Убийца ее мужа
Шрифт:
Все во мне клокотало и бурлило, но рациональное зерно в его словах, как мне показалось, имелось. Снимки снимками, но мне требовалось прямое доказательство. Поэтому застукать их надо обязательно. И уж тогда я решу, что предпринять…
Но тут я засомневалась:
– А с чего вы взяли, что он обязательно приведет эту девку к себе, как только я уеду?
Федор Филиппович посмотрел на меня как бы с сожалением:
– В таких случаях, милочка, это делается просто автоматически.
Мы вышли из-за ширмы, и тут же в отделе появился директор фирмы. Это был новый директор, не тот, что принимал меня на работу, мужик лет под сорок. Не знаю почему,
У этого директора была удивительная способность входить к нам в тот самый момент, когда работа по какой-либо причине стояла. Эдик даже не далее как вчера высказал мысль, что новый босс, видимо, установил в нашем отделе подслушивающее устройство.
– Что у вас тут происходит? – недовольно вопросил он. – К междусобойчику готовитесь? По какому поводу?
Обстановка в отделе была действительно совершенно нерабочая, все служащие, хотя и с разной степенью эмоциональности, обсуждали мою ситуацию. К счастью, Эдик успел убрать с пола сброшенные мной на паркет фотографии.
– Все в порядке, Борис Семеныч! – бодро отрапортовал Федор Филиппович. – Мы обсуждаем показатели отдела за прошедший квартал. Идет, так сказать, критический разбор…
– Ну-ну, – буркнул директор и тут же пристально посмотрел на меня, практически в упор. – Арзаева, у вас совершенно больной вид, отправляйтесь-ка немедленно домой.
– Ноя…
– Это приказ! – И Борис Семеныч покинул помещение.
Я тут же подошла к Эдику:
– Ты откуда все эти фотки взял?
– Сам снимал, – самодовольно ответил он. – Выслеживал эту парочку и фиксировал самое интересное! Правда, здорово получилось?
– Зачем ты это сделал?! – Я была поражена.
– Уж очень меня твоя любовь к этому козлу раздражала, вот и решил открыть тебе глаза.
От моей пощечины его лицо разом побагровело, но он промолчал и только криво ухмыльнулся.
Распоряжение директора оказалось весьма кстати: торчать на работе под соболезнующими – но, похоже, не всегда искренними – взглядами сослуживцев стало совершенно невозможным. И я с облегчением покинула офис.
Подойдя к своей «Опель-Астре», я полезла в сумочку за ключами от автомобиля и с немалым удивлением обнаружила в ней все те же фотографии мужа с его пассией. Подлец Эдик сумел каким-то образом незаметно для меня туда их засунуть.
Ощущение гадливости, охватившее меня, когда я в первый раз взглянула на эти снимки, куда-то испарилось и сменилось настоящим приступом мазохизма. И я, расположившись в салоне машины, стала самым пристальным образом разглядывать их.
Да, что и говорить, мой муженек облобызал эту девку с головы до ног, ни одного живого места на ее теле не пропустил. А Эдик проделал свою грязную работенку прямо-таки с поразительной скрупулезностью.
Нет, такой позор, павший на мою голову, действительно смывается только кровью!
И вдруг отрылась правая дверь салона моей машины:
– Разрешите?
Я обернулась и увидела директора фирмы, Бориса Семеновича. Конечно, я была немало удивлена. Кивнув, я стала лихорадочно запихивать эти поганые фотки обратно в сумочку.
Борис Семенович расположился рядом со мной на переднем сиденье и каким-то глухим, не свойственным ему голосом, не глядя мне в глаза, сказал:
– Я специально отпустил вас с работы, Аза, потому что хочу поговорить с вами наедине. – И,
помолчав, он добавил: – Очень серьезно хочу поговорить.Мне, наверное, следовало сильнее удивиться, но фотографии будто обжигали мои ладони сквозь кожаную оболочку сумочки и мешали воспринимать слова собеседника так, как они того, вероятно, заслуживали, и я лишь механически спросила:
– О чем же?
Дело в том, Аза, что я в курсе всей этой истории с вашим мужем. И… – Он сделал паузу, будто обдумывал, стоит ли ему произносить следующую фразу, но все-таки ее проговорил: – Я знаю даже немножко больше об этом деле. При определенных обстоятельствах, – тут Борис Семенович резко повернулся ко мне, – я мог бы вам обо всем рассказать. По крайней мере о том, что мне известно. Но, повторяю, только при определенных обстоятельствах. Я все еще не могла достаточно ясно воспринимать смысл его речей, но последние слова директора заставили меня насторожиться.
– И какие же это обстоятельства?
Борис Семенович тяжко вздохнул.
– Вы ведь, Аза, до сих пор не знаете себе цены – как женщины, я имею в виду. Из-за таких, как вы, в прошлые века стрелялись и спускали целые состояния. Когда я стал директором нашей фирмы «Монмартр» и увидел, какая у меня секретарша, то сразу понял, что работать с вами невозможно. Вы ведь всегда будете находиться перед моими глазами, я стану думать только о вас, и все дела пойдут побоку. Именно потому я перевел вас в отдел сбыта.
Любовное признание всегда приятно любой женщине, но я не чувствовала к Борису Семеновичу ничего похожего на взаимность и потому достаточно равнодушно ответила:
– Я польщена вашим отношением ко мне.
Что касается вашего мужа Кости, то у него с этой девицей совсем не случайный эпизод, – продолжал свою речь директор, видимо, не слишком обращая внимания на мою холодность. – Вы для него – просто красивая визитка, но он вас совершенно не ценит. Костя – законченный эротоман, обладающий целым комплексом сексуальных извращений. Он повсюду ищет и, как правило, находит соответствующих особ. В их кругу этот парень и проводит все свое свободное, да и любое другое время. Можете мне поверить – я знаю о чем говорю, и совсем не понаслышке.
Кто-то, наверное, подумает, что я была потрясена? Нет, здесь уместно какое-то другое, более сильное выражение!
– Зачем вы мне все это говорите? – спросила я сдавленным голосом.
– Я повторюсь – вы цены себе не знаете, – перешел он на горячечный шепот. – Я – правоверный иудей, и у меня жена и двое детей. Но ради вас я готов бросить семью и даже отказаться от своей веры. У меня на счетах в различных банках мира шестьдесят миллионов долларов. Поедем со мной, Аза, в США либо Израиль, а хотите – куда-нибудь в Австралию. Я устрою так, что наши нынешние браки будут расторгнуты заочно. У нас будет райская жизнь, Аза! Такая, какую вы и представить себе не можете!
Я думала не слишком долго.
– То, что вы предлагаете, невозможно, Борис Семеныч. Мне слишком жалко вашу бедную супругу и тем более ваших малышей.
У меня нет никаких малышей! Моей старшей дочери уже семнадцать! – И он в возбуждении дважды вскинул растопыренные пальцы, видимо, таким образом показывая, сколь много на самом деле лет его дочери.
В ответ на эту реплику я ответила категорическим молчанием, и Борис Семенович, похоже, не сразу понял, что получил отказ, причем совершенно безапелляционный, поскольку директорские глаза еще какое-то время светились надеждой.