Убийства в алфавитном порядке

– Слабый.

– Что вы говорите, поручник, она же сразу остановилась!

– Не совсем сразу. Если бы дорога шла под откос и нужно было резко затормозить, вы бы оказались в кювете.

– Тормоза в порядке, – настаивал Ковалевский.

– Поедем в комендатуру и проверим. У нас там есть диагностический аппарат. Это займет не больше десяти минут. Я считаю, что с такими тормозами нельзя отправляться в рейс.

– Хорошо, хорошо, поедем в комендатуру. Можете проверять что хотите. – Водитель был уверен в своей машине.

Подъехали к зданию комендатуры милиции.

– Пройдемте наверх, – сказал Стефаньский, – я должен выписать распоряжение.

Когда Ковалевский вошел в комнату, где обычно сидела пани Зося, секретарь коменданта и двое милиционеров быстро и умело обыскали очень удивленного этим водителя.

– При нем нет оружия, – сказал один из обыскивавших.

– Да вы что! – возмутился Ковалевский.

– Ведите дальше. – Стефаньский показал на дверь кабинета Зайончковского. Там уже ждали майор, Шливиньска и Зося с пишущей машинкой.

– Садитесь. – Майор показал рукой на стул у стола.

– Что такое, пан комендант? Так на меня набросились, будто я бандит какой. Что это значит?

– Хотим с вами поговорить. Прошу протоколировать. – Эти слова майор адресовал Зосе. – Имя, отчество, фамилия, место жительства, гражданское состояние?

Ковалевский спокойно отвечал на стереотипные вопросы.

– Судимы были?

– Вам же все известно, пан майор. Когда вы наконец оставите меня в покое? Был молодой, глупый. Поддался уговорам старших. Я свое отсидел, но вы по-прежнему считаете меня бандитом. Думаете, я не знаю, как в Познани, а потом тут, в Нысе, следили за каждым моим шагом? Даже недавно, когда подрались два головореза, милиция сразу приехала на базу и вынюхивала, что Ковалевский делал в тот вечер.

– Успокойтесь и отвечайте на мои вопросы.

– Был судим! – со злостью выкрикнул водитель. – Пятнадцать лет по статье 225 Уголовного кодекса. Того, старого.

– Вы хорошо ориентируетесь в правовых нормах.

– Если постоянно имеешь с вами дело… – огрызнулся Ковалевский.

– Что вы делали 25 июня этого года?

– Будто я помню. Наверное, ездил куда-нибудь с товаром. Проверьте на складе.

– Проверили. Вы привезли в Забегово муку, макароны и консервы. В Нысу вернулись только поздно вечером.

Водитель минуту раздумывал.

– Правильно, – ответил он. – Я четыре часа ремонтировал машину. Сломалась сразу после выезда из города. Еле дотянул до ближайшей стоянки.

– Когда машина находилась на стоянке, вас там не было.

– Я вынужден был вернуться в Забегово. Вышел из строя нагнетательный насос. Запасного у меня не было. В Забегово купить тоже не удалось. Пришлось все же ремонтировать на стоянке.

– Кто это делал?

– Метковский.

– Владелец мастерской показал, что, когда он ремонтировал насос, вы при этом не присутствовали.

– Нагнетательные насосы вообще-то не ремонтируются, а меняются. Метковский только потому согласился его отремонтировать, что хорошо меня знает. Я прекрасно понимал, что такая муторная работа займет у него не меньше трех часов, и пошел в кино.

– Какой фильм смотрели?

– «Второе лицо крестного отца».

– Вы вернулись в мастерскую, когда уже стемнело.

– Фильм кончился в начале девятого. Я еще сходил на вокзал и что-то съел в буфете. А что, это нельзя?

– Вы случайно не встретили в кино кого-нибудь из знакомых? Или на вокзале?

– Не помню. Что это вы, пан майор, так меня расспрашиваете, будто я кого-то убил?

– Один раз это с вами уже случилось.

– Я же сказал – был молодой, глупый. Свое я отсидел. Чего вы цепляетесь?

– Мы не цепляемся. Но именно в то самое время, когда вы чинили насос и вдруг воспылали такой любовью к кино, был убит Винцент Адамяк.

Ковалевский начал смеяться.

– Вы вроде как с ума сошли. Зачем бы я стал убивать того хулигана? Я вообще его не знал.

– Однако называете его хулиганом. Это странно.

– Все о нем так говорили. Даже милиционеры, которые нашли его у реки.

– Вы и об этом знаете?

– А как же мне не знать? В газетах писали, весь город трясло от этого преступления.

– Вы не ссорились с Адамяком?

– Нет. Однажды какой-то балбес хотел украсть у меня из машины бутылку, а может, ящик водки. Я его схватил, когда он лез в машину. Он получил в ухо и убежал. Только потом кто-то мне сказал, что это был Адамяк.

– Вы знали Марию Боженцку?

– Нет.

– А Владислава Червономейского?

– Тоже нет.

– Адама Делькота? Ковалевский опять начал смеяться.

– Что за вздор? Думаете, я и есть тот «алфавитный убийца»? Выбросьте это из головы.

– А вы, Ковалевский, перестаньте врать.

– Я не вру.

– Вы были в Забегово второго августа?

– Может, и был. Вам лучше известно.

– Известно. Утром вы привезли в кооператив товар и уехали около двенадцати. Так записано в вашем путевом листе.

– Возможно.

– Как ни странно, но в тот день убит Владислав Червономейский.

– Я уже сказал, что не знал его, никогда не видел.

– Да ну?

– Могу поклясться.

– Лучше не надо. Станислава Тополевского тоже не знали?

По выразительному лицу водителя пробежала тень.

– Этого негодяя я знал. Вам ведь известно, что это он уговорил меня тогда, во Вроцлаве. А потом отдал милиции. Но это было двадцать восемь лет назад.

– Вы долго ждали случая отомстить. И наконец дождались.

– Не понимаю.

– Слушайте, Ковалевский, не делайте из нас дураков. Мы все знаем. В вашем положении лучше во всем признаться. Это суд всегда принимает во внимание как смягчающее обстоятельство. Из-за этого человека вы не только вытерпели четырнадцать лет тюрьмы, но и потом страдали. А те, другие… – майор запнулся, чтобы не сказать слишком много. – Мне действительно жаль вас. Спасайте собственную голову.

– О чем вы говорите?!

– Не будете же вы и теперь утверждать, что ничего не знаете?

– Что я должен знать? Пан майор, не играйте со мной в жмурки!

– Вы не знали, что Червономейский – это Станислав Тополевский?

Безмерное удивление отразилось на лице допрашиваемого. Однако через минуту этот человек понял, в каком положении он оказался. Загорелое лицо Ковалевского побледнело, на лбу выступили капельки пота.

– Самым святым, жизнью своих детей клянусь, что не знал.

– В этом кабинете уже столько людей клялись. И лгали.