Убийца (Выродок)

— Дай бог каждой женщине родить двадцать четыре миллиона…

— Надо будет забрать и те десять, что лежат у меня на счету. Что-то у меня аппетит разгорелся… А потом… После Италии? Я там долго киснуть не собираюсь.

— Так в чем дело? Найдем самолет в Северную Африку… Там доберемся до Танжера… А после Танжера — весь мир у наших ног…

— Тем более что это край фальшивых паспортов…

Болтая без умолку, мы доехали до Кадьеса. На ближней его окраине красовался отличный мотель. Мы свернули к нему, и я поспешил запрятать нашу тачку в самый дальний угол подземного гаража. Потом снял в мотеле номер, назвав вымышленную фамилию. Я не хотел засыпаться, подойдя к цели так близко… Слишком уж красиво было то, что с нами происходило… Нам все-таки представилась возможность выполнить задуманное: то есть сначала зацапать желанный мешок, а потом уж навострить лыжи.

Переехав границу, я намеревался подарить родине Данте еще один труп. У меня уже было достаточно опыта, и я знал, что вдвоем с бабой далеко не уйдешь. К тому же Эрминия знала, кто я такой, и я не мог позволить ей увезти с собой такую тайну. Даже наши миллионы — и те не заставят ее держать язык за зубами. Рано или поздно наступает момент, когда самые крутые, самые умные, самые любящие и скрытные женщины роняют непростительную фразу.

Конечно, мне жаль было ее кончать после всего, что она для меня сделала. Но другого выхода у меня не было.

Мы вошли в обеденный зал заведения. Он был выполнен в старинном стиле, с огромным количеством меди и лакированной мебелью.

— Похоже, их фирменное блюдо — волчатина в укропе, — сказала Эрминия. — Ее и закажем.

В этот вечер мы жрали и делали все остальное с той ненасытностью, которую рождает у человека близкое соседство огромной денежной суммы…

XVI

На следующее утро мы поднялись в семь часов. Наступал великий день. Откровенно говоря, я был слегка взволнован.

Нам подали кофе; мы сидели в дальнем углу зала, у окна. Погода стояла отличная: на побережье будто вернулось лето. Все вокруг было светлым, радостным, ярким…

Обмакнув в кофе рогалик, я случайно взглянул на местную газету, лежавшую на соседнем столе. Я прочел вверх ногами жирный заголовок на первой странице и мгновенно перестал жевать.

«УБИЙЦА ПО КЛИЧКЕ КАПУТ СКРЫВАЕТСЯ НА ЮЖНОМ ПОБЕРЕЖЬЕ».

Я схватил газету. Под заголовком была помещена моя фотография, все та же, которую отсняли в момент моего последнего ареста. На ней я напоминал этакого мелкого хулигана. С тех пор я слегка прибавил в весе, и мой взгляд уже утратил то затравленное выражение. А с обесцвеченными волосами я стал и вовсе неузнаваем.

Эрминия тоже перестала есть, и мы с ней принялись читать статью, почти соприкасаясь щеками.

Я сразу понял, что сгорел: властям стало известно, под чьей фамилией я скрывался, и все потому, что я совершил чудовищную глупость.

Черный велосипед, который я забросил в машину, принадлежал вовсе не полицейскому. Он принадлежал посыльному из мясной лавки, который доставлял кому-то из соседей товар. Соседки, сидевшие в засаде за шторами, видели, как я утащил велик, и посыльный побежал жаловаться на «Рапена» в комиссариат. Комиссар, который как раз дожидался своего подчиненного, поспешил к «Рапену» домой и нашел труп. Мои отпечатки — а их в доме было хоть отбавляй — и позволили установить мою личность, поскольку карточка с моими данными имелась в каждом полицейском участке Франции. Я посмотрел на Эрминию.

— Похоже, я опять становлюсь знаменитым, а?

— Похоже…

— Плакали теперь наши миллионы, верно?

— Почему?

— Ну как же? Теперь все знают, что Рапен — это Капут… И мне нельзя соваться на почту под этой фамилией.

— Погоди, с чего ты взял, что на почте все уже вбили себе в голову эту фамилию? С чего ты взял? Даже если допустить, что там читали эту газету — а это вовсе не обязательно, ведь еще рано, — то они наверняка интересовались только подвигами самого Капута. На все остальное люди обычно внимания не обращают.

Она опять была права. Это входило у нее в привычку.

— Так что будем делать?

— Заплатим за гостиницу и бросим машину здесь. По ней нас быстро найдут. Пока что я не рискую привлечь к тебе внимание: тут написано только, что ты жил с красивой молодой женщиной, а приметы мои не указаны.

— Какие же мы дураки, что увезли велосипед…

— Что поделаешь, излишняя добросовестность часто выходит боком… Да и велосипед был типично… полицейский!

Я попросил счет и сказал, что мы отправляемся на прогулку.

— Машину я заберу вечером…

— Как вам будет угодно, мсье.

Выйдя на улицу, я вздохнул немного свободнее, но внутри у меня залегла не то грусть, не то досада… Я снова попал в полосу бегства и страха. Нет, в этом мире у меня определенно не было надежды искупить свои грехи, переродиться и стать другим.

— Не делай такое лицо, — проговорила Эрминия, — не то все начнут оборачиваться. Можно подумать, что ты уже в наручниках.

Почта была еще закрыта. До начала рабочего дня оставалось минут десять. В ожидании мы принялись расхаживать по аллее, обсаженной пиниями.

— Мой банковский счет наверняка арестовали, — заметил я. — Вот уже десяти миллионов как не бывало.

— Жаль, — проронила Эрминия.

От солнца ее рыжие волосы отбрасывали странные, необычные отблески. Ее кожа почти не загорала; она лишь становилась более матовой, сохраняя все тот же нежный вид.

Я смотрел на нее и думал, что теперь мне не обязательно ее убивать. Это было бессмысленно: меня ведь все равно уже раскрыли. Тем лучше: она мне нравилась и была мне нужна. Минувшей ночью я овладевал ею несколько раз, не в силах насытиться ее живым, содрогающимся, словно наэлектризованным телом.

— О чем ты думаешь?

— О тебе…

— Нашел время…

Действительно, думать следовало о другом. На городской колокольне пробило восемь. Мое сердце заработало в форсированном режиме. У меня даже заболело в груди. Мне казалось, что я сейчас не выдержу, взорвусь, что меня вот-вот разнесет на мелкие куски.

— Пошли! — Я потянул ее за руку. На пороге почты она спросила:

— У тебя есть документ без фотографии?

— Погоди-ка…

Я достал бумажник и выругался: в нем лежал только технический паспорт автомобиля. Паспорт Рапена остался на вилле. Он шлепнулся на пол, пока я душил полицейского, и я в спешке забыл его подобрать…

— Ну, знаешь! — вскричала Эрминия. В ее глазах появилась явная враждебность. Этого она простить уже не могла.

— Помолчи. Попробуем обойтись техпаспортом.

Мы вошли. Посетителей в помещении не было. Были только две тетки, сидевшие за своими окошками и квохтавшие, как целый курятник. Насколько я понял, речь шла о муже одной из них, завитой усатой толстухи, и о ревматизме, которым страдал вышеупомянутый муж.

Я просмотрел указатели на картонных табличках и подошел к окошку с надписью «До востребования». За ним как раз сидела жена ревматика.