Убийство по-римски
Шрифт:
Аллейн передал ему листок с переводом:
— Я бы только хотел предложить еще одну вещь.
— Да? Что именно?
— Ван дер Вегели фотографировали в митрейоне и в инсуле. Со вспышкой. Два снимка сделала баронесса и один — барон. Кеннет Дорн тоже сделал один снимок. После этого на обратном пути баронесса сфотографировала саркофаг. По-моему, эти снимки можно бы приобщить к делу.
— Гм. Спасибо. Саркофаг — да. Да. Это может быть интересно.
— Не виден ли уголок платка?
— Вот именно. Это сузит временные рамки. В какой-то степени это правильно. Это докажет, что Виолетту убили до
— Вы полагаете, что он один?
— Синьор?
— Я просто хочу сказать, что не уверен, что Джованни все время говорил всю правду, — извиняющимся тоном сказал Аллейн.
После тщательного обдумывания Бергарми заключил:
— У меня нет никаких оснований не доверять ему. — И после еще более долгой паузы прибавил: — У него нет ни причины, ни повода для нападения на Мейлера.
— Но у него были причины для нападения на Суита. Впрочем, не стоит об этом думать.
Деловой двуязычный служащий быстро отпечатал перевод Аллейна в нескольких экземплярах. Когда машинопись была готова, они с Аллейном вернулись в тот меньший кабинет, где собрались путешественники. По просьбе Бергарми Аллейн раздал всем по копии.
— На мой взгляд, здесь верно подытожены все наши показания, и я готов подписать это, — сказал Аллейн. — Как остальные?
Подкрашивавшая губы леди Брейсли неожиданно выдала фиоритуру:
— Я бы подписала акт о продаже души дьяволу, только бы выбраться отсюда. — Она одарила Аллейна вульгарным и жалким взглядом и, как следовало ожидать, сообщила ему: — Вы слишком великолепны.
— Леди Брейсли, — сказал он, — я спрашиваю вас из чистого любопытства — не заметили ли вы чего-нибудь странного в поведении Суита, когда он провожал вас в атриум? Не заметили?
Он подумал, что она может уцепиться за возможность и рассказать, как тонко она чувствует атмосферу и как сразу ей показалось, что что-то неладно, или, возможно, выдать нечто, действительно проливающее свет на происшедшее. Однако она всего лишь сказала:
— Я просто сочла его грубым, простым, ничтожным человеком. — И, мгновение подумав: — Чтоб мне провалиться на этом месте, если он когда-нибудь был в артиллерии. — И, сделав еще одну паузу: — Все равно, это нечто, вокруг тебя вертится убийца, даже и нелюбезный. Боже, да мы с Кенни весь ужин проговорим об этом — правда, милый?
Племянник взглянул на нее и беспокойно кивнул.
— Я просто не люблю такие вещи, — пожаловался он.
— Я знаю, милый. Слишком ошеломляет. Можно сказать, три мертвеца за три дня. Все же удивительное облегчение, когда тебя больше ни в чем не подозревают. — Склонив голову, она посмотрела на Бергарми и улыбнулась ему. — Он правда не говорит по-английски? Он нас не дурачит?
— О чем она? — пробормотал Бергарми Аллейну. —
Она не хочет подписывать? Почему она мне улыбается?— Она подпишет. Вероятно, вы ей понравились, синьор вице-квестор.
— Mamma mia!
Аллейн сказал, что, если все удовлетворены бумагой, они могут ее подписать, и леди Брейсли немедленно поставила свою подпись, не делая вида, что прочла заявление. Ван дер Вегели были чрезвычайно придирчивы и с озабоченностью изучили и обсудили между собой каждую фразу. Барнаби Грант и Софи Джейсон прочли машинопись с профессиональной сосредоточенностью. Затем все подписали заявление. Бергарми через Аллейна передал им, что они свободны. Им сообщат, если их присутствие на предварительном слушании окажется необходимым. Он поклонился, поблагодарил их и удалился с бумагами.
Все шесть путешественников поднялись, собрались с мыслями, почувствовали явное облегчение и направились каждый по своим делам.
Софи и Барнаби Грант ушли вместе, за ними последовали Ван дер Вегели.
Леди Брейсли не сводила глаз с Аллейна и не спешила из кабинета.
Кеннет нетерпеливо топтался у двери и поглядывал на Аллейна своим обычным взглядом исподлобья.
— Кажется, это конец, — буркнул он.
— Помните, когда мы все были внизу, вы сфотографировали Митру? — сказал Аллейн.
— Да.
— Вы проявили пленку?
— Нет.
— Она черно-белая или цветная?
— Черно-белая, — пробормотал Кеннет. — Так лучше для архитектуры и статуй.
— Мои пленки проявляет здесь полицейский эксперт. Это займет часа два. Не позволите мне проявить вашу одновременно с моими?
— Я ее еще не доснял. Так что благодарю.
— Нет, милый, пожалуйста, дай пленку мистеру Аллейну, — сказала леди Брейсли. — У тебя там осталось не так много кадров. Ты все время щелкал во время этого чрезвычайного пикника на каком-то там холме. И согласись, в этом есть некий жуткий интерес. Хотя меня и нет на снимке, о котором говорит мистер Аллейн, — в недрах земных. Так что дай ему, пожалуйста.
— Она до сих пор в аппарате.
— Аппарат в машине. Сбегай и принеси.
— Тетя, милая, куда спешить? Это не горит.
— Нет, горит, — сказала она сердито. — Ступай, милый!
Кеннет, сгорбившись, вышел.
— Не возвращайтесь, — крикнул ему вслед Аллейн. — Я возьму у вас внизу. Я спущусь через минуту.
— Как это любезно с вашей стороны, — проговорила леди Брейсли и поцеловала себе руку. — Мы подождем.
Когда все удалились, Аллейн вышел к лифту и нашел перед ним Ван дер Вегелей, деловито собиравших свое внушительное фотооборудование, без которого они, кажется, не делали шагу. Он напомнил баронессе, что она фотографировала в римском доме, и предложил дать пленки для проявления полиции.
— Я думаю, полиция и теперь будет счастлива увидеть ваш снимок саркофага. Я им сказал, баронесса, что попрошу его у вас.
— Я вам его дам. Мне он не нужен. Мне думать о нем страшно. Геррит, родной мой, дай ему, пожалуйста. Нам не нужны сувениры того ужасного дня. Ах, нет! Нет!
— Ну-ну-ну, — нежно упрекнул ее барон. — Стоит ли из-за этого поднимать такую шумиху? Он здесь. Минуточку, я его достану.
Однако развязать и перерыть их здоровенные сумки оказалось делом непростым и безрезультатным.