Убийца манекенов
Шрифт:
Федор хлопнул друга по плечу в знак одобрения, восхищаясь его красноречием, опрокинул очередную рюмку, потянулся за сыром. Зося перестала всхлипывать – прислушивалась к словам Савелия.
– Человеку свойственно… э-э-э… совершать ошибки, – негромко и проникновенно говорил тот. Он даже осмелился взять безвольную Зосину руку. Держал ее, как драгоценность. – Кто без греха, бросьте, как говорится, в… нас камень.
– Не ошибается тот, кто ничего не делает, – невнятно подсказал Федор, прожевывая бутерброд.
– Вы, наверное, думаете, Зося, что ваша жизнь закончилась… что… это… вы никогда уже не будете счастливы… Но поверьте мне, немолодому уже человеку с определенным
Тот перестал жевать и удивленно взглянул на Савелия.
– Наш Федор – замечательный человек! – Зотов приложил руки к груди. От волнения красные пятна на его скулах стали еще ярче. – Он добрый, глубоко порядочный, много читает. Он не раз был готов отдать жизнь за… – Савелий снова запнулся.
– Зосенька, давайте за дружбу. – Федор пододвинул ей рюмку с валерьянкой. – За Савелия!
– За Федора! И за вас – такую тонкую, нежную, красивую женщину и прекрасного человека! – Зотов залпом выпил вино и взял бутерброд, предложенный Федором.
Зося, шмыгая носом, потянулась за салфеткой. Промокнула глаза, деликатно высморкалась. И впервые взглянула на Савелия. Он сидел перед ней, взволнованный, разгоряченный своей речью, далеко не красавец, с добрыми голубыми глазами… совсем как у святого Георгия… только кудряшек нет, а есть глубокие залысины, прикрытые тощими пегими прядями. Перевела взгляд на Федора, темноглазого красавчика с седыми висками. В белом свитере. Жующего бутерброд. Снова посмотрела на Савелия, на лице которого читались искренность и жалость.
– Извините. – Зося вдруг поднялась и вышла из кухни.
– Куда она? – шепотом спросил Федор.
– В ванную, привести себя в порядок, – ответил Савелий.
Федор с уважением взглянул на друга:
– А почему она плачет?
– Замуж ей пора, – ответил Савелий. – Потому и плачет…
По дороге домой Федор сказал задумчиво:
– Что-то давно ничего не слышно о нашем специалисте по манекенам. И Коля молчит. Может, сходить в музей к Манохину? Вдруг идеи по-явятся…
– Знаешь, она очень одинока… – ответил невпопад Савелий.
– Кто?
– Зося!
– Зося? При чем тут Зося? – удивился Федор. – Я о манекенах.
– Я просто подумал… – смутился Савелий. – Она…
– Знаешь, я, пожалуй, опять задействую тяжелую артиллерию, – перебил его Федор.
– Артиллерию?
– Ну, если хочешь, коллективного оракула. Как они раскололи Рогова, а?
– Кто?
– Савелий, ты какой-то рассеянный сегодня! Я еще раньше это заметил. Мои студиозусы! Я предложу им написать… только надо сформулировать правильно задачу. Знаешь, Савелий, читаю их работы и диву даюсь! Фантазия у ребятишек зашкаливает!
Федор был возбужден, идея «задействовать» молодняк нравилась ему все больше. Он уже забыл про Зосю. А Савелий, наоборот, все время думал о ней… вспоминал, как она плакала и он протянул ей салфетку, она взяла… дотронулась до его руки и посмотрела ему в глаза…
– У меня уже есть кое-какие идеи! – говорил Федор, не подозревая, что приятель его не слышит. – Сделаем Коле подарок! Преподнесем на блюдечке с голубой каемочкой! Завтра же! Время не терпит. Мы не допустим нового манекенного… эксцесса!
Глава 22
Задание
– Кто спешит – не держу! – сказал Алексеев студентам своих групп, собрав их после занятий «на пару минут». Он с трудом удержался, чтобы не добавить: – Но учтите, у нас длинные руки.
По аудитории пробежал шумок, но никто
и не подумал уйти. С лекций Федора не уходили. О его приколах и нестандартном мышлении ходили легенды. Молодые люди были полны любопытства: что собирался замутить Философ на этот раз?«Прощальные письма» мгновенно стали университетской топ-новостью, а участники эксперимента – героями. И в том, что убийца наконец пойман, была исключительно заслуга Федора, давшего блестящий портрет предполагаемого преступника на основании вышеупомянутых писем.
О детективных экзерсисах преподавателя не говорил только ленивый. Общественное мнение давно пришло к выводу: если бы не Алексеев, ни одно мало-мальски серьезное дело никогда бы не было раскрыто.
Блестящий аналитик, эрудит, философ… А чувство юмора! А эксцентрика! Даже то, что он называл их «студиозусами»! А взять длинный белый плащ, фирменный знак Федора, и широкополую шляпу! Он был любимцем студентов, но спуску им не давал. Те, правда, не оставались в долгу. Они рассказывали о нем разные небылицы, сочиняли анекдоты, подражали ему, подхватывали словечки, говорили с его интонациями. Некоторые даже завели себе длинный белый плащ и широкополую шляпу.
После истории с письмами оказалось: оставшийся в стороне молодняк недоволен, что с заданием «засветилась» только одна группа, а не вся бурса. И вот теперь шанс появился у всех его учеников. Аудитория располагалась амфитеатром, студенты были видны как на ладони. Сейчас они смотрели на Федора с настороженным любопытством, и он подумал, что они похожи на птенцов. Все из себя такие крутые, оснащенные последнего слова техникой, все попробовавшие, умудренные, успевшие соскучиться, они смотрели на него во все глаза, и в глазах у них было ожидание чуда. Он с удовлетворением кивнул, поднял руку, призывая к тишине, хотя в этом не было ни малейшей необходимости – тишина стояла такая, что было слышно, как бьется в оконное стекло одуревшая от спячки, проснувшаяся не вовремя муха. В поднятой руке – жест, который страшно нравился Федору, – была значительность: не орать – призыв к порядку, не суетиться – угроза репрессий, а молча поднять руку и стоять как на арене… Колизея среди беснующейся публики в ожидании… льва. Держать паузу. Красивый скупой жест, полный достоинства. Трибун. Гладиатор. Цезарь. Любил Федор это… как бы это сказать… этот антураж, что ли. Любил, а что? У всех есть маленькие слабости. Кто без них, бросьте в него камнем.
Пауза затягивалась. Тишина звенела. Аудитория перестала дышать и пожирала Федора глазами.
– Господа студиозусы, – начал он негромко. – Я собрал вас здесь, чтобы задать некий вопрос. – Пауза.
Ожидание и напряжение возрастали. Муха билась в истерике.
– Всего один-единственный, жизненно важный вопрос…
Новая томительная пауза.
– Что такое философ? – раздельно, чеканно, с ударением на каждом слове.
– На современном этапе? – выкрикнули с галерки.
– Вообще. Философ вне времени, господа. Какие, по-вашему, качества присущи ему? Я намеренно не говорю «настоящему» философу, других нет. Согласны?
Аудитория промолчала, чувствуя подвох. С Федором нужно было держать ухо востро, все знали.
– Итак! Прошу, господа! Что такое философ?
Секундная заминка – и со всех сторон понеслось:
– Эрудит!
– Демагог!
– Болтун! – Смех.
– Зануда!
– Выпендрежник! – Радостный смех и аплодисменты. Федор приподнял бровь.
– Схоласт!
– Людовед! – Хихиканье.
– Душелюб!
– Кабинетный ученый!
– Оторванный от жизни!
– Знаток жизни!