Убить Сталина

После госпиталя его списали подчистую, обнаружив какие-то изменения в коре головного мозга. А когда Клавдий Федорович вернулся на родину и зашел в военкомат, чтобы ему проставили отметку в военном билете, то военный комиссар предложил ему поработать в милиции.

За пять лет службы в армии — два года срочной до войны и три года на передовой — Клавдий Федорович успел сродниться с оружием. Оно было для него такой же естественной составляющей, как рука или нога. До войны он так и не сумел получить нормальной специальности и за время, проведенное в армии, совсем отвык от гражданской жизни. Поэтому предложение комиссара он воспринял как палочку-выручалочку. В конце концов милиция — это полувоенная организация, где правят дисциплина и устав, без которых Клавдий почти не представлял себе жизни.

Как бывшему фронтовику ему тотчас доверили районный отдел. Хлопот оказалось даже больше, чем он предполагал в самом начале. Район находился в прифронтовой полосе, и, взаимодействуя с военной контрразведкой, он принимал участие в облавах на диверсантов, которых нередко перебрасывали через линию фронта. Неоднократно участвовал в прочесывании леса, где частенько укрывались группы немецких солдат, попавшие в окружение. В общем, частенько приходилось заниматься тем, к чему Клавдий привык на фронте. А все, что он делал сейчас, было привычно и во многом легко. А кроме всего этого, на освобожденной территории находилось немало бывших полицаев, пытавшихся скрыть свое прошлое. Этих надо было ловить. И не голыми руками.

Так что привычной работы хватало.

Мучаясь от бессонницы, Федосеев обходил по ночам вверенную ему территорию. Проверял посты, и сослуживцы, думая, что он озабочен служебным рвением, невесело хмыкали в усы, уж больно рьяный у них был начальник.

Сегодня опять не спалось. Надо пройтись. На улице было прохладно. Клавдий надел шинель, натянул фуражку и уже перешагнул было порог, когда неожиданно зазвонил телефон. Надо признать, что по ночам его беспокоили нечасто. Тому было свое объяснение, фронт уверенно уходил на запад, напряжение спадало, а то немногое, что оставалось в тылу, могло спокойно подождать до утра. Следовательно, случилось нечто такое, что требовало его немедленного вмешательства.

Подняв трубку, Клавдий доложил:

— Старший лейтенант Федосеев слушает!

— Вот что, Федосеев, мне тут сообщили, что в нашем районе на высоте двух с половиной километров обнаружен вражеский самолет, — узнал Клавдий голос Парамонова, заместителя начальника областного НКВД. — Самолет направляется в твой район, так что будь на связи и никуда не отлучайся. Понял?

— Слушаюсь, товарищ майор! — бодро ответил Федосеев. Хотя они с Парамоновым были ровесниками (обоим едва исполнилось по двадцать пять лет), но тот успел дослужиться до майора, и это при том, что дальше прифронтовой зоны не ступал. Клавдий с тоской подумал о том, что для некоторых его ровесников карьера в тылу складывалась куда более благоприятно, чем для тех, кто с первого дня находился на фронте.

Парамонов старался держаться с ним по-свойски, даже однажды как-то обмолвился о том, что во внеслужебное время тот может называть его по имени и обращаться на «ты». Но Клавдий не спешил пересекать черту, разделяющую начальника и подчиненного. Так проще. Дружба с начальством напрягает и ко многому обязывает.

Не прошло и пятнадцати минут, как телефон затрезвонил вновь.

— Федосеев слушает!

— Вот что, старший лейтенант, — напористо заговорил Парамонов. — Подбили этот самый самолет! Он совершил посадку где-то по соседству с твоим районом. Отправили группу на его поиски, но что-то они заплутали там. Есть предположение, что в самолете находятся диверсанты, так что будь предельно бдительным. Собери всех и выстави на дороге патрули. Прочеши прилегающую местность. Останавливай всех подозрительных и тщательно проверяй документы. Диверсанты могут принять любой облик. Ясно?

— Понял.

— Ладно, чего там. Я думаю, что тебя учить особенно не надо. Ты и так все знаешь не хуже меня. Через час доложишь обстановку.

Клавдий положил трубку. По коридору чинно ходил дежурный — молоденький паренек лет восемнадцати. Его призвали в армию каких-то полгода назад, но до фронта тот так и не добрался, эшелон, в котором он ехал, был разбомблен немецкой авиацией. Парень, получив ранение в грудь, просто чудом остался в живых, с полгода провалявшись в госпиталях. Слышал он плохо, сказывалась контузия, но зато отличался редкой исполнительностью.

— Гриша, — громко позвал Клавдий дежурного.

Тот немедленно подошел.

— Вот что, Григорий, сейчас немедленно поднимай всех наших и зови сюда.

— Что-нибудь случилось?

— Боюсь, что случилось. Только что позвонили из области и сказали, что под Медведковом сбили фашистский самолет. Не исключено, что в нем диверсанты. Нужно немедленно организовать поиски, выставить посты. Словом, организовать достойную встречу.

Глаза юноши блеснули азартом. Не настрелялся еще парень, не терпится проявить героизм.

— Разрешите выполнять?

— Ступай!

Уже через полчаса в небольшой комнате начальника райотдела собралось человек двадцать пять сотрудников.

— Подойдите сюда, товарищи, — кивнул Клавдий. Разложив на столе карту местности, он сказал: — Немецкий самолет предположительно упал вот в этом районе. Вряд ли диверсанты будут сидеть на месте и дожидаться, пока мы их арестуем. За эти несколько часов они могли уйти на очень большое расстояние. А следовательно, мы должны расширить радиус поиска и искать их вот в этом районе, — он очертил заточенным карандашом значительную окружность.

Лица собравшихся выглядели серьезными, не каждый день приходилось ловить диверсантов. Только у двери, спрятавшись за спины мужиков, стояли три хлопца и о чем-то энергично переговаривались, сдерживая приглушенные смешки. Гнать бы их из органов, но других не найти — вокруг одни хромые да калеки. А эти подростки любое серьезное дело готовы превратить в гулянку!

— Вот что, друзья, — суровым голосом продолжал Федосеев. — Если кто считает неважным то, что я говорю, то может выйти. Я никого не держу. — Стало тихо, только в оконное стекло с решительностью самоубийцы билась большая черная муха. Вот ей-то не прикажешь! — Прошу всех посмотреть сюда, — примирительным голосом продолжил Федосеев. — Разделимся на три группы. Ты, Василий, — указал он на степенного мужика лет пятидесяти, — пойдешь вот этой дорогой через лес. Пошарьте там. Места в этом районе глуховатые, медведь спрячется, не заметишь. Так что будьте внимательны. Панкрат! — повернулся Федосеев к невысокому, но широкоплечему милиционеру с погонами старшины.

Панкрату было немногим за тридцать, но седые волосы добавляли ему еще десяток годков. Во всю правую щеку у него был огромный ожог — невеселая память о Курской дуге. А вот зеленоватые глаза смотрели озорно, выдавая в нем неистребимого проказника-мальчишку.

— Ты со своей группой пойдешь к селу Иванниково. Там пересекаются три дороги. Перекроешь их все. Мимо тебя они не проскочат. Ну а третью группу возглавлю я, — объявил Федосеев. — Мимо нашего района не пройдут. По обе стороны леса, а они черт-те знает куда могут завести. А еще потом овраги. А если они поедут на машинах, то им как раз через наш район ехать придется.

— Откуда машинам-то взяться? — удивился Михеич.

Среди милиционеров он был самый старший. Воевал еще в Гражданскую. Следовало его уважить, растолковать. Может, и у других вертится на языке подобный вопрос.

— У диверсантов на лбу не написано, что они враги. Многие из них — наши бывшие соотечественники, разговаривают по-русски не хуже нас, матерятся так же. Могут переодеться в форму солдата или офицера Советской Армии. Водителя могут убить, а машину забрать. Так что нужно будет останавливать каждый транспорт, что следует через нашу территорию со стороны фронта. Это приказ! Всем все ясно?