Убийца во мне

– Я стремился быть ему другом, – сказал я. – Вряд ли я хотел чего-то сильнее. Но где-то я ошибся, я не смог помочь ему тогда, когда он больше всего нуждался. Я хочу, чтобы вы знали одно, Макс. Я сделал...

Он положил руку мне на локоть.

– Нет надобности говорить мне это, Лу. Не знаю, почему... что... но...

– Он чувствовал себя потерянным, – сказал я. – Как будто он один-одинешенек во всем мире.

Как будто он шагает не в ногу и никак не может поймать ритм.

– Да, – согласился он. – Но... да. Проблемы возникали постоянно, и он всегда считал себя виноватым.

Я кивнул, и он кивнул. Он покачал головой, и я тоже. Так мы и стояли, качая головами и кивая, и оба молчали. Мне хотелось уйти. Однако я не знал, как это сделать. Наконец я сказал, что сожалею о том, что он закрыл ресторан.

– Может, я в состоянии как-то помочь...

– А я его не закрывал, – возразил он. – С чего это?

– Ну, я просто подумал...

– Я его перестраиваю. Ставлю кожаные кабинки, делаю инкрустированный пол, оборудую кондиционер. Джонни понравились бы перемены. Он не раз предлагал это сделать, а я заявлял, что он не дорос до того, чтобы давать мне советы. И вот сейчас мы решили все перестроить. Так, как он хотел. Это все... все, что я могу сделать.

Я снова покачал головой. Покачал и кивнул.

– Лу, я хотел бы задать вам один вопрос. Я хочу, чтобы вы ответили на него, и ответили только правду.

– Правду? – Я заколебался. – А с какой стати мне лгать вам. Макс?

– Потому что вам может показаться, что нельзя сказать правду. Что это будет предательством по отношению к вашей должности и сотрудникам. Кто еще заходил в камеру к Джонни после того, как вы ушли?

– Говард заходил... окружной прокурор.

– Это я знаю – он-то и обнаружил его. С ним были помощник шерифа и надзиратель. А кто еще?

Мое сердце слегка подпрыгнуло. А вдруг... Нет, так дело не пойдет. Я не имею права поступать так. Не имею права даже пытаться.

– Не представляю, Макс, – ответил я. – Меня там не было. Однако уверяю вас: вы на ложном пути. Я много лет знаю всех ребят. Они, как и я, никогда бы не сделали ничего подобного.

Это снова было правдой. Чтобы он понял это, я смотрел ему прямо в глаза.

– Гм... – вздохнул он. – Поговорим об этом позже, Лу.

Я сказал:

– Обязательно, Макс, – и ушел.

Я поехал на Деррик-Род. Я остановил машину на обочине на вершине небольшого холма и выключил двигатель. Я сидел и смотрел на дубовую рощу, но ничего не видел. Я не видел дубы.

Через пять, а может, и через три минуты после того, как я остановился, подъехала машина, и из нее вышел Джо Ротман. Пройдя по обочине, он заглянул ко мне через окно.

– Отличный вид, – сказал он. – Вы не против, если я присоединюсь к вам? Благодарю, я не сомневался, что вы согласитесь. – Он именно так все и сказал: не останавливаясь, чтобы дождаться моего ответа.

Он открыл дверь и сел на пассажирское сиденье.

– Часто бываете здесь, а, Лу?

– Когда возникает желание.

– Вид действительно великолепный. Почти уникальный. Вряд ли где-то еще в Штатах найдется сорок – пятьдесят тысяч таких щитов, как этот.

Я против воли усмехнулся. Щит поставила Торговая палата. Надпись на нем гласила:

Вы въезжаете в Сентрал-сити, штат Техас.

Туда, где рукопожатие чуть крепче.

Нас. (1932) 4 800 Нас. (1952) 48 000

Смотрите, как мы растем!

–Да, – сказал я, – щит еще тот.

– Вы смотрели на него, да? Я так и думал. А на что еще тут смотреть, кроме дубов и маленького белого домика? Домика, где произошло убийство, – кажется, его так называют.

– Что вы хотите? – спросил я.

– Лу, сколько раз вы были здесь? Сколько раз вы спали с ней?

– Всего пару раз, – ответил я. – На то были причины. И я не настолько озабочен, чтобы спать со шлюхами.

– Да? – Он окинул меня задумчивым взглядом. – Да, я сомневаюсь, что вы спали бы со шлюхами. Лично я всегда руководствовался теорией, что, живя в достатке и изобилии, надо быть настороже и ждать от будущего подвоха. Ведь никогда не угадаешь, Лу. Можно проснуться утром и обнаружить, что приняли закон против достатка. И он будет антиамериканским.

– Возможно, к этому закону примут инструкцию, – предположил я.

– Запрещающую врать? Как я вижу, Лу, у вас склад ума не правоведа. Или вы не хотите этого показывать. В этом заключается главное противоречие. Ограничение в правах, без которого мы вполне можем обойтись. Ограничение ортодоксального типа. И чем бы мы заменили вранье? Где бы мы были без него?

– Ну, – сказал я, – я бы не стал слушать вас.

– И все же вы будете слушать меня, Лу. Будете сидеть здесь и слушать и отвечать четко, когда понадобится. Поняли? Поняли меня, Лу?

– Понял, – ответил я. – Я понял вас с самого начала.

– А я боялся, что не поймете. Я хотел, чтобы вы поняли: я могу вывалить все это дерьмо вам на голову, а вы будете сидеть и радоваться.

Он насыпал табак на бумагу, скрутил ее и провел по краю языком, потом сунул сигарету в угол рта и, казалось, позабыл о ней.

– Вы разговаривали с Максом Папасом, – сказал он. – Из этого я могу сделать вывод, что разговор был вполне дружелюбным.

– Верно, – подтвердил я.

– Он безропотно принял тот факт, что Джонни покончил с собой? Он признал то, что это было самоубийство?

– Не могу сказать, что он принял его безропотно, – ответил я. – Он интересовался, был ли кто-либо... входил ли кто-либо в камеру после меня, и...

– Ну, Лу? И что?

– Я сказал ему, что нет, что так быть не могло. Никто из ребят не сделал бы ничего подобного.

– Это многое решает, – заявил он. – Или нет?

– Куда вы клоните? – вспылил я. – Что...

– Заткнитесь! – Его голос стал жестким, потом опять смягчился. – Вы заметили, что он перестраивает ресторан? Вам известно, сколько все это стоит? Около двенадцати тысяч. Где, по-вашему, он раздобыл такие деньги?

– Откуда, черт побери, мне...

– Лу.

– Возможно, накопил.

– Макс Папас?

– Или занял.

– Не имея для того обеспечения?

– Ну... не знаю, – сказал я.