Убийственно хорош
Шрифт:
День для меня прошел муторно. Я ловила каждый звук, все время ожидая услышать скрип открывающейся калитки, шорох знакомых шагов на дорожке, не знаю что еще… В общем, вздрагивала я даже, когда вдали свистела электричка. Однако наступил вечер, а Иван так и не появился. Я уложила Василька спать. Потом еще посидела у телевизора, тревожно поглядывая на часы. И только когда уже давно миновало время, в которое приходил последний автобус от станции, я со вздохом поднялась и поплелась в спальню.
Должно быть, я все-таки задремала, потому что проснулась внезапно, испуганная и дрожащая. Сначала просто не поняла, что же все-таки разбудило меня. Потом… Шорох, шаги за дверью, скрип петель… Я уже почти что орала, крик мой буквально висел в воздухе и не был слышен, возможно, только потому, что скорость звука меньше, чем скорость мысли, когда поцелуй Ивана поймал этот беззвучный вопль.
— Испугалась? Я опоздал на последний автобус
Я молча, изо всех сил обхватила его, притягивая к себе. Он тихонько хмыкнул, чувственно и басовито, но отстранился.
— Я уже не чаяла, что ты вернешься живым! — просвистела я злющим шепотом и ухватила его за майку на груди.
— Опять порвешь.
— А ты не выдирайся, как девственник на приеме у уролога.
— Я только в душ…
— Тогда пойдем вместе. Мне необходимо сейчас же узнать…
— Не говори ерунды!
Он ускользнул, но как только дверь спальни с тихим щелчком закрылась, я спустила ноги на пол и, словно мышь за сырным духом, двинулась следом.
— Машка! — он смущенно стрельнул глазами, а я невольно ахнула — левая скула античного божества распухла, нижняя губа была рассечена…
Недаром мне показалось, что он что-то хотел скрыть!
— И не говори мне, что подрался с контролером в электричке! — я уставила на негодника обвиняющий перст.
Он вздохнул обреченно и до отказа отвернул кран холодной воды, потом подумал, добавил горяченькой и заткнул пробкой ванну.
— Придется сочетать приятное с вынужденным, — с театральным жестом произнес он, но натолкнувшись на мой взгляд, опять вздохнул и, осторожно коснувшись скулы, сказал. — У твоего батюшки отлично поставленный удар правой. Да и левая тоже… — мои глаза, следуя за его пальцами сместились левее — к разбитой губе, на которой уже запеклась корочка. — Он бывший боксер?
— Нет, он бывший командир ДШБ.
— ДШБ?
— Десантно-штурмовой батальон.
Иван смешливо присвистнул:
— Хорошо, что я этого не знал. А то, пожалуй, сдался бы без боя.
Мое терпение лопнуло, и я тигрицей прыгнула на него.
— Хватит ерничать, черт побери! Я весь день места себе не находила, а он…
Иван некоторое время позволил мне буянить, а потом легко сгреб в охапку и поцеловал, моментально сделав смирной, как овечка…
…Каждый, кто занимался любовью стоя, в узком помещении, знает, как это чертовски неудобно. А ведь всего в шаге отсюда стояла отличная широкая и мягкая кровать! И тем не менее, мы опомнились, только когда вода из переполнившейся ванны, бодро журча, побежала на пол.
После, когда потоп уже был побежден, а измученные победители сидели в теплой зеленоватой воде — я спиной к широкой щекотно-волосатой груди Ивана, — он наконец-то заговорил. Но начал, на мой взгляд, совсем не оттуда.
— Ну, а теперь расскажи мне о слизняке, импотенте и убийце… — помолчал и закончил. — Потому что об альфонсе я и сам кое-что знаю… Понимаешь, не то чтобы я страдал болезненным любопытством, но все-таки интересно знать, в какую компанию попал.
«Ну, папуля!» — подумала я про себя, а потом сказала уже вслух:
— Слизняк — отец Наташи, импотент — мой теперь уже бывший муж, а убийца — тот подарил мне Васю… Об альфонсе же я, в отличие от тебя, совершенно ничего не знаю! — я сердито зыркнула через плечо, однако свернуть его с избранного пути не удалось.
— Сначала деньги, потом стулья, — он выразительно пошуршал у меня перед носом сомкнутыми подушечками большого и указательного пальцев. — Так что там с моими «подельниками», как их изволил величать твой родитель?
— Я их всех очень любила, каждого по своему, но… И вовсе Ника не слизняк! А Аслан не… гм… не совсем убийца, ну, а Петюня…
— Импотент только иногда?
— Замолчишь ты или нет? — вскипела я, и без того совершенно измученная попытками начать свое повествование.
— Прости, — он стал серьезен. — Не стоило вообще затевать этот разговор, просто уж больно я завелся сегодня…
— У моего батюшки по молодости лет было прозвище Кривой стартер, потому что он мог завести кого угодно, когда угодно и куда угодно.
Мы рассмеялись, нам обоим стало легче, и я наконец-то нашла в себе силы начать.
— Мне было двенадцать, когда я познакомилась с Никой. Его распределили в часть, которой тогда командовал мой отец. Молоденький лейтенант, умный, тонко чувствующий… Бог знает, зачем он вообще пошел в военное училище. Я влюбилась, как кошка, а он… На что ему была тринадцатилетняя соплюшка? И все-таки он не отталкивал меня, как мог бы поступить другой, не смеялся над моим столь явным увлечением взрослым мужиком. А потом произошло то, что произошло… Я умоляла отца послать с подразделением Ники на то задание кого-то другого, но… Ты уже немножко знаешь Александра Лунева и можешь предположить, что он на это ответил. Никита уехал. Солдатики, которыми он
командовал, вернулись довольно скоро — через полгода. А он нет. Попал в плен, прикрывая отступление своих. Его и еще двух парней, которые остались с ним, освободили только четыре года спустя. И вернулся он уже совершенно другим человеком. Он не рассказывал никогда о том, что с ним было за эти годы, но уверена — это было по-настоящему страшно… Я была с ним рядом и в госпитале, куда его отправили сразу после освобождения, и после… Мы стали близки, но потом что-то в нем сломалось окончательно. Никита ушел, а спустя пару месяцев я убедилась, что беременна.— Ты…
Я лишь отрицательно качнула головой, прерывая его. Иван понял и теснее прижал меня к себе.
Глава 14
Продолжать рассказ было непросто, но, как известно, сказавши «А»…
— Может, история с моей совершенно точно незапланированной беременностью и не имела бы продолжения, если бы не поведение отца. Он приказал мне, причем в более чем резких выражениях, сделать аборт, я, естественно, уперлась рогом. Короче, кончилось тем, что я сбежала из дома, а он заявил матери, что у него теперь только одна дочь… Наташка родилась вскоре после того, как я прибилась к коммуне. Они были… такие, ну, вроде хиппи. Но главное, что там была Куклюша… И Стас… И кое-кто еще из тех, с кем ты познакомился позавчера. Лето и начало осени мы прожили в палатках, а когда стало холодать, переселились на шикарную дачу в ближнем Подмосковье. Я была крайне удивлена, но потом мне объяснили, что сын хозяина дачи — инвалид-колясочник — еще со школы дружит с одним из наших парней. Так я и встретила человека, который после стал мне настоящим другом. Петюня из очень обеспеченной семьи крупного чиновника. Родители прочили ему блестящую дипломатическую карьеру, но тут эта авария, которая лишила его возможности нормально передвигаться, иметь детей… Лишила всего! — я невольно поежилась — вода в ванне начала остывать, но Иван, похоже, не замечал этого. — Ситуация у Петюни была в чем-то сходна с моей. Мы подружились… А потом было совершенно дикое, но удивительно удачное, как показала жизнь, предложение со стороны его отца. Он хотел, чтобы мы с его сыном поженились. Расчет был верен. Я, случись чего с родителями, стала бы поддержкой и опорой для их сына, и даже то, что у меня уже был маленький ребенок, было в плюс — своих-то Петюня уже никогда бы не заимел. Мне же подобный контракт и вовсе давал очевидные и более чем ощутимые преимущества. Во-первых, выйдя замуж, я обретала свободу. Я ведь тогда еще была несовершеннолетней и отец, хоть и отказался от меня, формально все еще имел право по собственному усмотрению кроить мою жизнь. Ну, а во-вторых, да и в прочих… Прописка, квартира, официальное удочерение для Натки, возможность учиться, помощь в карьере… В общем, сам понимаешь. О любви и близости с каким-то другим мужчиной, кроме Никиты, я и помыслить не могла. Петюня был добр, чуток и хорош со мной, а главное с Наткой. Я согласилась.
— Постой, постой, а Никита? Он так и исчез с концами? Даже не узнал, что у него родилась дочь?
— Нет, почему же… Узнал… Только это уже ничего не меняло ни для него, ни для меня. Мы и сейчас иногда видимся, даже Натка иногда ездит, но редко — тяжело. Дело в том, что он принял постриг и сейчас живет в маленьком полуразвалившемся монастыре с очень строгим уставом, где принят обет молчания… Это история «слизняка», если опять-таки цитировать моего родителя, а с «импотентом» я прожила почти десять лет. Дипломатом Петюня не стал. Отец его в какой-то момент оказался не у дел и как-то очень быстро постарел и умер. На моей шее оказалась не только подрастающая дочь, но и муж-инвалид, который только-только начинал свою художническую карьеру, а делать что-то еще не мог и не хотел, да плюс к нему его престарелая матушка, не работавшая ни одного дня в своей жизни… И все-таки это были хорошие времена. Я пахала как лошадь, но получала от этого только удовольствие… А потом в мою жизнь вошел Аслан.
— Начинается история убийцы?
Я невольно вздрогнула, и Иван, неверно истолковав это, потянулся и пустил в ванну тонкую струю горячей воды.
— Как любой восточный человек, Аслан умел ухаживать. Охапки цветов, баллады под балконом. Да, тогда мы жили на втором этаже в одном из арбатских переулков, и его песнопения вполне можно было услышать… В общем, ему удалось пробить стену, которой я окружала себя все эти годы… Наши отношения складывались странно. Он то появлялся, то исчезал. И каждый раз в нем что-то менялось… Словно умирало одно и на его месте рождалось совсем другое. Глаза стали такими… Не объяснить. Я даже стала его бояться, несмотря на то, что он во время своих визитов меня разве что на руках не носил. Столько слов любви я никогда в своей жизни не слышала, а нам, бабам, ведь этого всего ох как хочется… А потом все-таки наступил день, когда он в очередной раз исчез и уже больше так и не объявился.