Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых
Шрифт:
Наблюдавший за происходившим В.А. Колпащиков вызвал «подкрепление» в лице А.В. Маркова, после чего уже вместе с ним проследовал в номер Великого Князя. Без каких-либо увещеваний, А.В. Марков сразу же пригрозил Михаилу Александровичу револьвером и гранатой, после чего тот стал одеваться. Его последним условием было желание проследовать вместе с верным Н.Н. Джонсоном, на что, конечно же, было получено согласие — об этом заранее договорились заговорщики.
Выйдя из гостиницы, стали рассаживаться в пролетки. В одну из них был посажен Великий Князь вместе с В.А. Иванченко, а место кучера занял Н.В. Жужгов. Во вторую усадили Н.Н. Джонсона, место рядом с которым занял А.В. Марков, а за кучера — И.Ф. Колпащиков. По команде Ганьки тронулись в путь, предварительно договорившись ждать его у здания Мотовилихинской милиции.
Он отправился туда и рассказал об истинном положении вещей дежурившему там В.А. Дрокину, приказав запрячь для него лошадь, чтобы ехать в Мотовилиху. Прибыв туда, Ганька дал последние
После их отъезда Ганька подумал: «Свершилось. История Романовых написана до последней строчки».
Из воспоминаний А.В. Маркова:
«Сначала похищенные вели себя спокойно и, когда приехали в Мотовилиху; стали спрашивать куда их везут. Мы объяснили, что на поезд, что стоит на разъезде, там в особом вагоне их отправим дальше, при чем я, например, заявил, что буду отвечать только на прямые вопросы, от остальных отказался. Таким образом проехали керосиновый склад (бывший Нобеля), что около 6 верст от Мотовилихи. По дороге никто не попадался; отъехавши еще с версту от керосинового склада, круто повернули по дороге в лес направо. Отъехавши сажень 100–120, Жужгов кричит: «Приехали — вылезай!» Я быстро выскочил и потребовал, чтобы и мой седок то же самое сделал. И только он стал выходить из фаэтона — я выстрелил ему в висок, он качаясь, пал. Колпащиков тоже выстрелил, но у него застрял патрон браунинга. Жужгов в это время проделал то же самое, но ранил только Михаила Романова. Романов с растопыренными руками побежал по направлению ко мне, прося проститься с секретарем. В это время у тов. Жужгова застрял барабан нагана (не повернулся вследствие удлинения пули от первого выстрела, т. к. пули у него были самодельные). Мне пришлось на довольно близком расстоянии (около сажени) сделать второй выстрел в голову Михаила Романова, отчего он свалился тотчас же. Жужгов ругается, что его наган дал осечку, Колпащиков тоже ругается, что у него застрял патрон в браунинге, а первая лошадь, на которой ехал тов. Иванченко, испугавшись первых выстрелов, понесла дальше в лес, но коляска задела за что-то и перевернулась, тов. Иванченко побежал ее догонять и, когда он вернулся, уже все было кончено. Начинало светать. Это было 12 июня, но было почему-то очень холодно. Зарыть трупы нам нельзя было, так как светало быстро и было недалеко от дороги. Мы только стащили их вместе, в сторону от дороги, завалили прутьями и уехали в Мотовилиху. Зарывать ездил на другую ночь тов. Жужгов с одним надежным милиционером, кажется Новоселовым.
Когда ехали обратно, то я ехал с тов. Иванченко, вместе разговаривали по этому случаю, оба были очень хладнокровны, только я замерз, т. к. был в одной гимнастерке, с часами на левой руке, почему меня, когда мы были еще в номерах, приняли за офицера, почему потом из показаний бывших в номерах и говорили, что Михаила Романова похитили какие-то офицеры. Это, конечно, с испугу и быстроты похищения».
Не обошлось, конечно же, без традиционного мародёрства, хотя Ганька приказал им всем строго-настрого «все личные вещи сбросить в могилу».
Вещи убитых были разделены между исполнителями и организаторами похищения и убийства. В частности начальнику Пермской Губернской милиции В.А. Иванченко достались золотые, червонного золота карманные часы шестиугольной формы, на одной из крышек которых было написано «Михаил Романов», начальнику Мотовилихинского Отделения Милиции А. Плешкову досталось золотой именной перстень и штиблеты Великого Князя. Комиссару по национализации и управлению культурно-просветительными учреждениями Перми А.В. Маркову — наручные серебряные часы Н.Н. Джонсона, полукруглой формы, которые тот носил до конца своих дней. А милиционеру при Мотовилихинском заводе И.Г. Новосёлову — плащ и другие носильные вещи Н.Н. Джонсона. Не говорит ли это, что мотивом совершённого убийства, выдаваемое всеми его участниками за «акт революционной мести и политической необходимости», был самый банальный разбой!
13 июня 1918 года из Перми в Петроград полетела телеграмма нижеследующего содержания: «Москва. Совнарком. Чрезком. Петроградская коммуна. Зиновьеву. Копия Екатеринбург облсовдеп. Чрезком. Сегодня ночью неизвестными (в) солдатской форме похищены Михаил Романов и Джонсон. Розыски пока не дали результатов, приняты самые энергичные меры.
Пермский округ Чрезком.»
В этот же день Пермской Губернской ЧК было возбуждено Следственное дело «О похищении б. Великого князя Михаила Александровича Романова из Гостиницы «Королевские номера», на основании которого были арестованы верные слуги Великого Князя — В.Ф. Челышев и П.Я. Борунов, а также и.о. управляющего «Королевскими номерами» И.Н. Сапожников и бывший жандарм П.Л. Знамеровский. Все они, вместе с другими
лицами, взятыми позднее в заложники, были расстреляны.А ещё через день 15 июня 1918 года в местной газете появилась статья «Похищение Михаила Романова», рассказывающая о похищении Великого Князя неизвестными лицами. То есть, всё разворачивалось так, как того хотел Ганька. И даже более того.
Газета «Свободный путь» от 2 июля 1918 года, под заголовком «Михаил Романов» сообщала:
«Москва. 21 июня. «Нашей Родине» сообщают из Вятки: Здесь распространились слухи, что Михаил Романов находится в Омске, и принял главенство сибирскими повстанцами. Им якобы издан манифест к народу с призывом к свержению Советской власти и обещанием созвать Земские соборы для решения вопроса, какая власть необходима России».
Выпущенный из бутылки «джин» в виде дезинформации, с каждым днём набирал обороты. Истинные представители Русского Народа всерьёз верили в чудесное избавление Великого Князя. И чтобы пресечь это, газета «Известия Пермского уездного Исполкома Совета крестьянских и рабочих депутатов» от 18 сентября 1918 года опубликовала сообщение Пермской Губернской ЧК «Задержание Михаила Романова»:
«После побега бывшего великого князя Михаила Романова контрразведкой Пермской губернской Чрезвычайной Комиссии были разосланы агенты по всем направлениям для задержания Михаила Романова. 12 сентября в [10] верстах от Чусовского завода, по Па[шийскому] тракту, одним из посланных агентов было обращено внимание на двух проходящих по направлению к Пашийскому заводу лиц, которые держали себя довольно подозрительно. Один из них, высокого роста, с русой бородой «буланже», особенно обратил на себя внимание. Агент потребовал от этих лиц предъявления документов. Последние показались ему сомнительными, а потому вышеуказанные лица были задержаны и препровождены в Пермскую губернскую Чрезвычайную Комиссию для выяснения личности. После ряда сбивчивых показаний при допросе, а также ненормальности лица (по наблюдению, лица у них были загримированы), им предложено было назвать свои фамилии и снять свой грим (…). После снятия грима нами были опознаны в них бывший великий князь Михаил Романов и его секретарь Джонсон, каковые тотчас были заключены под сильную охрану.
По делу побега ведется в спешном порядке следствие, результаты допроса будут опубликованы».
Однако сенсация не удалась. Ибо по указанию свыше напечатанная статья была забита чёрной типографской краской, а в остальных губернских газетах за этот день остались белые места, наглядно свидетельствующие о том, что переданный материал был снят из номера в самый последний момент.
Но было поздно. 20 сентября 1918 года по прямому проводу из Москвы в Киев, который в тот момент был столицей признаваемого большевиками независимого государства, была отправлена телеграмма РОСТА следующего содержания: «Пермь, 18 сентября. В 10 верстах от Чусовского завода агентом Пермского Губчрезкома задержаны Михаил Романов и его секретарь. Они препровождены в Пермь».
Это дало историкам основание утверждать, что кампания по дезинформации специально разрабатывалась и велась из какого-то центра.
Договорились даже до того, что Великий князь, якобы, проживает в Сиаме, для чего понадобилось официальное опровержение в виде Отношения Российской Дипломатической Миссии в Сиаме за подписью Генерального Консула:
«Считаю своим долгом покорнейше просить посольство, если то будет признано желательным во избежание распространения ложных слухов, опровергнуть в печати помещённое газетой «Фигаро» в № 277 от 4 октября с.г. и перепечатанное потом другими органами прессы сообщение Н.Н. Брешко-Брешковского о том, будто бы великий князь Михаил Александрович спасён и нашёл убежище при Дворе Сиамского Короля. Российская Миссия в Бангкоке может удостоверить, что Великий князь не находится в Сиаме и сюда не приезжал.
Управляющий Миссией.
Генеральный Консул (подпись)».
Как известно, слухами земля полнится, посему вера в чудесное спасение в «Царя Михаила Второго» ещё много лет жила в народе, дав тем самым повод для появления всякого рода авантюристов и самозванцев, выдававших себя за Великого Князя Михаила Александровича.
Но это, как говорится, уже совсем другая история.
Когда Наталья Сергеевна уже собрала чемодан, чтобы ехать к мужу в Пермь, ей принесли телеграмму от верных людей из Перми: «30 мая (по старому стилю) Великий Князь и его секретарь Джонсон бесследно исчезли». Н.С. Брасова выехала в Петроград и сумела добиться приёма у М.С. Урицкого, в кабинете которого закатила истерику, требуя сведений о муже. Ей объявили, что в Петроградской ЧК никто не знает ничего определенного. Но на всякий случай, слишком экспансивную посетительницу решили арестовать — ей сразу же вменили в вину собственное участие в исчезновении Великого Князя.
Просидев в тюрьме на Шпалерной улице девять месяцев, она добилась перевода в тюремную больницу, а из больницы однажды ночью вырвалась на волю. В одежде сестры милосердия Н.С. Брасова добралась в Киев, затем в Одессу, а оттуда на английском судне «Нереида» вместе с дочерью отплыла в Константинополь, где в то время находилось множество беженцев из России. И почти каждого встречного Наталья Сергеевна расспрашивала о судьбе своего мужа. Но добрых вестей никто сообщить не мог, а плохим она не верила.