Убийства павлиньим пером
Шрифт:
При упоминании о портсигаре в таком качестве выражение любопытства на лице Г. М. сменилось морщинками на лбу. Он потянулся и взял портсигар у Мастерса. Изучил его. Но ничего не сказал.
— Итак, мисс. Давайте вернемся к этому, — продолжил старший инспектор. — Вчера я задал вам два вопроса, но вы решили отвертеться от них. Будьте так добры ответить на них теперь. Во-первых, вы все еще отрицаете, что проезжали вчера днем мимо Бервик-Террас в голубом «толботе» и смотрели на дом, где…
— Конечно, не отрицаю. И знаете почему? Поскольку вы говорили с дорогой миссис Дервент, я полагаю, вы теперь знаете все. Я шпионила, вот
— Вы последовали за мистером Китингом на Бервик-Террас?
— Да. Это так. Правда, сначала я не собиралась этого делать. — Франсис Гейл выглядела несчастной, хотя Полларду казалось, что больше от горя, нежели от унижения. Ноготь ее пальца вонзился в ручку кресла. — Я объехала Линкольн-Мэншнз, где живет Вэнс, чтобы… чтобы увидеть его, и обнаружила, что что-то не так. Он как раз выезжал оттуда в такси. Когда я увидела, что он отправился в этот дом на Бервик-Террас, я не знала, что и подумать. Так что я проехала еще несколько улиц и вернулась. Какой-то другой мужчина, — она бросила взгляд на Полларда, — как раз поднимался по ступеням, и я не могла ничего понять.
— Вас удивило, что мистер Китинг вошел в пустой дом?
— Нет.
— Почему нет, мисс?
Она сосредоточенно провела пальцами по ручке кресла.
— У вас был еще один вопрос, мистер Мастерс. Вы спрашивали меня вчера, почему я брала ключи и осматривала дом три месяца назад. Я не хотела осматривать это противное место. Не хотела даже близко к нему подходить. Но мне сказали, что это единственный способ, которым я могу получить ключи — взять их у агентов. Так что мне пришлось это сделать. Потому что, разумеется, я не могла объяснить истинной причины…
— Какова она была?
— Это миссис Дервент меня послала, — ответила Франсис Гейл, выставив вперед нижнюю челюсть. — Говорю вам, я знаю ее только полгода, — продолжала она после паузы. — А тогда совсем еще не знала. Но я поняла, почему эта старая кошка послала меня туда сразу после того, как я там побывала. Понимаете ли, каждые три месяца или около того эта леди устраивает представления — у нее это что-то вроде душевной болезни. — Франсис скорчила гримасу. — Она ложится в постель, лежит там словно королева и пытается загипнотизировать себя, говоря о своих любовниках. Ну, однажды, когда я была у нее, она неожиданно села, словно вошла в транс, и начала говорить о каких-то письмах, о которых только что вспомнила. Сказала, что забыла их в тайнике дома, из которого они съехали. Стала причитать, что она не вынесет, если кто-то въедет в этот дом на Бервик-Террас и найдет письма. О, она говорила такие чудовищные вещи!
А потом стала просить меня пойти туда и забрать для нее эти письма. Сначала миссис Дервент думала, что у нее есть ключи от дома, которые она никому не отдавала, но потом обнаружила, что их нет. Так что она попросила меня отправиться к агентам по продаже недвижимости…
И вы знаете, почему она это сделала? Я достала письма, все как надо. А потому, что некоторые из них были от Вэнса. Конечно же эта старая кошка знала, что я их прочту.
Признание Франсис Гейл было ей в тягость, но, похоже, она испытывала облегчение, все в конце концов рассказав. Г. М. положил портсигар на стол.
— Ох-ох! Что за баба! Но это не та часть, которая вызывает у нас наибольшее любопытство. Вы сказали, что эти письма были спрятаны в каком-то тайнике. Случайно, этот тайник не был устроен где-то около
коричневого дивана в мансарде?— Да, это было ее любимое место. Она сказала мне, что обычно любила лежать на этом диване и мечтать. Говорила, что в этом диване что-то есть. — Девушка нахмурилась. — И письма были в диване. Понимаете ли, там было такое углубление…
— Углубление? — повторил Мастерс, медленно поднимаясь на ноги.
— Не совсем углубление. Но оно открывалось на петлях, а там внутри было пространство, где можно держать подушки или одеяла… Я сказала что-то не так?
— Погодите одну минутку, мисс, — настойчиво попросил Мастерс, помахав перед ней рукой, словно гипнотизер. — Вы хотите сказать, что это пространство в диване достаточно большое, чтобы кто-нибудь мог в нем спрятаться?
— Нет, я так не думаю. — Девушка выглядела испуганной. — Это невозможно, разве что человек очень маленький и тощий, как… как подушка. Нет, этого не могло быть. Кроме того, этот человек там задохнулся бы.
И тем не менее Мастерс, пробормотав проклятия, уже потянулся к телефону, чтобы позвонить инспектору Коттерилу. Г. М., ничуть не встревоженный, продолжал посасывать свою трубку из кукурузного початка.
— Не думаю, что все это так просто, сынок, — пробормотал он. — Я согласен с девушкой — вряд ли убийца мог ускользнуть таким образом. Но в этом может быть кое-что интересное… — Он пристально посмотрел на Франсис Гейл. — Вы ответили на множество вопросов, на которые отказывались отвечать вчера. А теперь, когда между нами все хорошо и гладко, вы не хотите взять какие-нибудь слова назад?
— Взять слова назад? Я не понимаю.
— Ну, например, — Г. М. сделал вялый жест рукой, — вы сообщили нам, что абсолютно уверены, что ваш друг Гарднер не брал и не мог взять револьвер «ремингтон» из дома Дервента в тот вечер, когда вы там играли в убийства.
— И что?
— Вы все еще на этом настаиваете?
— Настаиваю, абсолютно! — вскричала девушка, сжимая руки. — Я хотела бы, чтобы вы прекратили! Вы делаете из Рона нечто вроде дебила, или козла отпущения, или что-то вроде этого. Он не брал револьвера, говорю вам. Не брал, не брал! Почему бы вам не пойти и не спросить у него самого? Он сегодня утром в Линкольн-Мэншнз. Он… А кто сказал, что он его взял?
— Филипп Китинг. Между прочим, Мастерс, я думаю, нам лучшее позвать нашего друга Филиппа сюда.
Мастерс закончил говорить по телефону, и Г. М. дал ему необходимые инструкции. Девушка оставалась спокойной и дерзкой. Изучая ее, Мастерс открыл саквояж, который принес с собой. Затем достал и положил на стол Г. М. мягкую серую шляпу, внутри которой было написано имя Филиппа и револьвер 45-го калибра. При виде пистолета мисс Гейл слегка вздрогнула, но ничего не сказала. Китинг, который вошел минутой позже, был очевидно удивлен, увидев ее здесь, и выказал некоторые намеки на опасение.
— Франсис, старушка, — сердечно произнес он. — У меня не было возможности повидать тебя и сказать, как я сожалею о твоей великой…
— О черт! — Она повернула к нему пылающее лицо. — Филипп Китинг, я хочу знать, что это на тебя нашло? Ты на себя не похож. Ты выглядишь смешным и нездоровым. Ты что, сообщил этим людям, что Рон Гарднер взял пушку… — она указала на револьвер, — домой во вторник вечером? Филипп Китинг, ты прекрасно знаешь, что это не так. Я думала, что хоть ты будешь говорить правду…