Убить мажора (антисоциальный роман)

Друзей среди однокашников Сергей не заводил. Ну, может быть, кроме «Цыгана» — Савы Комарова, чья бабушка была комендантом общежития. В действительности Сава не был цыганом, его так дразнили из-за поразительного сходства с веселым и отчаянным Яшкой-цыганом из «Неуловимых мстителей», знаменитого истерна о Гражданской войне. Нельзя сказать, что Сергей сдружился с Савой исключительно из меркантильных побуждений или того хуже — из какого-то расчета, ради получения своей выгоды, хотя, если более внимательно присмотреться к характеру их отношений, можно было назвать это и так. Но с самого начала их непродолжительная дружба имела весьма предрасполагающие причины, по которым их связь совершенно справедливо можно было назвать искренней и взаимной, и которая казалось, не была спланированной или выгодной. В конце концов, каждый что-то приобрел от этой дружбы. Сава Комаров, например, считал, что знакомство с Сергеем подарило ему вторую жизнь.

Как-то заснув на скучной лекции и проснувшись через некоторое время, Сергей не обнаружил сидевшего рядом с ним Комарова. Взбудораженного после сна Сергея успокоили ближайшие соседи, сказав, что он отпросился в туалет. Еще в середине пары. Сидя под знойными лучами весеннего солнца, бьющего через окно учебной аудитории, Сергей без всякой на то причины нарисовал на полях своего девственно чистого листа тетради казнь маленького человечка за что-то убиенного на виселице. Объяснить рисунок Сергей не мог. Он вышел как-то сам собой, абсолютно непринужденно и абсолютно ничем не навеянный. Разве что лучами знойно-испепеляющего солнца и душностью и нудностью изучаемой дискретной парадигмы информационно-вычислительной революции. Но нарисованная смерть, зародила в душе Сергея какую-то необъяснимую тревогу. Каких либо других мыслей в изнеможенной жарой голове Сергея в этот момент не было. Чувствуя дрожащую в самом желудке раздраженность, сухость и послевкусие, образовавшееся во рту с разложением остатков съеденного на перемене бутерброда, Сергей отпросился, извинился и вышел из аудитории под искреннее недоумение ворчливого преподавателя:

— Что это? Что случилось? Очередные «моченедержанцы» — выходят и выходя в туалет… а прежние — не возвращаются? — аудитория взорвалась смехом и пчелиным гулом; но дверь захлопнулась, и стало непривычно тихо. Сергей пошел по тихому коридору, туда, где искусственный тусклый свет кончался, и начиналась тьма, в которой жили сырые призраки и тени, и еще много чего придуманного воображением Сергея по пути. Он вспомнил старую институтскую байку о том, что лет десять назад в туалете было найдено тело студента Витьки Пудякова, повесившегося на канализационной трубе. Почему-то никто не мог припомнить точного времени, когда это произошло. Ни студент, рассказывающие эту историю, ни профессорско-преподавательский состав, который словно практикуя самобичевание, заставил себя забыть как сам случай, так и его подробности. Терзаемые бесконечными расспросами не одного поколения первоучек они ничего не могли рассказать или припомнить. Между тем, вспоминая эту историю на какой-нибудь студенческой вечеринке или на субботнике рассказчик всенепременно заострял внимание на одной отвратительной детали: повесившись на сливной трубе, по которой со скоростью водяного потока летало говно, кишечник Витька опорожнился и его содержимое, как по трубе, пролетев по извилистым широким штанинам выскочило наружу, заляпав блестящие лакированные ботинки.

С этими не очень светлыми и не очень радужными мыслями Сергей подошел к темноте. Подумав о том, что именно в темноте живут привидения и многочисленные духи, он приблизился к ее границе нечетко разделенной дневным светом и, не останавливаясь, но осторожно заступил в нее сначала одной ногой, а следом — другой. Пройдя некоторое расстояние, почувствовав на теле волну неконтролируемых и невыносимо озорных мурашек, Сергей радостно отметил, что не был облеплен летучими демонами или застрявшими в этом мире астральными духами умерших студентов, возводя эту радость в ранг истинного счастья. Остановившись у туалета, он ногой толкнул дверь и очутился в вонючей сырой, но светлой «пещере» с вечно капающей, откуда-то из-под потолка водой. Сергей испытал некоторое облегчение после того, как войдя в туалет, не обнаружил висящего под потолком, на канализационной трубе, обосранного тела Витьки Пудякова. Пройдя мимо изодранных и обшарпанных туалетных кабинок, Сергей не заметил ничего странного, и остановился у писсуара, выложенного из кирпича и бледно-зеленой облицовочной плитки, долларового цвета с мутновато-белыми прожилками, внутри которого находилась распиленная по оси стальная труба, уложенная под небольшим углом в сторону слива. Конструкция по внешним признакам напоминала водораздаточное устройство для ферм, из которого домашняя скотина пьет воду, подаваемую из водопроводного крана по каналу желобкового устройства. Исполнив процедуру «освобождения», Сергей испытал облегчение и собрался было уже идти обратно, как вдруг заметил торчащие наружу из под жидкой двери кабинки разъехавшиеся ноги Савы. Они находились в том неестественном положении, в каком человек скорее оказывается уснувшим, перед телевизором и в кресле, нежели на унитазе со спущенными штанами.

На мгновение Сергею стало не по себе.

«Неужели труп?!» — подумал Сергей и его желудок судорожно сжался.

Нервно оглядевшись по сторонам, Сергей глянул под потолок, словно ожидал вслед за дикими мыслями появление мертвого тела висельника Пудякова или, как минимум, проявление его астрального духа или визуального образа отражаемого замызганным зеркалом. Сергей медлил. Дверь кабинки была заперта изнутри и, прижавшись к ней ухом, Сергей позвал Комарова.

— Сава… Сава, ты живой?

Комаров не ответил.

Сергей потер себе лоб. Сморщившись, как морщится человек, которому неприятно сама мысль о каком-то неприятном действии, с выражением нервного отвращения, Сергей тихонько пнул торчащую Савкину ногу.

— Сава, ты чё, там? Обосрался? — нервно спросил Сергей.

Но тот не отвечал. Трезвея ото сна, Сергей очень четко понял, что надо ломать дверь. Отстранившись от двери, он оценивающе оглядел ее и заметил неглубоко выцарапанную пошлость. На двери было выцарапано:

«Отсосу! Дождись своей очередь!»

Ухватившись за ручку обеими руками, рассчитывая силу рывка, с учетом ее ветхой внешность, Сергей дернул дверь на себя. К его удивлению дверь не поддалась, кисло-противно скрипнув в ответ. Упершись на этот раз ногой в стойку двери, Сергей с силой дернул еще раз и с грохотом рухнул на приторно-липкий пол туалета. В руках Сергей держал скобу рукояти. Сморщившись так, что лицо его приняло зверское, беличье выражение, оголив передние зубы, Сергей вскочил с пола, и с неистово-тревожным криком последнего звука боевого клича тюркского красноармейца «Ура!», бросился на дверь, занося на нее ногу. От удара ногой, дверь, без сопротивления хрустнула, но не сломалась. Затворная щеколда, которая все это время удерживала дверь закрытой, выскочила из фиксирующей скобы и дверь с силой ударила в ноги Комарова, от чего его тело, сидевшее на унитазе, грохнулось вниз.

Лицо Сергея радостно осклабилось. Просунув руку в образовавшуюся щель, он сдвинул засов, и смог свободно отворить дверь наружу. Отворяя дверь, Сергей совершенно не представлял и не думал, что увидит в следующую минуту. За отворившейся дверью, в небольшом промежутке, между унитазом и стенкой, забросанный использованной туалетной бумагой с остатками кала на ней, в неестественной позе лежал Сава Комаров… с целлофановым пакетом на голове. Целлофановый пакет, опрятно подвязанный на шее с помощью ручек-тесемок, раздулся от собравшегося внутри воздуха, что казалось, будто вместо головы у Савы праздничный воздушный шарик. И первое желание, которое возникло у Сергея подсознательно — смеяться и нарисовать на безликом шарообразном лице: глазки, бровки, носик и рот, обязательно расплывающийся в уродливо-зубастой и веселой улыбке, беззвучной и безумной, какой она была в этот момент на лице Сергея. Некоторое время Сергей стоял неподвижно, соображая, что дальше делать, сильно растирая лоб. Нужно было вытащить Саву за ноги, но он застрял в узком месте всем телом. И Сергей понял, что первым делом, необходимо освободить его голову от пакета. Дотянувшись до смятого шарика, он ухватил его в районе подбородка, и с силой дернул. Лопнувший шарик разлетелся, окатив Сергея рвотной массой и кисло-химическим запахом клея «Момент». Сергей застонал от отвращения.

Вытащив тело Комарова из унитазного заточения, Сергей долго бил его по лицу, ухватив Саву подмышки, с трудом, но засунул его головой в раковину, под кран холодной воды. Казалось, прошла целая вечность до того момента, когда Сава вяленько задергал руками, а следом и головой. Он отходил больше часа. Оба сидели на полу умывальника, совершенно мокрые, а затем Сава неожиданно сказал:

— Зараза, горло жжет, просто ужас! Но глючило потрясно! Такие визуалы наблюдал! Я превратился в абсолютно маленького человечка и проник вглубь настенного ковра! А еще в сортире раздвинулся кафель, и плитки звонкими голосками зазвали меня внутрь! От их голоса я испытал такой оргазм!.. Такой кайф!.. всем телом сразу! А потом меня настигла такая измена!.. Меня преследовали странные белые точки, которые влетали в меня через рот и раздували меня изнутри… а потом я лопнул!

У Сергея не было слов.

Сава млел. Испытав галюциногенно-радужный восторг, он вырубился, и так бы задохнулся в кульке, не окажись Сергей рядом. Но Сава получил неожиданный шанс на вторую жизнь, а Сергей, через него, получил комнату в институтской общаге. Бойкую старушку пришлось познакомить с дедушкой, которого устроили садовником и выдали за родственника Сергея. Но все-таки дружбу Сергея и Савы нельзя было назвать искренней, а потому она закончилась сама собой.

Общага появилась как-никак вовремя. К тому времени переселение в общежитие было просто необходимо. Именно в этот момент отношения Сергея с родителями изрядно испортились — отца Сергея сократили с завода, и он стал пить, а мать — пахала за троих. Надо было уходить, и Сергей ушел.

Несмотря на то, что близких друзей у Сергея не было. Приятелей и знакомых — было много. В общей массе это были ребята умные, начитанные, не совсем, что называется «очкарики-ботаники», такая золотая середина. «Середнячки». Но Сергей не стремился с кем-либо сближаться, понимая, что единых по духу с ним людей рядом нет. В целом же со многими, можно сказать, дружил. Что касается ребят сильных и авторитетных, к которым Сергей подсознательно стремился примкнуть, не дотягивал. Не хватало харизмы и жестокости. Поэтому слабых и ущербных, как называли большинство ботаников, и с легкой руки могли бы отнести и его самого, сторонился. Поняв свою посредственность, Сергей перестал отвлекаться на всякие мелочи, сосредоточившись на двух вещах: первая — учеба, вторая — девушка. Именно девушка, как считал Сергей — красивая, нежная, умная, легкая; вполне была способна заменить ему и друзей и часть сомнительных стремлений, изменив собой вектор его душевного полета. Способна была, заменить для него внешний мир.