Убийца поневоле

– Верно. – Она снова кивнула. Ей было интересно слушать брата, у него явно прослеживалась любовь к последовательным и логичным рассуждениям, и это ей нравилось. Наблюдая за Александром, она не переставала удивляться тому, насколько они похожи, и не только внешне. Может быть, он несколько суше, циничнее, холоднее… Хотя, пожалуй, ее саму тоже в сентиментальности и добросердечии вряд ли кто упрекнет.

– Ты выяснила, – продолжал брат, – что Дарья уголовницей не является. Спасибо тебе за это, ты оказала мне огромную услугу. Теперь я могу спокойно смотреть в глаза своим друзьям и без опаски ходить к ним в гости вместе со своей подружкой, потому что благодаря тебе уверен, что не привел к ним в дом преступницу. И это все.

– И что? – нетерпеливо спросила Настя. – Дальше-то что?

– А вот это ты мне должна объяснить, что же дальше, – запальчиво воскликнул Александр. – В моем представлении дальше не должно быть ничего. Однако что-то все время происходит, а теперь еще ты мне говоришь, что Дашке грозит какая-то опасность. Как прикажешь тебя понимать?

Настя вытянула ноги, почувствовав, как затекли мышцы. По стопам и щиколоткам сразу же ударил сырой холодный воздух, коварно просачивающийся из-под балконной двери. Она протянула руку, сдернула с дивана клетчатый коричневый плед и набросила его на колени, закрыв ноги до самого пола.

– Саша, – устало повторила она, – я занимаюсь своим делом. Решаю задачки, отгадываю загадки, копаюсь в чужих секретах. Работа у меня такая, понимаешь? Почему тебя это так беспокоит?

– Да потому, что дело выеденного яйца не стоит. И как я должен воспринимать все это? – Он ткнул рукой в стопки аудио– и видеокассет, валяющихся возле телевизора. – Откуда это информационное пиршество? Тебе одной не под силу собрать столько информации. Значит, по этому делу работают и другие люди.

– Значит, работают, – подтвердила Настя, вздохнув. – И что из этого следует? У тебя, видимо, есть своя версия. Я готова ее выслушать.

– Моя версия состоит в том, что с Дарьей что-то нечисто. Ты пытаешься ее «раскрутить», но мне об этом не говоришь, потому что если я узнаю, что она связана с преступниками, то немедленно порву с ней и у тебя уже не будет к ней никакого подхода. Пока она любовница твоего брата, ты можешь с ней общаться, не вызывая у нее подозрений. Как только она станет для тебя посторонней, у тебя не будет поводов для встреч с ней. Или ты считаешь меня недоумком и полагаешь, что если поделишься со мной информацией, то я немедленно протреплюсь об этом Даше. Ведь если по делу работают вместе с тобой другие люди, это значит, что дело-то действительно есть. Хоть убей, но я не поверю, что у вас на Петровке могут работать на голом энтузиазме, просто ради любопытства или из готовности сделать одолжение лично тебе. Раз люди работают, значит, есть приказ начальства и реальное уголовное дело. Разве я не имею права знать об этом?

– Не имеешь, – Настя обезоруживающе улыбнулась. – Не имеешь, Сашенька. В этом и состоит прелесть моей работы. Захочу – скажу, не захочу – не обессудь, но требовать информацию от сотрудника уголовного розыска может только его начальник. И то не всегда. У нас есть право на умолчание. Ты этого не знал?

– Стало быть, тебе есть о чем умалчивать?

– Ну, сыщику всегда есть что скрывать, – рассмеялась она. – А что, ты действительно так легко можешь бросить Дашу?

– Могу, наверное, – Саша пожал плечами. – Если узнаю, что она связана с криминалом, сделаю это немедленно.

– Она беременна, – внезапно сказала Настя, пристально вглядываясь в лицо брата.

– Да? – Голос его был почти спокойным. – Что ж, сделает аборт. Слава богу, сейчас это не проблема.

– Ты идиот! – взорвалась она. – Ты глупый самоуверенный эгоист! Она же любит тебя, любит! Ты в состоянии это понять? Она любит тебя и хочет родить от тебя ребенка. Она абсолютно чиста, она не имеет ни малейшего отношения к криминалу, она чудесная, отважная, замечательная девочка. Тебе сказочно повезло, что она тебя любит. А ты несешь какую-то ерунду, называешь ее любовницей, уголовницей, говоришь о ней так, будто у тебя одновременно пять подружек и она лишь одна из пяти совершенно одинаковых и ничего для тебя не значащих девиц. Подумаешь, одной больше – одной меньше! Может быть, никто и никогда не будет любить тебя так, как она. Это же как раз то, чего тебе так не хватало и что тебе на самом деле нужно больше всего на свете. Ты сам загнал себя в угол, вбил себе в голову всякие глупости, женился без любви, будучи уверенным, что тебя судьба обделила. Куда ты торопился? Куда спешил? Почему не подождал, не дал себе возможности найти СВОЮ женщину? Что, мир перевернулся бы, если бы ты женился не в двадцать два года, а в тридцать два? В твоем дурацком бизнесе свои правила, семейный человек – солидный человек, ему можно доверять. Ты создавал свое реноме, и в результате в двадцать шесть лет у тебя куча денег и такая же куча комплексов, и ты готов принести любящую тебя женщину в жертву этим двум кучам. К такому итогу ты стремился?

«Ну зачем я это делаю? – мысленно осекала себя Настя. – Ведь это жестоко. Надо было бы говорить с ним помягче. Или вообще не говорить. Какое мне дело до его любовных переживаний? Какое мне дело до того, бросит он Дашу или нет? Но ведь он – мой брат. И у меня душа болит за него. Хотя, в сущности, какой он мне брат? Я и знаю-то его без году неделю. Но он так похож на меня…»

Александр стоял, отвернувшись к окну.

– Почему я должен тебе верить? – глухо спросил он, не оборачиваясь.

– Не верь, если не хочешь, – уже спокойнее произнесла Настя. – И давай наконец договоримся. Либо ты мне веришь и помогаешь, либо не веришь и не мешаешь. Выбирай.

– Могу сказать тебе то же самое, – упрямо возразил Саша. – Либо ты мне доверяешь и рассказываешь, что происходит, либо…

– Угу, – хмыкнула Настя, – либо ты мне начинаешь мешать и вредить. Каменский, в моей жизни был только один человек, которому удалось меня запугать и навязать свою волю. Скажу тебе честно, я здорово его боялась. Но я все равно его перехитрила. Так вот тебе он не чета, поэтому не надо мне угрожать, ладно? Давай не будем ссориться. Я все равно буду делать то, что считаю нужным. Даже мой начальник мне это позволяет, а он, между прочим, сыщик с тридцатилетним стажем и в нашей работе разбирается куда лучше меня.

Брат по-прежнему стоял к ней спиной, и Настя вдруг заметила, что плечи его вздрагивают.

– Саша, ты чего? – испуганно спросила она. – Что случилось? Саша!

Она вскочила с кресла, подошла к нему и повернула к себе. Лицо его было искажено мукой, глаза наполнены с трудом сдерживаемыми слезами.

– Сашенька, ну что ты? Я тебя обидела? Не сердись, милый, ну зачем ты так? Это из-за Даши?

Он молча кивнул и как-то глухо, горлом, всхлипнул.

– Что же мне делать теперь? – хрипло прошептал он, давясь слезами. – Я не могу бросить жену, потому что я не могу отказаться от Катюшки. Я не могу. И если ты меня не обманываешь и Дашка в самом деле меня любит и собирается рожать, то я должен делать выбор. Господи, ну зачем ты мне все это сказала! – простонал он. – Я так хочу, чтобы меня любили. Ты даже представить себе не можешь, как я этого хочу. Ради женщины, которая меня любила бы, я готов отдать все. Все, кроме дочки. Но я был уверен, что никогда в жизни мне не придется решать эту проблему просто потому, что такой женщины на свете нет.

– Разве можно знать заранее? – тихо сказала Настя. – Жизнь тем и хороша, что постоянно преподносит сюрпризы. А ты добровольно лишил себя этого, потому что считал себя умным, многоопытным и все просчитал наперед. А я не могу давать тебе советы. Ты должен все решить сам.

– Но я не знаю как, – жалобно ответил он.

– И я не знаю.

Брат ушел расстроенным. Даже не просто расстроенным, а раздавленным. Он был еще очень молод, а моральный выбор всегда дается нелегко. Закрывая за ним дверь, Настя думала о том, что большие деньги не делают человека взрослее и мудрее, наоборот, они зачастую избавляют от необходимости решать такие проблемы, разбираясь с которыми люди как раз и делаются более зрелыми и мудрыми. Это все равно что постоянно носить очки даже при очень маленькой близорукости: глаз перекладывает свою работу на линзу, и без нагрузки вся система постепенно атрофируется, а близорукость прогрессирует.

3

Виктор Костыря шел за Дашей Сундиевой по ставшему привычным маршруту от университета до ее дома. Как она не боится возвращаться одна так поздно, удивлялся Виктор, в который раз уже «провожая» девушку по темным, плохо освещенным улицам. И ведь грязь на тротуарах такая, что быстро не побежишь в случае опасности: все время нужно смотреть, куда ногу ставишь. И народу в двенадцатом часу ночи на улице нет.

Девушка сегодня не была такой спокойной, как раньше. Обычно она ходила в среднем темпе, не торопилась, не оглядывалась и, по убеждению Костыри, не «проверялась». А сегодня ее походка была неровной, будто что-то ее беспокоило, хотя это могла быть просто неудобная обувь или плохое настроение.