Убить ворона

Глава 49. ДРУГ ДЕТСТВА

На этот раз, отправляясь на допрос Чирка, Павел Болотов был на удивление спокоен. Еще недавно следователь, трепетавший этих допросов, как гимназистка, сегодня был вял, ленив, по пути в Бутырку рассеянно думал о своих мелких семейных делах, о том, что Ангелина права – пора взять отпуск и смотаться куда-нибудь.

Привели Чиркова. Павел поприветствовал его со скукой в голосе. Симпатия, которую Павел испытывал к бандиту, вдруг исчезла. Чирков сидел перед Болотовым, все так же по-волчьи щурясь, готовый, видимо, и дальше тянуть все ту же песню.

– Ну что? – спросил Болотов, едва Чирков расположился напротив него. – Что сегодня?

«Как же я устал!» – подумал следователь.

– И попрошу без патологии, – добавил Болотов, вспомнив безобразную сцену на допросе с Меркуловым.

– А ты в душу не лезь, – парировал Чирков.

– Ну что вы хотите… это моя профессия, – рассеянно сказал Болотов. – Мы что-то засиделись в юности. Меня интересуют ваши зрелые дела, когда вы обросли уже, что называется, своим кругом. Ведь вы понимаете, – доверительно сообщил Болотов, – что ваша биография интересна только лично мне, а ваш круг – следствию. Так или иначе мы выйдем на концы. Только для вас это будет… мучительно.

– Да ладно, мучительно… Что-то вы сегодня смотрите на меня так жалко?

«Господи, как же ты мне надоел», – подумал вновь Болотов, глядя на самодовольного Чирка.

– Я на вас, Чирков, смотрю не жалко, а с жалостью, – сказал Павел. – Кстати, возможно, сегодня наша последняя встреча.

– Это еще почему? – удивился Чирков.

– Начальство распорядилось передать ваше дело другому следователю.

Болотов устало и дружелюбно, даже с состраданием посмотрел на Чиркова.

– Вы же друзей не выдаете?…

– У меня нет друзей.

– Нет, Виктор, у тебя есть друзья, то есть друг.

– Какой друг?

– А вот этого я пока не знаю. Но рассчитываю скоро узнать его имя и фамилию. Если уж ты так своего друга бережешь, что же ты сглупил-то так? Что же ты его поминал что ни день?

В лице Чиркова выразилось смятение.

– Что друг? Какой друг? Мало ли с кем я в детстве дружил…

– Да ни с кем ты в детстве не дружил. С тобой дружить – дело опасное. Но друг у тебя был, и ты к этому другу привязан, Чирков. И уж какими ниточками или канатиками ты привязан – пока не знаю. Но то, что у тебя есть друг, причем давний, старый друг, еще с детства, если не с младенчества, то это я уж наверное знаю.

– Да как ты это знать можешь?!

– Могу. Слишком ты нажимал, что не один был все время. Ведь мог ты мне про крысу рассказать, что ты ее в одиночку истребил? Или шоколад – не сказал ведь, что сам, а друг надоумил. И с каким почтением ты об этом друге говоришь! Ей-богу, жалею, что мы с тобой не в друзьях.

– Мне легавые никогда друзьями не были.

– Все ты дерзишь, Чирков, огрызаешься.

Болотов вспомнил, что в пятницу родительское собрание, и вздохнул.

– Плохи твои дела, Витя. И у друга твоего тоже будут неважнецкие.

Чирков с яростью воззрился на Болотова.

– Да, у меня есть друг, – сказал он внешне спокойно, – только тебе его, шкура, никогда не поймать. Не допрыгнешь.

Болотов опять вздохнул, привычный к экспрессивным выходкам подследственных.

– Нет уж, Чирков, у меня, знаешь, свои принципы есть. Я с детства решил со злом бороться и зло искоренять. Чтобы потом настал коммунизм или рай божий – какая разница. И уж в какой форме зло ни предстанет, я его душил и душить буду. Ты знаешь, – доверительно обратился он к Чиркову, словно не замечая лютой ненависти его мины, – ты мне даже не особенно-то интересен. Ты, парень, заблудился. Тебе, можно сказать, не повезло. А вот кто тянул тебя по лабиринтам жизни – вот кто меня интересует. Этот твой друг по детскому дому, товарищ школьных игр и первых преступлений. Вот им-то я и займусь. А свои сказки ты теперь будешь рассказывать другому следователю. Может быть, тебе еще удастся произвести впечатление. А рассказываешь ты ничего… Ираклий Андроников… – сделал Болотов попытку пошутить.

– Не было у меня никакого друга, – угрюмо повторил Чирков. – Для тебя, считай, его и нет вовсе. Ты что хочешь делай, правдолюбец, а его ты не накроешь.

– Был и есть. Если бы не твоя истерика, мы бы еще долго голову ломали, – понуро признался Болотов.

«Действительно, мог бы раньше сообразить», – сказал он себе.

– И как ты его сыщешь? – спросил Чирков.

– Для начала займусь архивами в Яхроме, потом разыщу того пацаненка, которого ты, добряк, пощадил. Может быть, там что-то интересное для нас обрящется. Как веревочка ни вейся, а все кончик будет. О результатах моих поисков узнаешь по ходу дела.

– Да не будет никаких результатов, – издевательски сообщил Чирков.

– Будут, Витя, будут. Ты вот сказочник заядлый, а все в толк взять не можешь, что добро, оно всегда сильнее, чем зло. Я в это верю и пока не ошибался. Так что прощайте, Чирков. Так сказать, счастливо оставаться.

Чиркова увели, а Болотов еще некоторое время посидел один, припоминая последние допросы, прежнее колдовское обаяние бандита, почти гипноз, и нынешнюю свою апатию. Постепенно мысли его, однако, выровнялись, он вновь стал думать про отпуск, про родительское собрание в пятницу, и, кажется, жизнь его поворотила с ложного пути и вновь вышла на прямую, ровную дорогу.

В это же время арестант Чирков разговаривал со своим адвокатом Леонидом Аркадьевичем Сосновским.

– Я тебя спрашиваю, – с присвистом обращался к юристу Чирков, – что они могут знать про Яхрому? Что?

– Да ничего, – ровно отвечал Сосновский. – Я только не возьму в толк, почему вы так озабочены Яхромой. Ведь это, простите, такие темные времена, что вы и сами не упомните. И потом, почему вы решили, что следствие заинтересует ваша жизнь и деятельность от младенчества до семилетнего возраста?

– Я тебе сказал, что этот ублюдок из прокуратуры наводит стрелку на Яхрому.

– Это была, видимо, шутка… Вы изволили остроумно шутить с Болотовым, и вашу шутку поддержали. Я не понимаю, почему вы поддались на провокацию Меркулова и устроили, простите, истерику на допросе.

– Да какая шутка?! – гремел Чирков. – Я уверен, что этот Меркулов уже всю Яхрому исковырял…

– Да там ковырять нечего. Детский дом расформирован, после пожара в восемьдесят девятом году сгорели архивы. Восстановить, откуда вы появились в детском доме, кто были ваши родители, представляется весьма и весьма затруднительным.

– Но возможным?

– Для современной криминалистики нет ничего невозможного. Тут вопрос желания и заинтересованности…

Чирков выругался.

– Но во всяком случае, – утешительно продолжил Сосновский, – на расследование уйдет немало времени. При тупости Болотова – в три раза дольше, чем требуется. За этот срок вы уже будете на свободе.

«Или в преисподней», – подумал он про себя не без удовольствия.

Чирков завыл.

– Да не во мне дело, не во мне…

Сосновский величественно промолчал. Чирков тоже молчал, собираясь с мыслями.