Убить Марата. Дело Марии Шарлотты Корде

Ванная комната, куда вошла наша героиня, представляла собой узкое продолговатое помещение с маленьким оконцем, выходящим во внутренний двор гостиницы. Пол был выложен плиткой из обожжённой глины, имел небольшой уклон в противоположную от входа сторону и отверстие, куда стекала вода. Слева от двери стояла чугунная печь, которую топили дровами и углём. Раскаляясь, она разогревала установленный над нею бак с водой, из которого на высоте человеческого роста отходила труба, заканчивающаяся краном с ручкой. Никакой ванны не было; моющиеся стояли как в душевой или сидели на деревянной лавке. Рядом стояло корыто, где остужали слишком горячую воду, а на стене на крючках висело несколько черпаков с длинными ручками.

Печку, разумеется, ещё не топили; Корде потрогала рукою бак с водой и нашла его вполне холодным. Ей пришлось самой очищать печь от остывшей золы, разжигать огонь и подкладывать уголь. В комнате было сыро, на полу валялись кусочки мыла и ворсинки от мочалок. Мария едва не поскользнулась и не шлёпнулась на пол. Пос ле этого она сняла чепец и капот, повесила их на гвоздь, освободилась от своих скользящих тапочек и осталась на босую ногу.

Печь разогревалась медленно и ужасно дымила. Наконец из крана потекла тёплая вода. Наша героиня окончательно разделась, взяла в руки мыло и села на лавку. В этот момент жестяная труба чихнула, заурчала, и вода перестала течь. Вначале купальщице показалось, что бак опустел, но встав на табурет и открыв крышку, она увидела, что там ещё достаточно воды. Почему же она не течёт? Конечно, следовало бы обратиться к служащим гостиницы, но Мария не могла выйти из ванной комнаты, потому что уже успела ополоснуться и даже слегка намылилась. Ситуация ещё более неудобная и нелепая, нежели вчерашнее происшествие в комнате гарсона. Следовало найти какой-то выход из этой конфузии.

Сначала постоялица попыталась черпать воду через верхнюю крышку бака, но узость отверстия и длинные ручки черпаков не позволяли этого сделать. Тогда она взяла топор, которым кололи дрова, и двумя решительными ударами отсекла трубу от бака у её основания. Оказалось, в бак кто-то уронил тряпку, и она забила собою отверстие. Как только тряпка была вынута, вода хлынула из бака широкой струёй. Мария успела подставить корыто, которое мгновенно наполнилось, а вся оставшаяся вода вылилась на пол. Такое радикальное решение проблемы позволило нашей героине завершить свои процедуры. Правда, следующий купальщик оказывался перед двойной трудностью: в баке не оставалось больше воды (но это ещё полбеды; воду можно было принести и налить) и у него не имелось крана. Но почему Мария должна заботиться о других больше, чем они о ней, и почему в помещении, называемом ванной, и пользование которым входит в стоимость проживания в гостинице, она должна терпеть такие неудобства и такое унижение, оказываясь в течение нескольких минут совершенно голой и беспомощной?

Когда Корде оделась и вышла из ванной, гостиница уже вполне ожила. Где-то звенел колокольчик, слышались шаги и раздавались голоса. На внешней стороне двери ванной комнаты уже висел листок, приколотый булавкой, на котором в столбик писались фамилии желающих помыться.

У дверей седьмого номера ей встретилась супруга Бензе.

– Добрый день, соседка! Как вам спалось?

– Всё в порядке, – молвила Мария сквозь зубы, торопясь отпереть свою комнату.

– А мы, знаете, провели эту ночь ужасно. Муж ворочался на постели и от духоты не мог заснуть. Наш сорванец всё время хныкал, вскакивал и просился в уборную. В результате у меня разболелась голова. Ужасная ночь… Мы завтракаем у себя в номере. Вы уже позавтракали?

– Нет, мне некогда. Я жду гостя.

Мария зашла к себе и закрыла дверь на ключ. Часы показывали без четверти девять. Было ещё время немного прибрать комнату и приготовить её для встречи Дюперре. Вот удивится этот важный господин, когда увидит её посреди такого убожества!

Из защитной речи Лоз-Дюперре в Конвенте 14 июля

На следующий день я пришёл и обратился к портье. Она меня ждала. Четверть часа мы развлекались беседой по поводу текущих дел. Я сказал ей: «Прежде чем идти к министру, будьте любезны, расскажите мне о вашем деле». Она мне ответила, что это дело не является её личным делом, но она заботится о девице Форбен, с которой много лет провела вместе в монастыре, которая отправилась в Швейцарию, и которая претендует на пенсию, какую она уже давно ожидает от министра.

Гостиница «Провиданс». 9 часов утра

Прежде чем войти, Дюперре постучал в дверь. Он ничуть не удивился, встретив столь нереспектабельную обстановку. Маленькая комнатка в плохонькой гостинице была воспринята им как своего рода походная суровость, вполне подходящая духу приезжей, предки которой были воинственными нормандцами. Мария не могла предложить гостю ни кофе, ни прохладительного напитка; однако пригласила его присесть. Она уже была вполне одета и готова к выходу, и это приглашение прозвучала как чистая формальность, дать гостеприимству. Тем не менее Дюперре сел и завёл речь о предстоящем деле. По его словам, он уже размыслил над ним и находит, что шансы на успех невелики. Если гражданка Форбен лишилась пенсии по закону об эмигрантах от 9 ноября 1791 года, то восстановить её будет очень и очень трудно. Но даже если её и восстановят, то кто её станет получать? Сама Форбен, остающаяся за границей? Кто же будет возить туда деньги, и как всё это будет выглядеть? «Как помощь соотечественнице, терпящей нужду, – сказала Мария. – Разве это может выглядеть как-то иначе?» Дюперре рассмеялся и перевёл разговор на общие темы.

– Как вы нашли Париж? Не слишком ли он изменился?

– Мне трудно судить, – молвила Корде. – Я здесь раньше никогда не бывала.

– Никогда не бывали? – развеселился депутат. – Вы впервые в Париже?! Что же вы не сказали мне об этом ещё вчера? Это многое меняет. В таком случае вы обратились по адресу. Без меня вы рискуете потеряться в этом безбрежном море. Ведь Париж – это море. Боле того: океан. Я стану вашим провожатым.

– Буду очень признательна вам, – отвечала она с улыбкой.

Эта её улыбка, бесхитростная и доверительная, подействовала на него ободряюще. Он увидел перед собой хорошенькую провинциальную барышню, правда, с характером, но всё же достаточно неискушённую.

– Что же мы сидим? – спохватился он. – Пойдёмте скорее; ведь солнце уже высоко, и сейчас самое время рассмотреть этот город вблизи.

Выводя Марию из гостиницы, Дюперре проявил всю свою галантность, что тотчас же бросилось в глаза встречным постояльцам. Они таращили глаза на грациозную пару и расступались, освобождая дорогу. Гарсон Фейяр, поднимавшийся по лестнице с подносом в руках, так загляделся, что запнулся на ступеньках и едва удержался на ногах.

Дюперре был одет в тёмно-жёлтый фрак с золочёной вышивкой, из под которого выглядывали белый жилет с поджилетником; на голове его красовалась английская шляпа с широкими загнутыми краями; правой рукой он поддерживал даму, а левой опирался на длинную трость с изящным серебряным набалдашником. Депутатского значка [57] он не носил, и вообще избегал всевозможных трёхцветных эмблем, которыми обильно украшались революционеры и радикалы. Только на отвороте фрака у него имелась предписанная законом кокарда [58] , но такая малюсенькая, что казалась не кокардой, а лишней пуговицей.

57

Отличительный знак членов Конвента – медаль с профильным изображением сидящей женщины с непокрытой головой, держащей в правой руке фасции, а в левой – фригийский колпак.

58

Декрет об обязательном ношении мужчинами национальной кокарды был принят ещё Законодательным собранием 8 июля 1792 г.

При виде изысканно одетого господина Луи Брюно поспешно бросился открывать входную дверь. Стоявшая за конторкой матушка Гролье, которую четверть часа назад Дюперре спрашивал, в каком номере проживает гражданка Корде из Кана, вновь расплылась в лучезарной улыбке. Мария сдала ей ключ от комнаты, также улыбаясь и стараясь не вспоминать вчерашнюю неприятную сцену с узлом белья. «Гулять пойти изволите? – заискивающе спросила хозяйка. – В добрый час!» – «Нет, – ответила постоялица. – Мы идём по делу».

Из гостиницы парочка вышла под руку, как кавалер с дамой прогуливались по бульвару в прежние времена – а l'ancien r'egime, когда ещё правил король и дамам полагалось целовать ручку. Потом, в грохоте великих свершений всё это стало непатриотично и даже как-то неприлично.

«Давайте пройдёмся до министерства пешком, – предложил Дюперре. – Вы не пожалеете, потому что по пути нас ожидают несколько замечательных памятников». – «Если вы имеете в виду Пале-Рояль или площадь Равенства, то я уже проходила их вчера», – заметила Мария. «Считайте, что вы их не видели, – улыбнулся бывший виконт. – Чтобы действительно увидеть Париж, требуется знаток-провожатый. Впрочем, сейчас наш путь лежит в другую сторону, по улице Нёв-де-Пети-Шам».