Убить меня
Шрифт:
Тут инспектор встревожился не на шутку и велел своим людям прочесать окрестности старого дома. Долго искать не пришлось. Филип Фейе обнаружился недалеко от сарая – под старым раскидистым ореховым деревом. Беднягу пришибла огромная суковатая ветка, валявшаяся рядом с телом, – словно отломилась она от дерева и упала точно на Филипа, свернув бедняге шею.
Эксперты лишь с недоверием качали головами. Ну разве может ветка упасть с такой скоростью, чтобы здоровой молодой парень не успел отскочить в сторону. Он что, глухой был? Или в прострации? И с какой стати она вообще отломилась, дубина эта?..
– Разве что он ухватился за сук, хотел влезть на дерево, да сук обломился, и парень неудачно упал…
Может, и так, – недоверчиво пробурчал инспектор и обратился
Полицейский, рассчитывавший на благодарность, обиделся:
– А зачем кого-то оставлять? Столько времени простояла здесь, никто ее не трогал. И ничего необычного я не заметил. Парень, наверное, уже там лежал, за сараем, когда я приезжал, да мне ни к чему было осматривать округу.
– Лежал ли… Впрочем, тут слово нашему медэксперту.
Медик поддержал патрульного. Смерть наступила, по его мнению, ранним утром. Получается – когда парень ехал на работу. Но зачем он свернул с дороги? И почему оказался под деревом? Инспектору оставалось только опять обратиться к рабочим из автомастерской. Пусть парень и молчун, но что-то он все же говорил, хотя бы о найденной машине?
Рейкееваген решил допросить ближайших приятелей погибшего. Те жались, мялись, явно не желая трепать языком. Пришлось прикрикнуть. Вот тут-то и выяснилась причина, по которой Филип свернул с дороги.
– Дак поорешничать хотел, – буркнул наконец один из слесарей.
Нежелание приятелей Филипа разговаривать было связано с тем, что они чувствовали себя отчасти виноватыми в гибели парня.
Это они попросили его потрясти старое ореховое дерево и привезти им орешков. Вздыхая и запинаясь, перебивая друг друга, они наконец разговорились и начали с оправданий.
– Все равно орехи осыпаются, мы бы спросили разрешения у хозяев, так ведь нет хозяев-то… А орехи-то суперские! И кажется, растет этот старый орех аккурат у сараюшки, в котором та машина стоит. Филип когда в первый раз привез орешков, так и сказал – машина в сарае стоит, никто ее не трогал, словно забыли про нее. А странно, машина-то нестарая, не развалюха какая, модель из свежих, а уже неделю стоит никому не нужная…
– Говорите толком! – рассердился инспектор. – Филип Фейе сказал, что машину поставили в сарай неделю назад?
Суровый окрик испугал парней, они притихли, а потом загалдели все разом. Инспектор велел им замолчать.
– Говори ты! – кивнул самому толковому из четверки.
– Да какая неделя? – возразил тот. – Два месяца, почитай, прошло, и все мы помним, потому как это был единственный случай, когда Филип приехал на работу ни свет ни заря, за полтора часа до смены. Что-то с велосипедом у него стряслось, ну да его родители вам лучше скажут. Тогда отцу пришлось привезти его так рано, чтобы самому успеть на работу.
– Уж мы и посмеялись! – не вытерпел второй парень. – За бока держались от хохота, мол, теперь он все свои опоздания одним махом перекрыл. И даже для памяти в календаре тот день красным цветом отметили.
Рейкееваген потребовал календарь. Действительно, одно число было обведено красным фломастером. День, накануне которого, как предполагалось, убили Нелтье ван Эйк!
– А что случилось неделю назад?
– Дак неделю назад Филип наконец раскололся. Когда орешков притаранил. Тогда и рассказал. Ну, то, что два месяца назад видел.
После того как инспектор перечитал и обработал сбивчивые показания приятелей погибшего парня, у него получилось вот что.
Два месяца назад, по дороге домой, у Филипа вышел из строя его старенький велосипед и ему пришлось идти пешком, да еще и велосипед вести. На полпути он решил передохнуть и устроил привал у дома старой Бернардины. Сидел себе, попивал пиво. А тут к дому Бернардины подкатил какой-то тип на темно-зеленом «мерсе». Филип еще подивился, что надо такой стильной тачке в этом захолустье. Тип тот въехал в самые кусты, Филип еще подумал, что сейчас поцарапает свое сокровище, но тому, похоже, плевать было. Филипа водитель не видел, тот ведь тоже
в кустах сидел. А минут через десять-пятнадцать приехала еще одна машина, как раз этот самый «пежо» из сарая, и тоже свернула к дому Бернардины. Только «пежо» за дом заехал, на ту сторону, где крыльцо. Мужик же вылез из своего «мерса» и тоже за дом побежал, за «пежо». И через минуту вернулся с бабой, то есть с дамой, крупная такая, немолодая. Оба к «мерседесу» подошли и что-то там делали, а что – Филип не видел. Багажник открывали, это Филип по звуку определил, вроде как туда что заталкивали или оттуда вытаскивали, а потом багажник захлопнули. Мужик опять за дом пошел, недолго пробыл там, вернулся, сел в «мерседес» свой и уехал. Филип подождал малость – ничего не происходит, бабы нет, так он из любопытства тоже за дом сходил – посмотреть, что с «пежо». Оказалось, что машину в старый сарай загнали, один зад торчал. А баба как сквозь землю провалилась. Выходит, они вместе на «мерсе» уехали, а «пежо» почему-то бросили.– И что же, два месяца назад Филип так никому ничего и не рассказал? – недоверчиво спросил инспектор.
Парни искренне удивились:
– А чего рассказывать-то? Что баба с мужиком свиданку устроили и укатили на машине, а вторую на время припрятали?
– Но ведь вот теперь рассказал.
А это из-за орехов. Отправился за орехами в сад Бернардины и увидел, что «пежо» все еще стоит. Это ему показалось странным.
– А не говорил ли он случайно, как выглядел тот тип из «мерседеса»?
Парни растерянно переглянулись.
– Не-а, не говорил. О бабе говорил – большая такая, даже «коровой» обозвал. А про мужика… Нет, ничего.
– Про куртку его говорил! – вдруг вспомнил один из парней. – Черная, от дождя. Дико дорогой прикид. Классная, короче, куртяха.
Инспектор понял, что больше ему из парней ничего не выдоить, и задал последний вопрос:
– А когда вам Филип об этом рассказывал, еще кто-нибудь мог слышать его?
Парни привычно переглянулись и дружно пожали плечами.
– Да любой мог слышать, народу-то тусовалось рядом полно. У нас тут всегда так – заправка, мойка, сервис, с утра до ночи крутимся. А у Филипа-то голосище был будь здоров, мы же привыкли целыми днями перекрикиваться. Кто-то крикнул, чтоб завтра еще орешков от Бернардины притаранил. Вон господин сержант слышал, значит, и другие слышать могли.
На этом инспектор Рейкееваген закончил допрос парней и отправился беседовать с семейством Филипа.
Выяснилось, что в тот августовский день младший брат без разрешения взял велосипед Филипа, а ему оставил свою старую развалину. Филип тогда дико разозлился, но делать-то было нечего, поехал на развалине, а на обратном пути у него лопнула цепь и пришлось тащиться пешком. Домой явился злой как черт и первым делом выпорол брата, который к этому времени сумел сломать и новый велосипед. За младшенького вступилась мать, но отец вмешался и еще добавил постреленку, в общем, разразился семейный скандал. Они его надолго запомнили. Утром Филипу не на чем было добираться до работы, вот и пришлось отцу подбросить его в своем фургоне.
– А о том, что видел по дороге, он вам не рассказывал? – без особой надежды поинтересовался инспектор.
– А что он видел? – насторожилась мать.
Похоже, в семье парень держался особняком и особенно не болтал. Так что инспектор оставил в покое домочадцев покойного. Но теперь он твердо знал – бедный Филип был вторым человеком, который видел Сомса Унгера. Более того, не исключено, что Филип стал свидетелем убийства. Увы, только свидетель этот уже не в силах был помочь следствию.
Эксперты на месте преступления потрудились на славу. Тщательный осмотр всего подворья старой Бернардины давал основания полагать, что смерть Филипа Фейе не стала результатом нелепого несчастного случая. Под орехом он был не один. Умелый преступник знает тысячи способов скрыть свое присутствие. Он и хирургические перчатки на руки натянет, ни к чему лишнему не прикоснется, никуда не присядет, ни обо что не обопрется. Но летать он не умеет. И поневоле вынужден ступать по земле, оставляя отпечатки подошв.