Убийца прячется во мне

— Как вы объясните, что якобы запломбированный зуб оказался вскрыт, и в нем обнаружился тот самый яд, от которого Леонид скончался?

— Но где тут сказано, что это моя работа?

— То есть вы хотите сказать, что, выйдя от вас, Леонид отправился куда-то еще, где ему зачем-то рассверлили только что запломбированный зуб? Невероятно, да и не сходится: и жена, и сестра, не сговариваясь, показали, что, вернувшись домой, он больше никуда не выходил. Может, он самоубийство совершил столь экзотическим способом? Рассверлил себе зуб дрелью, яд запихнул? Так у него даже дрели нет, покойник, увы, не был докой по хозяйственной части.

— Вы можете шутить, сколько угодно, но я все равно не признаюсь. Я сделал свою работу, что и зафиксировал в Лениной карте. И вы никогда не докажете, что вот это (он потряс в воздухе актом) — моя работа.

— Ах, Аркадий Александрович, не стоит считать присяжных идиотами. Нам ничего доказывать и не придется, улик достаточно. Пусть в большинстве они косвенные, но их много. Так что лучше бы вам чистосердечное написать, глядишь, послабление на суде выйдет, право на снисхождение заработаете. Ну как, господин Иванов? Или вы предпочитаете, чтобы я вас вашим настоящим именем называл, господин Лемке?

Аркадий посерел. Он с ужасом уставился на Ивана Макаровича, хватая ртом воздух. Только и смог прохрипеть:

— Но как вы?.. Откуда узнали?

— А вы наивный. Как же можно было на столь серьезное преступление решиться, будучи столь наивным человеком? Вы что же думали, если вам в пять лет фамилию поменяли, никто ничего не узнает? В школе, в институте, возможно, и в милиции действительно могли не знать, да и то потому только, что вы внимания к своей персоне не привлекали. Но неужели вы не знали, что КГБ не выпускает из поля зрения семьи политических преступников?

— Мой отец не был преступником!

— Согласен, но в данном случае это неважно. Он был осужден по политической статье, так неужели вы могли усомниться, что где-то там, в архивах Лубянки, лежит бумажка, в которой сказано, что некий Аркадий Александрович Иванов на самом деле Аркадий Вольдемарович Лемке?

— Значит, узнали?

— Конечно. И не только о вашем происхождении. О гамбургском кузене тоже знаем.

— О ком?

— О Петере Лемке, вашем троюродном брате, с которым вы в Гамбурге год назад познакомились, да так плотно, что аж на три дня знакомство растянулось.

— А это откуда известно?

— Я ж и говорю: наивны вы, батенька, без меры. Нет, план вы придумали отменный, признаю. Но для разработки идеи нужен только тренированный мозг, а вот детальки всякие мелкие продумать да предусмотреть возможно только при наличии соответствующего опыта, коим вы, Аркадий Александрович, увы, не обладаете. Думаете, если не покупали путевку, а организовали себе поездку сами, через Интернет, ваши перемещения не отследить? Оно на первый взгляд действительно так. Внутри Шенгенской зоны границ нет, путешественников только на въезде и выезде фиксируют, а внутри перемещайся, как хочешь. А если на арендованной машине ездить, так и вовсе никаких следов не оставишь. Только вы забыли, что в каждой гостинице предъявляли паспорт, следовательно, не проблема отследить, в каких городах вы побывали.

— Так просто…

— Да, не сложно. Не скрою, вы хорошо продумали свой план и точно осуществили. И некоторое время мы блуждали в потемках, несколько дней. Но стоило узнать, кто ваш родственник, как все встало на свои места. Да и ошибок вы налепили.

— Единственная моя ошибка, что я не подумал об архивах и о гости…

— Далеко не единственная. Главная ваша состоит в том, что вы сочли себя Богом, который вправе распоряжаться чужой жизнью.

— Леня был пустой человек, через год о нем никто и не вспомнит.

— Тем не менее он был вашим другом. Но даже если оставить в стороне моральный аспект (о морали с вами говорить, полагаю, бессмысленно), ошибок все равно немало. Мелких, но важных. С ядом вы, Аркадий Александрович, явно перемудрили. Понимаю, вам хотелось Эльзу под подозрение подвести, но в результате вы мое внимание привлекли.

Допрос продлился еще с час, и Аркадий, в конце концов, признание подписал. Он был практичным человеком, сам о себе говорил, что привык просчитывать варианты. А поскольку шансов выкрутиться не осталось, постарался уменьшить срок. Протокол допроса оперативно перевели на немецкий язык и отправили в Германию, а там и от немецкой полиции ответ прибыл.

Когда Петера Лемке задержали для получения объяснений, он довольно быстро понял, что отрицать факт знакомства с Аркадием Ивановым, своим однофамильным кузеном, не получится. Однако от соучастия в организации убийства открещивался решительно. В общем, как опытный сиделец, признавал только то, что и так было известно или легко могло быть доказано, но от всего прочего отказывался.

Кстати говоря, профессор оказался прав, Аркадий действительно постарался обеспечить гарантии и взял с Петера расписку. Правда, осторожный Петер так ее составил, чтобы, не дай бог, не подставиться в случае чего. Я эту расписку видел, ее буквально через час доставили, а Иван Макарович перевел текст.

На простом листке четким, аккуратным почерком было написано следующее: «Я, такой-то, настоящим подтверждаю, что мой коллега из России и дальний родственник, Аркадий Иванов, своими научными изысканиями помог мне в реализации моего открытия. Также гарантирую означенному господину Иванову выплату вознаграждения в размере двухсот тысяч долларов в том случае, если в результате его действий мне будет присуждена и выплачена Нобелевская премия».

Как видите, довольно невинная бумага. Как, например, понимать слово «действия»? Мы-то знаем, что имелось в виду убийство, но это же можно трактовать и как научные исследования, и как лоббирование интересов, и именно этой версии Петер придерживался. Да, говорил он, я хочу получить Нобелевскую премию, а кто не хотел бы? Да, я мечтал получить ее в одиночку, а не в паре с кем-то, но это же естественное желание. Да, я обсуждал ситуацию с новообретенным кузеном, а с кем еще обсуждать сокровенные чаяния? Другой родни у меня нет. Про убийство ничего не знаю. Аркадий обещал помочь, но откуда мне знать, что под помощью он подразумевал убийство?

И так далее, и тому подобное. Иван Макарович считал, что добиться осуждения Петера Лемке будет чрезвычайно трудно. Самое большее, чего удастся добиться, да и то в лучшем случае, это отстранения его от исследований, что само по себе явилось бы для честолюбивого Петера наказанием похлеще тюремного срока. Преступника нельзя оставлять безнаказанным, это аксиома, а потому было решено все материалы следствия оперативно переслать в Германию. Тем более и Аркадий подбрасывал важные детали. Начав говорить, уже не останавливался и германского кузена не щадил: пользы с него уже не поиметь, а страдать в одиночку обидно.

Подписку о невыезде Эльзе Роман Антонович отменил в ту же секунду, как получил акт экспертизы. Иван Макарович позвонил клиентке, порадовал хорошими вестями и назначил встречу в агентстве на пять вечера, дабы дело закрыть и окончательный расчет произвести. Причем мы дружно решили Эльзиных чувств не щадить, говорить все как есть. Прежде всего, скрыть детали все равно не получилось бы. Ну, а кроме того, коль уж ей так нравится прямота с уклоном в цинизм, пусть получит именно то, что любит. <