Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Убить Марата. Дело Марии Шарлотты Корде
Шрифт:

Все события, описанные в романе, спрессованы в одиннадцать дней, и это сделала сама жизнь. Каждый из этих одиннадцати дней преисполнен динамизмом, но всё же всякий следующий день отчётливо отличается, отделяется от предыдущего, так что нет никакой необходимости разделять роман на части и главы: достаточно просто называть дни и числа.

Борис ДеревенскийСПб, 1999–20032016–2017

Предуведомление

Известное всем имя – Шарлотта Корде – не аутентично. Полностью наименование нормандской дворянки, убившей Марата, было: Мария Анна Шарлотта Корде д'Армон. Сама же себя она называла: Мария Корде (иногда де-Корде). Так к ней обращались её близкие и земляки, знавшие её до поездки а Париж, так же она подписывалась, и так значилась в её паспорте. В исключительных официальных случаях она называла свои имена полностью, но никогда – в сочетании «Шарлотта

Корде».

Первым публично назвал её Шарлоттой Корде депутат Шабо, выступая в Конвенте на другой день после убийства Марата. С подачи Шабо так же её стали именовать и в газетах. Даже бриссотинцы, бежавшие в Кан и знавшие Корде как Марию, после этого именовали её не иначе как Шарлоттой.

В поддельных письмах, написанных от её имени, также стоит подпись «Шарлотта Корде», что, кстати говоря, указывает на фиктивность таких документов. В этом романе, претендующем на документальность, восстановлено аутентичное наименование главной героини.

Париж, 16 июля 1793 г.,

2-й год Французской Республики

Чрезвычайный Уголовный Трибунал

Протокол допроса обвиняемой

Вопрос. Ваше [полное] имя, возраст и место рождения?

Ответ. Мария Анна Шарлотта Корде, двадцать четыре года, родилась в Линьери, округа Аржантана, департамента Орн.

В. Место проживания?

О. Город Кан департамента Кальвадос, улица Сен-Жан, 148.

В. Как давно и у кого вы живёте в Кане?

О. Я проживаю два года у своей кузины, вдовы Лекутелье де-Бретвиль.

В. Ваше положение до Революции 1789 года и сейчас?

О. До Революции я жила в пансионе при монастыре Аббе-о-Дам. Сейчас – домохозяйка.

В. Вы из дворян? Ваша прежняя фамилия?

О. Корде д'Армон.

В. Где ваши родители?

О. Мой отец проживает в своём имении в Аржантане. Мать умерла много лет назад.

В. Ваше семейное положение?

О. Не замужем.

В. Были ли вы судимы раньше по уголовному делу?

О. Ни по уголовному, ни по какому-либо иному. <…>

7 июля 1793 г., воскресенье

Кан, Гран-Кур. 3 часа пополудни

События развивались стремительно. В четверг 4-го числа в Кан съехались посланцы восьми департаментов Нормандии и Бретани. Всю пятницу шли переговоры с бежавшими из столицы депутатами, с членами повстанческого Собрания и с командующим Шербурской армией генералом Вимпфеном. Наконец в субботу решено было учредить «Центральный совет сопротивления насилию и угнетению», бросить клич ко всей нации и двинуть соединённые силы на Париж.

На следующий день в три часа пополудни провинциальный город оглушил барабанный бой. По случаю единения департаментов был дан общественный завтрак, после которого генерал Вимпфен устроил парад канского воинства.

Мария Корде услышала грохот барабанов, когда была в гостях у своей подруги Розы Фужеро. Они выглянули в окно и увидели горожан, спешивших на Гран-Кур. В ответ на их расспросы какой-то каменщик крикнул, что начинается поход на Париж и город провожает солдат. «Ах, Боже мой, они уже уходят! – вскричала Роза. – А ты, Мари, уверяла, что они простоят ещё неделю». – «Так мне сказал Бугон», – развела та руками. «Много знает твой Бугон, – отмахнулась подруга. – Ну, да ладно, чего теперь причитать? Бежим скорее!»

Бросив вязание, не успев даже толком одеться, подруги бросились на южную окраину Кана, куда стекался весь город. Ещё вчера гарнизон мирно ночевал по квартирам, офицеры играли в карты, а солдаты от скуки палили из ружей по пустым бутылкам. Теперь всё пришло в движение.

Гран-Куром – «Большим Двором» горожане называли обширный участок, очищенный от травы и дёрна, на котором раз в год собиралась канская ярмарка. Теперь здесь было устроено нечто вроде парадного плаца. Посреди площади стоял наспех сколоченный из досок высокий помост с деревянными же перилами. На этом помосте, громко называемом трибуной, локоть к локтю теснились бежавшие из Парижа депутаты, комиссары департаментов, а также представители местных властей. Перед ними стояли побатальонно солдаты генерала Вимпфена, а позади помоста и вокруг всё было запружено народом.

В тот момент, когда Роза и Мария прибыли на Гран-Кур, глаза всех были устремлены на дощатое сооружение, с которого обращался с речью к собравшимся статный красивый молодец в тёмно-коричневом фраке и высокой английской шляпе, с разметавшейся по плечам густой гривой чёрных волос. Нормандским провинциалам он представлялся каким-то ослепительным, почти неземным существом, – столько в его облике было для них нового, неожиданного, смелого, свежего, столичного. Это был Шарль Барбару.

– Французы! Потом и кровью вы добились свержения монархии и установления республиканского правления. Ваши представители, избранные всеми вами, отправились в Париж, чтобы издать справедливые законы. Они стоят здесь, рядом со мною. Но почему же они

не в Конвенте? Почему одежда их изорвана, почему их лица покрыты пылью? Потому что они подверглись насилию самым гнусным, самым варварским образом. За то, что они защищали Закон, отстаивали права добродетельных граждан, за это на них набросилось парижское отребье, все янычары и гайдуки Марата, – за это на них были направлены пушки, за это их подвергли аресту. Ещё немного, и они легли бы под нож гильотины. Но им удалось бежать из захваченного анархистами города, и вот теперь они стоят перед вами, оскорблённые и возмущённые так же как и вы.

Не столько даже смысл слов выступающего, не суть его речи, а самый его вид, звенящий голос, взмах чёрных кудрей, решительные и вместе с тем изящные движения рук совершенно завораживали слушающих.

– Итак, произошёл переворот. Древо Свободы подрублено, Республика в смертельной опасности. В этот час никто не может остаться в стороне, никто не вправе терпеть бесчинства разбойников, нагло захвативших власть и попирающих законы. Восемьдесят департаментов возмущены наглостью парижских санкюлотов. Повсюду вооружаются граждане на защиту Закона; шесть тысяч марсельцев уже идут на Париж, департамент Эр готовит четыре тысячи добровольцев, все каработы [4] Кальвадоса [5] встали под ружьё. Французы, вам известны ваши враги. Восстаньте! Идите! Поразите преступную клику, посягнувшую на ваших избранников. Вы знаете вождей этой клики, упивающихся кровью невинных жертв. Вы знаете её трибунов, увлекающих страну в пучину анархии. Никто из них не должен остаться безнаказанным. Исполнение Закона или смерть!

4

Каработы (carabots; этимология не ясна) – так во время Революции назывались революционные пролетарии в различных нормандских городах, а также их общества. В протоколе Общества каработов Кана от 12 февраля 1793 г. так объясняется название этого объединения: «Название эквивалентно имени санкюлотов. Шуточный и пренебрежительный эпитет этот был дан аристократией в начале Революции офицерам национальной гвардии из-за их горячей любви к Свободе, и они сохранили его по настоящий день». Следуя мемуарам Петиона, общество каработов Кана было настоящим ужасом для аристократии, а его глава считался «отцом народа». Однако, несмотря на идейную близость к парижским санкюлотам, в 1793 г. каработы Кана стали опорой бежавших в Нормандию жирондистов и ядром федералистской армии, выступившей против Горы и Коммуны Парижа. Это один из самых загадочных парадоксов Революции.

5

Департамент, образованный в 1791 г. на территории бывшей провинции Нормандии с административным центром в городе Кане.

Барбару закончил выступление под гром оваций и многократно повторяемое, как эхо:

– Да здравствует Республика! Да здравствует Закон! Смерть анархистам!

Кричали все, начиная от городских старожилов, едва приволочивших ноги, и кончая босоногими мальчишками, гроздьями висевших на ветвях деревьев.

Антиправительственного энтузиазма гражданам Кальвадоса было не занимать. Ещё в начале июня, сразу же после известия об аресте в Париже тридцати двух депутатов-бриссотинцев [6] Кан разразился нешуточным гневом. Директория департамента постановила считать этот акт оскорблением народа, избравшего этих самых депутатов, и объявила себя в состоянии законного восстания (d'insurrection l'egale) против «нового Рима». Вернувшаяся из Парижа департаментская делегация (посланная туда на помощь партии Бриссо и ставшая свидетельницей её падения) ходила по секционным собраниям и живописала ужасы, творившиеся в столице. Канские якобинцы объявили, что они не имеют ничего общего с парижскими якобинцами. В довершение всего были взяты в заложники комиссары Горы Ромм и Приёр, находившиеся в соседнем городке Байё [7] ; их доставили в Кан и посадили под арест в так называемой Испанской гостинице. Это был уже открытый вызов Парижу. Беглецы-бриссотинцы знали, где искать убежище.

6

Бриссотинцы (по имени лидера фракции Ж. П. Бриссо) – первоначальное название жирондистов, употребляемое в описываемое время. Сам Бриссо в письме от 11 января 1793 г. так отзывался об этом: «Эти названия, столь часто повторяемые: бриссотинцы, жирондисты, основаны на ироническом обращении к ним тех, кому знакомы эти лица; разумеется, в этих названиях отражены также честность, таланты и доверие, которыми обладают Бриссо и депутаты Жиронды».

7

Байё – второй по величине город департамента Кальвадос, лежащий западнее Кана.

– Да здравствует департаментская армия! – воскликнул Барбару, и следом за ним это повторила вся площадь.

Присутствующие не сводили с оратора восхищённых глаз. Трактирщики, сыровары, булочники, швеи, судомойки как эхо, повторяли его имя. Всех в Кане покорил этот черноволосый марселец, самый энергичный, самый молодой из бежавших в Кан депутатов, – «наш Алкивиад», как говорила о нём мадам Ролан, или «Антиной Жиронды», как назвал его Робеспьер.

– Тебе он нравится? – простодушно спросила Роза, склоняясь к уху Марии. – Что до меня, то я, кажется, от него без ума. Вот настоящий кавалер! Не то, что наши неотесанные грубияны. Красив, умён, изящен, и при этом как мужественен! Правда, скажи?

Поделиться с друзьями: