Убийца теней

Да, закоулков да пустырей в Лоретте не меньше, чем в любом другом городе. По общепринятому мнению, по таким местам ночами бродить опасно. Особенно девице. Ну да… А как не бродить, если ты видунья и сумеречный охотник?

Такие вот моменты и предвидел отец, когда не только драться дочку учил, но и в разных жизненных ситуациях ориентироваться.

«А что это вы, барышня, здесь в такой час? А вас не проводить?..» – разыгрывал Ольмар роль навязчивого кавалера. Ярла соображала, как ответить. «По делам иду», или – домой, или – родные у меня тут, через два дома… Всё не то. Не верит «кавалер». «А по-моему вы, барышня, ждёте кое-кого, и наверняка именно меня», – и заступает дорогу.

– Ну, что теперь делать будешь? – спрашивает Ольмар.

– Теперь, – теряет Ярла терпение, – ножик в бочину этому козлу воткну.

– Никуда не годится, – качает Ольмар головой. – Мы, вообще-то, людей защищаем, забыла?

– От них же самих, что ли? – супится Ярла. – Ларвы-то…

– Тс-с, – прижимает Ольмар палец к губам. – Об этом мы с тобой в другой раз поговорим.

Но она и сама понимает, что никуда не годится такое решение. Только признавать не хочет.

– Да ты ведь, как я, думаешь…

– Ну-ну, не гадай, что я думаю, а что нет. Помни: любой спор до последнего миром уладить надо стараться. Только уж если совсем не получается, тогда… Но с людьми и тут никаких ножей. Для чего я тебя без оружия драться-то учу? Да и кулаки тоже не больно в дело пускай. Бывает, знаешь, тот, который на тебя напасть хотел да сам получил, возьмёт, да на тебя же стражникам нажалуется. Те посмотрят на твои руки: ободраны, в ссадинах, а у жалобщика – морда в крови и нос на сторону. Ясно: ты, значит, и виновата выходишь. Уж если край как надо какого молодчика успокоить – чисто работай. Коленом в пах, ребром ладони по шее. Вырубился тихо и никаких следов ни на нём, ни на твоих руках. А оружие – это для ларвов только.

Но сегодня к этим навыкам не пришлось прибегать. Изредка шнырнёт кто по лореттским закоулкам за дождевой завесой, да скроется, вот и всё. А чем ближе к городской стене, тем и шныряющих меньше.

С этой стороны, видать, дороги к Лоретту не ведут. Останавливать да проверять некого, не с кого мзду собирать, поэтому ни ворот нет, ни застав. Ни стражников – разве что в крепостных башнях они, но башни одна от другой далеко. А стена-то, башни соединяющая, не такая и высокая… Два с половиной человеческих роста, не больше. И куча здоровая всякого хлама, обломков да сухих веток прямо под ней так удачно навалена… Может, и неспроста – пользуется этим ходом какой-нибудь ушлый люд в тёмное время, когда все выходы из города закрыты. Ну и она, Ярла, воспользуется.

Взобралась на мусорную гору, пошарила руками по стене – ну точно, чей-то ход: одна выбоина, чтобы зацепиться да подтянуться, другая, повыше – перехватиться, и для ноги опора есть. Вот и верх стены уже, между двумя рядами зубцов – ход для войск. На другой стороне под стену тоже веток накидали: в мирное время не опасаются горожане внешних врагов. На хворост этот смело можно прыгать. А насчёт удобных выбоин как, чтобы обратно-то вскарабкаться? Ну да, и они имеются.

Спрыгнула Ярла, отошла подальше от городской стены. А зачем? Здесь-то что искать, кого ловить? Уж точно не ларва. Он при желании из города ещё проще, чем она, выберется, без всяких выбоин стену перемахнёт, но вряд ли придёт ему такое желание. Ночью-то тварей ближе к людям тянет, жертвы себе искать. Эта тяга разрушительная у всех ларвовских разновидностей есть, у одних сильнее, у других послабее немного. Тяга уничтожать, убивать.

Дождь тише стал, не капли уже, а так, морось. Потянуло ветерком. В разрыве туч показался край луны, светлее сделалось. И послышался в ночной тишине едва уловимый вздох – но, конечно, только послышался. Никого вокруг, пусто, до горизонта – поле пшеничное. А у горизонта крошечные тёмные силуэты домов виднеются, наверное, какая-то деревня. Что если всё-таки решит ларв из Лоретта уйти и, например, в эту вот деревню наведаться? Ну, решит – следом за ним пойдём, охотничье дело такое.

А все эти неведомые «вздохи» да шорохи – одна мечта пустая. Вечная мечта видунов со стихийными духами общение наладить. Для большинства всю жизнь так мечтой и остаётся. Слишком переменчивые они создания, стихийные духи, слишком непонятные для людей… Теперь – непонятные. Стали непонятными после того, как люди себя от их мира отделили. Своими делами и мыслями из одного общего, единого мира сделали два: свой, человеческий, и природный, стихийный.

Отец, правда, рассказывал, что однажды ему водный дух, которого ундином или ундиной называют, советом насчёт того, где лучше колодец копать, помог. А сама Ярла несколько раз огненных саламандров и этих же самых ундинов видела. Но мельком, рассмотреть не успевала хорошо. Не любят элементалы людям показываться. Так уж теперь: у них – свой мир, у людей – свой.

Но снова звук… На этот раз – лёгкое жужжание, как от крыльев насекомого. Да только какие насекомые летают в дождь?

Но нет, не ошибка: чётко увидела Ярла в лунном луче, среди дождевых капель, трепещущие стрекозиные крылья. Даже радужные переливы на них как будто разглядела. На мгновение – чётко. Но в следующий миг исчезло видение. Улетело… Или действительно исчезло?

И захотелось вдруг чуть не до боли в этом какой-то знак углядеть, от них, от духов первоэлементов… Но тут же прогнала Ярла детскую эту мысль. Конечно, ещё прямо от их создателя знак увидь, от их создателя и от всеобщего, послание свыше. Нечего себе глупостями голову забивать… Надо в «Карася» вернуться да завалиться спать. Дело-то лучше будет.

Ярла направилась к куче веток под стеной, нащупала щербины в камнях и стала взбираться. Но раз всё-таки оглянулась через плечо. Не вернулось ли это… видение? Но никто не вернулся, и даже луна спряталась, сгустила ночь.

2. Отступник

В библиотеке лореттского братства Священного Знака было пусто. Наконец-то! Лорк последние два дня ждал этого момента, и всё никак не удавалось его уловить. Отец библиотекарь вечно здесь, ходит между полок с книгами, поправляет, переставляет, или за своим столом перебирает книжные стопки, переписывает в толстые тетради заглавия и имена авторов. К Лорку библиотекарь относится хорошо, лучше многих других – от этого чувство вины ещё сильнее. Но не признаваться же, когда речь о таком проступке идёт… Нет, нельзя. Нельзя, чтобы отец библиотекарь заподозрил неладное. Ни он, никто другой. Другие братья тоже бывают тут, особенно из тех старших, которым позволено не только во внешний, но и во внутренний зал входить свободно. Библиотека-то богатейшая, случается, и иногородние сюда за какой-нибудь книгой приезжают.

Но младшим, таким как Лорк, только во внешнем зале можно бывать. Чем Лорк в эти последние дни и пользовался: зайдёт, потопчется для виду, как будто ему нужно что, и удалится потихоньку, стараясь лишнего внимания не привлекать. Опять не повезло, полно народу… Локоть плотнее к боку прижимает, чтобы, не приведи судьба, не вывалилась на пол недозволенная, запретная ноша, под рясой упрятанная.

Пока читал эту ношу-то, книгу то есть, чего не передумал: вот задумает отец библиотекарь как раз теперь порядок во внутреннем зале наводить, да и заметит, что пропал такой-то том… Вроде, и мало вероятности, что сходу, вдруг обнаружится пропажа – а всё равно страшно. Начнут доискиваться, в кельях шарить, найдут…

Но напрасны оказались страхи. Не всполошился никто, не сделали обыска. И такого же момента, как в прошлый раз, когда эту книжку с полки вытянул, дождался Лорк. Но тогда, в прошлый раз, случайность это была. Он во внешний, всем доступный зал шёл, по грамматике одно сочинение взять. И вот – нету в библиотеке никого… Во внутренний-то зал пошёл для того, чтобы глянуть, не там ли отец библиотекарь. Не там… Ну и не смог побороть искушения. Приблизился к полкам. И разбежались вдруг и глаза, и мысли. Почему прячут эти книги почти от всех? Почему только редким из старших братьев можно их читать? «Философия слов», «Девять искусств», «Единство противоположного»… Чего такого тайного в этих сочинениях? И потянулась рука – а сердце так и заколотилось в груди. Кажется, на всю жизнь запомнил, как било в тот вечер закатное солнце в большое витражное окно с изображением благого Правобережного мира, как синие, зелёные и золотые лучи сквозь цветное стекло текли, как в них пылинки танцевали… Точно крошечные, с огромного расстояния видимые невесомые духи. Только вот какие? С Правого Берега, или с противоположного?..