Убийство по Шекспиру (Коварство без любви)
Шрифт:
Юлик медленно шел домой, хотя идти было далеко, живет у черта на куличках. Но ему необходимо собраться с мыслями, подумать. Он должен удержаться на месте и удержится.
3
Степа попросил Марию Федоровну подождать в коридоре, а сам влетел к Волгиной. Она допрашивала заведующего труппой – низенького старичка с палочкой.
– Я даже подумать не смею на кого бы то ни было! – сердито ворчал он. – Да, актеры в последнее время испортились, сильно испортились, стали мелочными, грызутся из-за пустяков, но убить... отравить... невозможно!
– Как, по-вашему, – оборвала его Волгина, – Эра Лукьяновна отвечает требованиям директора театра?
– Ммм... как сказать...
– Прямо, – и легкая усмешка тронула красивые губы Оксаны.
– Бывали лучше, – выпалил заведующий труппой и смутился, так как нечаянно проговорился, затем исправился: – Это у меня тридцатый директор, они меняются, я остаюсь. Требования к ним предъявляют свыше, а мое дело – труппа.
– А Юлиан Швец, что он за личность?
– Актер. Неплохой актер... можно сказать.
– Вы как будто сомневаетесь, – подметила Волгина. – Ну да ладно. Он ведь руководитель творческого состава. Что входит в его обязанности?
– Руководить, – очень «доступно» пояснил старичок.
– Но чем и как он руководит? Что делает при этом?
– Следит за качеством спектаклей. Делает актерам замечания, чтоб играли лучше.
– И актерам нравится, когда им указывает такой же актер? Это не бьет их по самолюбию?
– Бьет. А что делать? У нас как: не нравится – уходите. Да, именно так сказала заведующая культурой: «Не нравится – уходите из театра». А куда? Некуда. Это же не повара, не бухгалтеры, не слесари...
– Скажите, какое положение в театре занимал Виолин?
– Заслуженный артист, – живо ответил заведующий труппой.
– Спасибо, вы можете идти.
Расписавшись, заведующий труппой заковылял к двери, опираясь на трость, Степа его остановил:
– Одну минуту! Вы не подскажете, кто из актрис красит губы темной помадой? К примеру, фиолетовой? Или темно-вишневой? Чтоб цвет ее приближался к черному?
Заведующий труппой, припоминая, свел брови в одну линию. Так стоял с минуту, затем уверенно заявил:
– Актрисы так не мажутся. Разве что одевальщицы.
– Кто такие одевальщицы? – поинтересовалась Оксана.
– Это костюмеры, – ответил заведующий труппой. – Между собой мы их зовем одевальщицами. Эти как намажутся, перепугаться можно. Ногти черные, губы черные. Сто раз им говорил: безвкусица! Не слушают. Девчонки, что с них взять! До свидания.
Ушел, а Волгина схватилась за голову:
– Из трех опрошенных после Швеца ни один не ответил по существу. Разговаривают со мной как с идиоткой! Тупо выгораживают директрису и Швеца, как будто я утверждаю, что они отравили артистов. И не понимают, что могут стать очередной жертвой. Недавно еще мне казалось, что в узком семейном кругу найти убийцу проще, но, как видишь, все обернулось иначе.
– Мой совет: не задавай вопросы в лоб. Надо обходным путем выяснять, спроси про погоду, болезни, а потом вверни невзначай то, что тебя интересует.
– Знаешь, у меня нет на это времени! – отрубила Оксана. – Начальство в бешенстве, требует предотвратить последующие отравления. Интересно, как они себе это представляют? Я, правда, не удержалась, высказалась, что надо приставить к каждому актеру грибного
человека, который бы пробовал еду и напитки перед тем, как их употребят артисты...– И что было? – хихикнул Степа, прекрасно догадываясь о последствиях.
– А вот то и было, – буркнула Оксана. – У нас же как: имеешь звание, значит, ты не женщина, а мундир с погонами. Да, забыла сказать, я попросила в помощь оперативника Заречного Степана.
– Поторопилась, – нахмурился Степа. – И что же ответили?
– Ты на задании! Какое у тебя задание?
– А, – отмахнулся он, – мура. Пока совмещаю.
– Смотри, а то и тебе достанется. Ладно, ну их всех к лешему. Значит, так, звонил Петрович, его предположение подтвердилось, в коньяке обнаружено отравляющее вещество. Виолин умер от остановки дыхания, при вскрытии во внутренних органах обнаружили... черт, не запомнила вещество. Позже Петрович более подробно расскажет о методах убийцы. Что Рубан?
– Привез. На почте уверены на сто процентов: не Рубан отправляла.
Он перечислил приметы таинственной женщины, на что Волгина сказала:
– Как говорят французы – ищите женщину. Итак, прибавились еще и костюмеры.
– Оксана, давай не путаться. Отодвинем костюмеров на второй план, пока не проработаем артистов.
– Да, ты прав. Но женщина – это уже кое-что, мы хотя бы сдвинулись с мертвой точки. А кому отправлены еще две бандероли?
– Башмакову и Подсолнуху.
– Подсолнух в больнице, значит, в ближайшие часы бутылочку не откроет. Срочно звони Башмаковым.
– Уже звонил, – сообщил Степа, расплывшись в улыбке. – Коньячок сегодня Башмаков повез в подарок неизвестному доктору. Меры приняты, как только муж вернется, звякнут мне. Только бы доктор не выпил на радостях.
– Зови Рубан. Интересно, что она наплетет. Ух, и артисты!..
Мария Федоровна села на стул, словно он горячий, напряженно замерла.
– Извините, что вам пришлось ждать. (И все равно у Оксаны не получилось дружеской улыбки, поморщился Степа.) Вы курите? (Уже лучше.)
– Да. А можно? – Мария Федоровна быстро достала пачку сигарет из сумочки, закурила. «Нервничает», – подумал Степа.
– У нас все курят, так что курите, не стесняйтесь, – разрешила Оксана. – Думаю, вас не надо предупреждать, что за дачу ложных показаний...
– Не надо, – ответила та, глубоко затягиваясь.
– Мария Федоровна, давайте договоримся беседовать откровенно? Я даже не стану писать, хотя это нарушение, мы обязаны допрашивать под протокол.
– Зачем вы меня уговариваете быть откровенной? Я же еще ничего вам не говорила, чтобы вы могли судить о моей откровенности или неоткровенности.
– Я всего лишь настраиваю вас на обычную беседу. Мы знаем, что вас не было в театре, когда на сцене произошло несчастье. Что вы думаете по этому поводу?
– А вы бы что думали? – вопросом на вопрос и колюче ответила Мария Федоровна. Поскольку Волгина молча ела ее желтыми глазами, она потупилась, далее заговорила проще: – Я ничего не понимаю... если хотите откровенно, мне просто страшно.
– Вам есть чего бояться или кого? – осторожно выпытывала Волгина.
Гася сигарету в пепельнице, Мария Федоровна вскинула на нее беспокойные глаза и сказала, с трудом подбирая слова: