Убийство в теологическом колледже
Шрифт:
Как только коммандер достиг края утеса и свернул на север, на идущую по берегу песчаную проселочную дорогу, он увидел причудливое строение из кирпича с прослойками из камня, настолько яркое и нереальное, что на фоне голубого неба оно смотрелось вырезанным из картона. Казалось, не Дэлглиш едет к зданию, а здание приближается к нему, неумолимо навевая воспоминания юности, воскрешая полузабытые перепады эмоций: от восторга до страдания, от неуверенности до сияния надежды. Сам главный корпус совсем не изменился. Парные столбы из кирпича эпохи Тюдоров, в трещинах которого пучками торчала трава и сорняки, все еще стояли часовыми на входе в передний внутренний двор, и, проезжая мимо них, он снова увидел колледж во всем его непростом величии.
Когда он был ребенком, считалось модным презирать викторианскую архитектуру, и он тоже смотрел на здание колледжа с должным, хотя несколько виноватым, пренебрежением. Архитектор, на которого, наверное, излишне повлиял первый владелец, запихнул в проект все самое на тот момент современное: высокие дымоходы, эркерные окна, центральный
Его ждали. Не успел он захлопнуть дверь автомобиля, как открылась парадная дверь, и по трем каменным ступеням, прихрамывая, аккуратно спустилась хрупкая фигура в черной сутане.
Отца Мартина Петри он узнал с первого взгляда. И тут же поразился, что бывший директор все еще здесь – ему наверняка стукнуло по меньшей мере лет восемьдесят. Но ошибки быть не могло, именно этого человека он в юности почитал и, конечно, любил. Пролетевшие годы не проявили к нему милосердия, но, как ни странно, не затронули главного. Сильно исхудало лицо над тощей, высохшей шеей; длинная прядь тонких, как у ребенка, волос на лбу, когда-то сочно-коричневая, теперь серебрилась белизной; подвижный рот с полной нижней губой уже не выглядел таким твердым. Они пожали друг другу руки, и Дэлглишу показалось, что он пожимает раздробленные кости в перчатке из тончайшей замши. Однако в руках отца Мартина по-прежнему чувствовалась сила, а серые глаза под сморщенными веками все еще светились. Стала более заметна хромота, подарок военной службы, но священник пока обходился без палки. Неизменно добродушное лицо по-прежнему излучало харизму духовного авторитета. По глазам отца Мартина Дэлглиш понял, что его ждали не только как старого друга: в пристальном взгляде святого отца он заметил и опасение, и облегчение. И снова, сам удивляясь тому, что так долго не приезжал, коммандер почувствовал укол вины. Он вернулся случайно, практически поддавшись порыву, и только сейчас впервые задумался, что же ждет его в Святом Ансельме.
По дороге к главному зданию отец Мартин сказал:
– Боюсь, я вынужден попросить тебя переставить машину на лужайку позади. Отец Перегрин не любит, когда машины стоят на переднем дворе. Но это не к спеху. Мы тебя поселили, как и раньше, в «Иерониме».
Из просторного холла, где полы были выложены пестрым мрамором, наверх в комнаты вела широкая дубовая лестница. Вместе с запахом ладана, мебельной политуры, старинных книг и еды на Дэлглиша нахлынули воспоминания. Казалось, все осталось на своих местах, вот только слева у входа появилась маленькая комнатка. Сквозь приоткрытую дверь Дэлглиш смог мельком заметить алтарь. Он решил, что комнатка служит молельней. У подножия лестницы гостей все так же встречала деревянная статуя Девы Марии с младенцем на руках, внизу горела красная лампа, а на постаменте у основания, как и раньше, стояла одна-единственная ваза с цветами. Коммандер остановился посмотреть; отец Мартин терпеливо ждал рядом. Статуя копировала, и весьма искусно, «Мадонну с младенцем» из Музея Виктории и Альберта, вот только Дэлглиш не мог припомнить автора оригинала. В ней не было ни скорбной добродетели, столь характерной для подобных статуй, ни символического изображения грядущих страданий. Мать с ребенком смеялись, ребенок протягивал свои пухлые ручки, а юная Дева Мария радовалась малышу.
Поднимаясь по лестнице, отец Мартин произнес:
– Ты, должно быть, удивился, увидев меня. Официально я, конечно, на пенсии, но остался в колледже преподавать пастырское богословие. Последние пятнадцать лет директором здесь работает отец Себастьян Морелл. Думаю, тебе хочется заглянуть во все знакомые уголки, но отец Себастьян нас ждет. Он наверняка услышал звук подъезжающего автомобиля.
Мужчина, который поднялся из-за стола и, сделав шаг навстречу, поприветствовал вошедших, разительно отличался от добродушного отца Мартина. Он был выше шести футов и моложе, чем ожидал Дэлглиш. Русые волосы, слегка тронутые сединой, были зачесаны назад, открывая красивый высокий лоб. Несговорчивый рот, нос с едва заметной горбинкой и крупный подбородок придавали волевое выражение лицу, которое могло бы считаться привлекательным в традиционном смысле, хотя и отличалось строгостью. Но больше всего поражали глаза ярко-синего цвета. Этот цвет, как подумалось Дэлглишу, однозначно вступал в противоречие с проницательностью взгляда. На коммандера смотрел деятельный человек, скорее солдат, чем преподаватель. Элегантная сутана из черного габардина казалась неуместным одеянием для того, кто излучал такую скрытую силу.
В этой комнате даже предметы обстановки диссонировали между собой. Рабочий стол с компьютером и принтером смотрелся вызывающе современно, зато на стене над ним висело резное деревянное распятие, вероятно, средневековое. На противоположной стене расположилась коллекция карикатур на прелатов викторианской эпохи из журнала «Ярмарка тщеславия»: усатые лица, гладко выбритые лица, тощие, румяные, бледные или благочестивые – все они излучали уверенность, покоясь над наперсными крестами и батистовыми рукавами. С обеих сторон камина, на каменных плитах которого был вырезан девиз, стояли в рамках фотографии людей и пейзажи – видимо, они занимали особое место в памяти владельца. А над
камином висела совсем иная картина. Прекрасная романтическая мечта кисти Бёрн-Джонса. Четыре девушки, украшенные венками, одетые в длинные платья из розово-коричневого муслина с цветочным узором, собрались вокруг яблони. Одна из них сидела с открытой книгой, бережно держа котенка в правой руке; другая, отложив лиру, задумчиво смотрела вдаль; две другие стояли: одна, протянув руку, срывала спелое яблоко, а другая изящными длинными пальцами приподняла подол фартука, чтобы положить сорванный фрукт.Напротив правой стены Дэлглиш заметил еще один шедевр Бёрн-Джонса: сервант с двумя ящиками на высоких прямых ножках с колесиками и двумя цветными панно: на одном женщина кормила птиц, а на другом ребенок играл с ягнятами. Он помнил и картину, и сервант, но в его детстве они стояли в трапезной. Их сияющий романтизм явно диссонировал с церковным аскетизмом оставшейся части комнаты.
Приветственная улыбка промелькнула на лице директора настолько быстро, что могла бы сойти за мускульный спазм.
– Адам Дэлглиш? Добро пожаловать. Отец Мартин рассказал мне, что вы не были у нас очень давно. Жаль, что вашему возвращению не сопутствуют более приятные обстоятельства.
– Мне тоже, отец, – ответил Дэлглиш. – Надеюсь, мне не придется стеснять вас слишком долго.
Отец Себастьян жестом указал на кресла по обе стороны камина, а отец Мартин пододвинул себе один из стульев.
Когда все устроились, отец Себастьян сказал:
– Должен признаться, звонок заместителя комиссара меня порядком удивил. Начальник следственного отдела столичной полиции намерен проверить, как местная полиция справилась с делом, которое, несмотря на всю трагичность, едва ли можно назвать серьезным инцидентом. К тому же расследование официально закрыто. Вам не кажется, что так использовать кадры несколько расточительно? – Он помедлил, а затем добавил: – Или даже незаконно?
– Абсолютно законно, отец. Разве что не совсем в порядке вещей. Я все равно собирался в Суффолк. Было решено, что мой визит позволит сэкономить время и к тому же, возможно, не доставит колледжу неудобств.
– По крайней мере в этом есть какой-то плюс: у вас появился повод нас навестить. Конечно, мы ответим на все ваши вопросы. Сэру Элреду Тривзу не хватило деликатности обратиться к нам напрямую. На следствии он не присутствовал – как мы поняли, был за границей, – но и поверенного, чтобы следить за процессом, тоже не присылал. Если мне не изменяет память, недовольства он не выражал. Общались мы с сэром Элредом нечасто, с ним не так-то легко иметь дело. Он никогда не скрывал, что недоволен тем, какую стезю выбрал его сын, – конечно, сэр Элред не мог считать ее призванием. Хотя непонятно, зачем ему понадобилось заново возбуждать дело. Есть только три варианта. Убийство мы даже не рассматриваем: здесь у Рональда врагов не было, от его смерти никто не выигрывает. Самоубийство? Такая печальная вероятность не исключается, однако ни его поступки в последнее время, ни поведение в целом не говорили о том, что мальчик был настолько подавлен. Остается смерть в результате несчастного случая. Я полагал, сэр Элред примет этот вердикт с некоторым облегчением.
– Все дело в анонимке, – сказал Дэлглиш. – Думаю, заместитель комиссара вам пояснил. Если бы сэр Элред ее не получил, меня бы здесь, скорее всего, не было.
Он вытащил письмо из бумажника. Отец Себастьян мельком взглянул на листок.
– Очевидно, напечатано на компьютере.
– Вы не знаете, кто мог его послать?
Отец Себастьян пренебрежительным жестом вернул письмо, почти на него не взглянув.
– Понятия не имею. У нас тоже есть враги. Хотя это слишком сильное слово. Выражаясь точнее, есть люди, которые предпочли бы, чтобы колледж не существовал. Но мы с ними противники лишь в сферах идеологии, богословия или финансов, когда дело касается средств церкви. Не могу поверить, чтобы кто-нибудь мог опуститься до такой оскорбительной клеветы. Странно, что сэр Элред принял все всерьез. Как человек, наделенный властью, он должен был давно привыкнуть к анонимным сообщениям. Мы поможем, чем сможем, не сомневайтесь. Для начала вы, конечно, захотите побывать там, где умер Рональд. Прошу меня простить, но я вас оставлю на попечении отца Мартина. Сегодня днем у меня посетитель и еще куча неотложных дел, требующих моего внимания. Если захотите присоединиться – вечерня будет в пять часов. А перед ужином жду вас в своем кабинете. По пятницам мы не подаем вино за столом – вы, наверное, помните, – но когда приезжают гости, разумно предложить им перед едой бокал хереса. В эти выходные у нас еще четверо гостей. Архидьякон Крэмптон, попечитель колледжа; доктор Эмма Лавенхэм, она приезжает раз в семестр из Кембриджа и знакомит студентов с литературным наследием англиканства; доктор Клив Стэннард пишет в нашей библиотеке исследование; и еще один полицейский, инспектор Роджер Джарвуд из местного отделения, который в настоящий момент в отпуске по болезни. Когда погиб Рональд, никого из них здесь не было. Если вам интересно узнать, кто в тот момент находился в колледже, отец Мартин предоставит список. Вас ожидать к ужину?
– Не сегодня, отец, с вашего позволения. Я хочу вернуться к повечерию.
– Тогда увидимся в церкви. Надеюсь, вам будет у нас удобно.
Отец Себастьян поднялся – беседа явно была окончена.
– Полагаю, ты бы хотел по дороге заглянуть в церковь? – спросил отец Мартин.
Было заметно, что он воспринял согласие, даже энтузиазм Дэлглиша как должное. Коммандер и в самом деле был не прочь зайти в небольшую церковь.
– А «Мадонна» ван дер Вейдена все еще висит над алтарем? – спросил он.