Убийство по подсказке (сборник)
Шрифт:
Я спросил дорогу до ремонтной мастерской и выяснил, что она находится в семи кварталах к западу от центральной площади. К тому времени уже перевалило за полдень. Хозяин мастерской осмотрел машину, покачал головой, но сказал, что мы сможем забрать ее после четырех.
По извилистым улочкам с узкими тротуарами мы направились к центру города. Штукатурка на фасадах двухэтажных каменных домов была покрыта яркими красками. Одна голубая стена настолько потрясла Майера, что он даже остановился, чтобы разглядеть ее получше. Наверное, она закрашивалась и перекрашивалась раз пятьдесят. Слои краски потрескались, кое-где облупились, местами стерлись, но на стене присутствовали все оттенки синего цвета, какие только можно было вообразить.
– Обрати внимание, а ведь это можно назвать произведением
– И кто-нибудь наверняка скажет, что его дочурка может наляпать еще красивее.
– В данном случае творческий процесс состоит в том, какой именно фрагмент стены выбрать. Что ни говори, Трэвис, а стена просто блеск!
Мы вошли в прохладную тень гигантских деревьев, окружавших зокало. В середине площади располагалась украшенная орнаментом круглая эстрада, широкие пересекающиеся прогулочные дорожки, а по периметру – яркие ленты цветочных клумб. Движение происходило против часовой стрелки. Площадь была забита мужчинами, женщина и детьми, продававшими яркие шали, обувь, гуталин, жевательную резинку, серапе, соломенные шляпы, корзины, черную глиняную посуду, живые и декоративные цветы, серапе, сигареты, древние индейские реликвии, при ближайшем рассмотрении оказывающиеся подделками, серебряные украшения, бижутерию, хлопушки, фартуки, серапе, мороженое, прохладительные напитки и горячие сосиски. И опять-таки серапе [14] .
14
Серапе – мексиканская шаль или плед яркой расцветки.
Отовсюду проглядывала бедность: калеки-нищие, худосочные дети, бездомные дворняжки. Но тем не менее в толпе витал дух веселья, люди казались беззаботными и довольными жизнью. Мы заняли свободную скамейку. Майер сел, продолжая впитывать в себя впечатления и не переставая улыбаться. Но именно он первым заметил небольшую группу на одной из диагональных дорожек, ведущих к самому большому в городе отелю «Маркес дель Валье», фасад которого выходил на площадь. Длинная, закрытая небольшим узки навесом терраса протянулась вдоль всего фасада. На террасе в два ряда стояло более полусотни столиков, половина из которых была занята. Вокруг них сновали одетые в белое официанты, разнося еду и напитки.
Группа состояла из четырех парней и трех девушек студенческого возраста. Парни были одеты в потрепанные мексиканские рабочие рубашки и выгоревшие на солнце штаны цвета хаки. На девушках были шорты и цветастые хлопчатобумажные индейские блузы. Экстравагантность парням придавали бороды и длинные волосы. По утверждению Майера, их внешность указывала на то, что в Мексике они находятся уже довольно давно. Мексиканские власти несколько лет назад перекрыли границу для хиппи, так что такие лохмы и бакенбарды должны были отрасти уже к югу от границы.
Мы встали и пошли за ними. Официанты сдвинули для них два столика, а мы уселись за другой столик футах в двадцати. Активность на площади к тому времени заметно уменьшилась, магазины закрылись. Наступило сиесты.
Компания расселась тесным кружком, полностью игнорируя окружающих. Их было слишком много для того, чтобы подсесть к кому-нибудь из них и познакомиться поближе. Я раскрыл меню. Майеру пришлось довериться моему вкусу. Я ухитрился найти самое простое решение и заказал цыплят «энчиладос», посыпанных сыром «чихуа-хуа» и запеченных в духовке. Официант сказал, что у них, к сожалению, нет «дос-экис», но если нам нравится темное пиво, то «негро-модело» вполне подойдет.
Появилась еще одна студенческая пара. Здоровенный парень с небольшой головой и живым тонким лицом, светлыми мягкими волосами и бородой, подстриженными «под Христа». С ним была маленькая гибкая негритянка с кожей цвета грифельного порошка и с африканской прической, состоявшей из массы тонких косичек.
– Пожелай мне удачи, – бросил я Майеру и легкой походкой направился к их столу. Там стоял один свободный стул.
–
Можно присоединиться к вам на пару минут?Они окинули меня быстрыми, одинаково настороженными взглядами и отвернулись, продолжая беседовать, как будто меня не было.
Тогда я сел и, вежливо улыбаясь, вклинился в их разговор.
– Ребята, я не в отпуске. Я не ищу развлечений, не пьян и не легавый.
Они неприязненно уставились на меня своими темными базами. Девушка повернулась к своему дружку.
– Милый, тебе не кажется это странным? Похоже, у парня что-то вроде синдрома навязчивого общения.
Ее приятель, явно дурачась и довольно неудачно изображая старого глуповатого негра, прошепелявил:
– Эй, вы все слыхали, что стряслось с Джемимой?
– Нет! – завертела она головой. – А что же такое стряслось с доброй старой Джемимой?
– Ее замели легавые.
– Господи боже ты мой! Поди, досталось бедняге.
– Хрясь, хрясь, хрясь! – без улыбки произнес я.
– Шли бы вы отсюда, мистер, – сказала девушка. – Ваш друг уже скучает в одиночестве.
– Ребята, а попробуйте угадать, почему я к вам подошел?
Они переглянулись, и парень пожал плечами.
– Наверное, вас потянуло толкнуть небольшую этакий монолог о терпимости и нетерпимости, о взаимопонимании и все такое прочее. Считайте, что вас уже выслушали, поняли и одобрили, так что можете валить отсюда в ближайший бар и оттачивать свое ораторское искусство там. Наврите себе, что вы свойский парень, которому решить проблему отцов и детей или устранить коммуникационную брешь – раз плюнуть.
Я не выдержал и расхохотался. Он был чертовски прав и в то же время ошибался. Я раскачивался вместе со стулом и продолжал хохотать. Сначала они смотрели на меня с недоумением, потом разозлились, потом начали потихоньку улыбаться и в конце концов тоже рассмеялись.
Переведя дыхание, я сказал:
– Меня зовут Трэвис Макги. Я из Форт-Лодердейл штат Флорида.
– Дэлла Дэвис, – представил девушку ее спутник. – А я – Майк Баррингтон. – У него была большая мускулистая рука.
– Ну что, теперь моя очередь? – спросил я. Он кивнул. – Так вот, во мне есть масса разновидностей терпимости и нетерпимости, но я занимаю оборонительную позицию только в том случае, когда сталкиваюсь с такими проявлениями терпимости и нетерпимости, которых я в себе и не подозревал. А вообще-то, самокопанием занимаются только такие люди, у которых есть какие-то проблемы в вопросах секса. По-моему, у меня такие проблемы возникали лет в двенадцать, но уж никак не позже. Любой, кто об этом думает, знает, что между людьми всегда была эта ваша коммуникационная брешь. И я убежден, что ее два человека заглянут в головы друг другу, то они так испугаются, что просто обделаются. Я же хочу пообщаться с вами, не влезая к вам в душу, вежливо и без всяких напрягов.
– Сдается мне, они не из угольной компании, – сказала Дэлла Майку и повернулась ко мне. – Когда мы заметили вас двоих, то сразу поняли, что вы не туристы. А к северо-востоку от города есть угольные разработки… О'кей, мистер Макги, давайте пообщаемся, но только в предложенных вами рамках.
– Если вас двоих месяц назад здесь не было, то общению конец.
– Мы приехали сюда второго… мая или июня, верно, милый? – Дэлла вопросительно посмотрела на Майка.
– Второго мая, – подтвердил тот. – А, теперь я понял, кто вы такой. Вы разыскиваете чьего-то дорогого бэби, чтобы уговорить вернуться домой к папочке. А когда вы найдете его или ее, то выложите билет на самолет, который нельзя сдать в кассу и получить деньги. Я угадал?
– Почти. Папочка остался дома во Флориде, потому что уже получил то, что хотел, да только не совсем. А его дорогая бэби уже вернулась домой. Еще в начале этого месяца, в гробу.
– А, все ясно. Как же ее звали, Дол? Гм… Докс? Нэкс? Бэкс?.. Бикс!
Я положил на стол одну из фотографий и придвинул ее поближе к Дэлле.
– Это она?
– Да, она, – кивнула Дэлла. – Мы ее здесь встречали, но не общались. Группа, с которой она жила… Знаете, мы такими вещами не занимаемся. Понимаете, я не могу сказать, что я «за» или «против»… Свобода – это такая штука, которой каждый распоряжается по-своему. Майк, например, художник.