Сделаю. – Полицейский повел Ваньку в камеру.

Убранства в камере – стол, две лавки и байда для отхожих дел. На столе горела лампадка. На одной из лавок лежал мужик, накрыв лицо шапкой. Когда за полицейским закрылась дверь, мужик снял с лица шапку и сел к столу. При тусклом свете лампады Ванька разглядел на лбу мужика выжженное клеймо и догадался, что там слово «ВОР», знал – так клеймят разбойников. Мужик тоже внимательно разглядывал Ваньку.

– Поговорим, что ли? В беседе ночь быстрей скоротаем. За что в темнице?

– За правду, – сказал Ванька.

– Тут все за правду, другие в острог не попадают. – Мужик ухмыльнулся. – Однако ж весело шутишь, парень. Садись.

Слово за слово, разговорились, похоже, соскучился мужик по человеческому общению. Назвался Камчаткой, беглым с каторги. Поймали его по примете на лбу, хоть и носил шапку, натянув до бровей. И еще много чего рассказал о своей лихой жизни. Особенно страшно было слушать про каторгу в рудниках. Загоняли там каторжников под землю, в штольни. Урок на день непосильный, земля промерзлая. Вот и долбили её с утра до вечера. А если кто-то урок не выполнил, оставляли всех под землей на ночь. Ночью холод в штольне жуткий. Мужики сбивались в кучу, телами друг друга грели. Кто послабей, того на край выталкивали. Случалось, те, крайние, замерзали насмерть, их потом от других киркой откалывали.

– Сволочной мы народишко, – заключил под конец Камчатка, с осуждением в голосе. – Нам главное – свою шкуру сберечь.

– Это правда, шкуру все берегут, – согласился Иван. – Меня соседи изувечить хотели, так я тоже свою шкуру спасал.

– Это каким способом? – спросил Камчатка.

– «Слово и дело» крикнул.

Камчатка цыкнул сквозь зубы и осуждающе покачал головой:

– Нельзя так, парень. Грязная и подлая вещь – донос.

– А как иначе спастись?

– В бега идти. На волю. Без воли жизни нет, одна мука. Я тоже снова сбегу.

Долго беседовали, пока предутренний сон не сморил обоих.

За день до этого

Боярин Василий Мятлев, хозяин Ваньки, сидел в комнате, отдыхал. От натопленной печи тянуло теплом, в канделябре оплывали свечи, из горницы дворовых девок доносилась протяжная песня. Уютно. И вспомнилась ему невеста Бланка, дочь польского шляхтича Сапеги. Жаль, свадьба еще не скоро, родители Бланки настояли, чтобы молодые год «проверяли чувства». И потянуло Василия на романтику. Отправился в библиотеку, стал рыться на полках и обнаружил, что отсутствуют поэзии Опица.

Долго гадать, кто взял, не пришлось: из дворовых один только Ванька знал по-немецки, – выучил в Хайдельберге, когда обслуживал боярина во время его учебы в университете.

Холоп тут же был вызван в комнаты на правеж.

Ванька вину признал.

– Как ты посмел без спроса взять книгу из библиотеки!?.. – распалялся боярин. – Решил, что тебе всё позволено?!..

Василий Мятлев был страстен, но отходчив – легко распалялся и легко отходил. Ванька это хорошо знал, случалось такое в Хайдельберге. И потому сейчас покорно ждал, когда угаснет боярский гнев.

– Ладно, на первый раз прощаю, – успокаиваясь, сказал Мятлев. – Ступай. И книгу верни сейчас же.

Ванька изменился в лице.

– Нет книжки. Потерял на пожаре. Прости, ваша милость…

– Потерял? – переспросил, словно ослышался, боярин, и глаза его вновь помутнели от гнева. – Потерял?!..

– Там такое творилось, – бормотал Ванька. – Голову потерять можно было.

– Лучше б ее и потерял! – вскричал боярин. Сколь бы человек отходчив не был, но потеря холопом нужной барину вещи, к тому же взятой без спроса, проступок, безусловно, наказуемый. Василий дернул шнурок звонка. В комнату вбежал казачок.

– Кузнеца Семена сюда! Мигом!..

Казачок стрелой умчался из комнаты. Ванька стоял, опустив голову и переминаясь с ноги на ногу.

Несколько минут в комнате висела грозная тишина. Откуда-то из-за печи застрекотал сверчок. «Плохая примета, – подумал Ванька. – Сверчок, говорят, к беде».

В комнату, сдернув на пороге шапку, вошел Семен – огромного

роста мужик с кулаками величиной в капустную голову.

– На конюшню! – велел боярин и кивнул в сторону Ваньки. – Полста палок. Бить, не жалеючи.

– Не пожалею, не изволите сомневаться, – улыбнулся Семен. Подхватил с пола одеревеневшего Ваньку, вынес из комнаты. И тут Ваньку, наконец, пробил страх. Его затрясло, как при падучей.

Семен кликнул конюха Авдея. Оба оттащили Ваньку на конюшню, уложили на скамью, задом кверху, и привязали.

– Семен, давай завтра, – лепетал Ванька, пытаясь хоть на несколько часов оттянуть экзекуцию.

– А мне-то какая прибыль? – спросил Семен, замачивая пучок розг в ведре с водой.

– В трактир сходим, штоф водки поставлю. У меня алтын с деньгой в загашнике есть.