Убийство по Шекспиру (Коварство без любви)

Юлику не удалось полностью выложить стратегический план в экстремальных условиях – в зал вошли Волгина и Заречный. Их появление – как манна небесная, они спасли от дальнейшего бунта, который угадывался по агрессивному настроению труппы.

– Мы не задержим вас, – сказала Волгина, очутившись лицом к лицу с труппой, а возможно и с убийцей. – Прошу всех, кто получил по почте бандероли, сдать их мне.

Кандыков и заведующая костюмерным цехом двинули к Волгиной. Достала из сумки бандероль и Эра Лукьяновна. Юлик, бросив в притихших коллег осуждающий взгляд, означавший «это кто-то из вас», выудил из кармана извещение:

– Я не получил еще, забыл.

– Вы сейчас поедете с нашими сотрудниками и получите, – сказала ему Волгина, изучая бандероли, которые ей передали. Их оказалось три штуки, ни одна не была вскрыта. – Степан, подойди ко мне.

Когда он приблизился, Оксана ткнула пальцем в обратные адреса. Сделав запись в блокноте, он вышел из зала. Юлик засеменил за ним, ему предстояло ехать на почту. Мария Рубан незаметно сунула Волгиной свернутый лист бумаги, очевидно, список тех, кого помогла убрать из театра, и ушла. Остальные члены коллектива разбрелись кто куда.

– У меня есть просьба, Эра Лукьяновна, – сказала Оксана, обратившись к директору. – Не могли бы вы дать распоряжение, чтобы актрисам вашего театра подобрали в вашей костюмерной... наряды? Это нужно для дела.

– О чем речь! – с готовностью ответила та. – Что за наряды?

– Прежде всего, цвет. Обязательно зеленый. Желательно пальто.

– Но у нас зеленых пальто в таком количестве вряд ли найдут.

– Ну тогда пусть это будут платья... брючные костюмы... что найдется. И для каждой женщины приготовьте желтые и оранжевые шарфы.

– По два шарфа? – уточнила Эра Лукьяновна. – Столько вряд ли отыщем, но я пошлю снабженца купить в магазине...

– Достаточно по одному шарфику. И пусть захватят солнцезащитные очки.

Эра Лукьяновна подозвала заведующую костюмерным цехом, приказала собрать актрис, чтобы те подобрали в костюмерной зеленые костюмы. Пока директор отдавала распоряжения, вернулся Степа, успевший побывать у заведующей кадрами. Заречный ничего не сказал Волгиной, только протянул записку. Та, читая, приподняла одну бровь, затем сунула ее в карман пальто и сказала директрисе:

– В пять часов вечера я бы хотела видеть у себя ваших актрис, с собой им необходимо захватить те костюмы, которые подберут. А сейчас мне нужны... Сюкина и Лопаткин. Они поедут со мной.

– Но у нас репетиция... производственная необходимость.

– Производственная необходимость часик подождет.

Эра Лукьяновна поняла, что «прокурорской кобре», как назвал Волгину Юлик, до лампочки ее проблемы, сегодня следовательша хозяйка положения, хозяйка в театре Эры. Она дала добро, только поинтересовалась:

– Все женщины должны явиться к вам?

– Да, – бросила через плечо Оксана уходя. – Катерина Кандыкова тоже.

Эра Лукьяновна обреченно смотрела ей вслед. Следовательша рубила ее под корень! Но спектакль должен состояться! Пусть придется унижаться перед поганцами артистами, просить их работать без сна и отдыха, выдать премию, наконец, лишь бы удержаться. Эра Лукьяновна действительно не мыслила себя без театра. О ней пишут в газетах, она выступает по телевидению, дает интервью, ее узнают на улицах, как артистку. Как от всего этого отказаться? Эра часто выходит на сцену, особенно на премьерах. На каждую премьеру покупает роскошное одеяние, укладывает волосы в парикмахерской, надевает украшения и выплывает на сцену по-царски гордо. Не в пример нищим артисткам, которые блекнут рядом с ней! В зале горят бра и люстра, публика рукоплещет... И тогда ей чудится, что все аплодисменты звучат в ее честь. А она их заслужила! Потому что режиссер, декорации, костюмы – за все платит она. Затем оплачивает банкет, где пьют и жрут все те же артисты да еще умудряются стащить со стола продукты. Эра может сказать своим бездарным артистам: «Нет денег». И все. Праздника не будет. Но этот праздник необходим, прежде всего ей, это ее жизнь. А Эру хотят выгнать! Отправить на пенсию! Кто? Лизоблюды? Они же ей пятки лизали. Ничего, Эра посчитается с ними, но позже. За свою жизнь – театр – она всех раздавит...

– Эра Лукьяновна, мне необходимо с вами поговорить...

Клавдия Овчаренко.

– Ой, сейчас не до тебя, – отмахнулась Эра Лукьяновна и застучала каблуками по центральному проходу.

Клава задумалась: а о чем, собственно, говорить, когда Эпохе уже все высказали? Может, оно к лучшему, что Эпоха не стала с ней разговаривать? «Нет, не к лучшему, – уговаривала себя Клава. – Я должна совершить хоть один поступок в жизни, хоть один...»

Пришлось немного подождать, когда вернется Толик, возивший Швеца на почту. Швец торжественно передал бандероль Волгиной и вошел в театр. В это время Оксана, пропустив вперед Лопаткина и Люсю, повернулась к Степе:

– Ничего, что я воспользуюсь твоим транспортом?

– Валяй, пока не отобрали, – и крикнул водителю: – Толян, после прокуратуры жди меня у Петровича.

– Степочка, – понизила голос Оксана, – позвони Гурьевой, попроси ее тоже приехать, только не говори, с какой целью. И пусть поищет зелененькую одежду.

– Это лишнее. Гурьевой в театре...

– ...не было в момент смерти ее подруги, – закончила Оксана. – Ну и что? Пусть придет для количества. А знаешь, я почему-то была уверена, что появится новый отправитель бандеролей.

– Методом исключения, можно с уверенностью сказать, что он об этом не догадывается. Подстава.

– Поживем – увидим. Гони на почту. Операм скажи, чтобы забросили бандерольки Петровичу. Жду тебя к пяти. Пока.

9

На почте Степана ждало разочарование. Вторая приемщица не запомнила, кто отправлял бандероли. Сказала, что за последние дни не принимала ничего запрещенного, была напугана. Впрочем, бандероли Петрович уже потрошит, Степе не терпелось узнать начинку, поэтому после почты рванул к нему.

Кандыкову прислали уже известный коньяк, заведующей костюмерным цехом хорошее вино, музыкальной сигаретницей с сигаретами одарили Швеца, а Эре Лукьяновне предназначены были дорогие конфетки в резной шкатулке. Петрович с восторгом, нет, с маниакальным блеском в глазах занялся исследованием даров, а Степа ринулся к Вике, чтобы пригласить девушку на опознание.

Все это он рассказал Волгиной, прибыв в прокуратуру около трех часов дня.

– Ну а у меня сплошные нули. Лопаткин ни сном ни духом не знал о посылках, божился, что ничего и никому в последний год не отправлял. Сам он ни рыба ни мясо, вообще произвел впечатление шизофреника. Мало того, требовал посадить его.

– Да? И за что?

– Потому что он... цитирую: «предатель, подонок, тля, ничтожество». Рыдал, представляешь? А толком ничего не объяснил. Ему срочно нужно ложиться в психиатрическую клинику. Он больной. Теперь Сюкина... О! Эта столько говорила, что мне едва удавалось вставить слово. Вон, посмотри. Видишь стопку тетрадей?

Степа повернул голову, наверху шкафа лежало штук десять общих тетрадей. Он вопросительно посмотрел на Оксану, та рассказала:

– Это творения Сюкиной, вернее, запись собраний, приказов, разговоров и собственных выводов. Расписано по годам. Не поленилась, съездила домой и привезла. По ней тоже дурдом тоскует. Степан, я боюсь заразиться идиотизмом.