Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Убийство в теологическом колледже
Шрифт:

На мой взгляд, был неплохой шанс, что меня признают невиновным. Блеск моего адвоката почти прямо пропорционален размеру его гонорара, и он достаточно рано дал понять, что убежден – я выйду сухим из воды. (Хотя, конечно, он очень старался не использовать именно эти слова.) Ведь я истинный представитель среднего класса и такой приличный человек.

Я планировал, что меня оправдают, если дело дойдет до суда, и ни капли не сомневался, что все получится. Но я собирался убить Крэмптона в ночь, когда Рафаэля не будет в колледже. И даже, как вы знаете, подстраховался: заглянул к нему, чтобы проверить, уехал он или нет.

Пошел бы я на убийство, если бы он оказался

в комнате? Мой ответ – нет. Точно не той ночью, а может быть, и никогда. Маловероятно, что все необходимые для успеха обстоятельства случайным образом сошлись бы еще раз. Знаете, мне кажется занятным тот факт, что Крэмптон умер потому, что Рафаэль проявил доброту по отношению к больному другу. Я отмечал и раньше, что зло часто проистекает из добра. Как сын священника вы в состоянии глубже копнуть этот теологический парадокс.

У людей, которые, как и мы, живут в эпоху умирающей культуры, есть три пути. Можно попытаться предотвратить этот закат, уподобившись детям, которые строят замок на песке перед надвигающимся приливом. Можно не обращать внимания на то, что гибнут красота, образованность, искусство и интеллектуальная целостность, и находить покой в собственных утешениях. Несколько лет я и сам пытался жить так же. В-третьих, можно стать варварами и забрать свою часть добычи. Этот путь самый распространенный, в конце концов его я и предпочел. Мой сын не выбирал себе бога. Мальчик с рождения находился во власти этих священников. А я хотел предоставить ему альтернативу, показать современное божество – деньги. Теперь они у него есть, и он поймет, что не сможет от них отказаться, во всяком случае, не полностью. Он останется богатым человеком, а время покажет, останется ли он священником.

Думаю, мне нечего рассказать про убийство – вы и так все знаете. Моя анонимка сэру Элреду была, конечно, задумана, чтобы доставить неприятности Святому Ансельму и Себастьяну Мореллу. Как я мог ожидать, что она приведет в колледж самого прославленного из детективов Скотланд-Ярда?

Но ваше присутствие нисколько меня не отпугнуло, лишь добавило сложности. Мой план заманить архидьякона в церковь сработал замечательно: он горел желанием сам взглянуть на ту мерзость, что я описал. Банка с черной краской и кисть дожидались в святилище, и признаюсь, мне было приятно уродовать «Страшный суд». Жаль, что у Крэмптона не хватило времени, чтобы насладиться моим мастерством.

Наверное, вы задаетесь вопросом о тех двух смертях, в которых меня не обвинили. Первая – смерть Маргарет Манро от удушья – была необходимостью. Много думать здесь не пришлось, и умерла она легко, почти естественно. Несчастная женщина, ей, вероятно, оставалось жить всего ничего, просто на тот момент она представляла собой угрозу. Ей было все равно, станет ли жизнь короче на день, на месяц или на год. А мне было важно.

Я планировал рассказать Рафаэлю, кто его отец, только после того, как Святой Ансельм закроют и утихнет ажиотаж. Но вы, конечно, давно поняли всю суть моего плана. Нужно было убить Крэмптона, одновременно бросить подозрение на колледж и при этом не оставить неопровержимых доказательств против себя. Я хотел, чтобы колледж закрыли, и побыстрее, желательно, до того, как мой сын станет священником. И мне было нужно, чтобы он сохранил право наследования. Должен признаться, я также получал удовольствие, предвкушая позорный провал карьеры Себастьяна Морелла под гнетом подозрений. Ведь он сделал все, чтобы моя закончилась именно так.

Вероятно, вас интересует прискорбная смерть Агаты Беттертон, еще одной несчастной женщины. Здесь просто неожиданно выпал шанс, и я им воспользовался. Возможно, вам казалось, что она с лестницы слышала, как я звонил миссис Крэмптон. Это не так. Тогда она меня не видела. Однако мисс Беттертон заметила меня в ночь убийства, когда я возвращал ключи. Тогда я не мог ее убить и решил

подождать. В конце концов, ее все считали сумасшедшей. Даже если бы она обвинила меня в том, что я был в здании после полуночи, сомневаюсь, что ее слова имели бы такой же вес, как и мои. Но все произошло несколько иначе: она пришла ко мне в воскресенье вечером и сказала, что мой секрет в безопасности. Она никогда не отличалась ясностью ума, но дала понять, что тот, кто убил архидьякона Крэмптона, мог ее не опасаться. Слишком большой риск для меня.

Вы ведь понимаете, что не сможете доказать ни одну из этих смертей? Одного мотива недостаточно. А если это признание будет использовано против меня, я от него откажусь.

Я узнал кое-что неожиданное про убийство в частности и про насилие в общем. Вам, Дэлглиш, это, наверное, известно: в конце концов, вы эксперт в подобных делах. Но лично я нашел это интересным. Первый удар я нанес умышленно, не обошлось без естественной брезгливости и некоего отвращения, тут пришлось собрать всю волю в кулак. Я мыслил четко и однозначно: мне нужно, чтобы этот человек умер, и это самый эффективный способ его убить. Я рассчитывал обойтись одним ударом, максимум двумя, но уже после первого меня захлестнула волна адреналина. Жажда насилия взяла верх, и я продолжал наносить удары, уже бессознательно. И даже если бы в тот момент появились вы, сомневаюсь, что я смог бы остановиться. Первобытный инстинкт убийства берет верх не тогда, когда вы замышляете насилие. Он захватывает, когда вы наносите первый удар.

После ареста я не видел сына. Он не желает со мной встречаться, и сомнений нет – это к лучшему. Всю жизнь я прожил без чувства привязанности, и как-то неловко позволять себе его сейчас.

На этом письмо заканчивалось. Отложив его в сторону, Дэлглиш подумал, как Грегори выдержит заключение, которое может продлиться десятилетия. Хотя если дать ему книги, то, скорее всего, он выдержит. А вдруг именно сейчас он смотрит в окно из-за решетки и хочет вдохнуть свежесть этого весеннего дня?

Дэлглиш завел автомобиль и поехал прямиком в колледж. Открытая нараспашку парадная дверь впускала внутрь солнечный свет, и он сделал шаг в пустоту коридора. У подножия статуи Девы Марии все еще горела лампа, в воздухе витал слабый церковный запах ладана, мебельной политуры и старинных книг. Но складывалось впечатление, что дом уже частично оголен и покорно ожидает неизбежного конца.

Звука шагов коммандер не расслышал, но внезапно осознал чье-то присутствие и, подняв голову, увидел, что наверху лестницы стоит отец Себастьян.

– Доброе утро, Адам, поднимайтесь, прошу вас, – позвал он.

Дэлглиш подумал, что директор впервые назвал его по имени.

Войдя за ним в кабинет, Дэлглиш отметил некоторые изменения. Над камином больше не висела картина Бёрн-Джонса, буфет тоже исчез. Слегка изменился и отец Себастьян: снял сутану и теперь носил костюм с пасторским воротником. Он стал выглядеть старше – своеобразная плата за пережитое. Однако строгие и красивые черты нисколько не утратили властности и уверенности, кое-что даже прибавилось: сдержанная радость успеха. Он получил должность заведующего кафедрой в университете, престижное место, именно то, чего он, должно быть, желал. Дэлглиш поздравил его.

– Спасибо, – поблагодарил Морелл. – Хотя говорят, что возвращаться – плохая примета, я надеюсь, что мое будущее и будущее университета докажут обратное.

Они присели и несколько минут беседовали, проявляя необходимую вежливость. Не в характере Морелла было чувствовать себя неловко, но Дэлглиш ощущал: священнику еще досаждала неприятная мысль, что сидящий напротив человек когда-то считал его возможным подозреваемым в убийстве. Коммандер сомневался, что Морелл забудет или простит ему унижение, которое испытал, когда снимали отпечатки пальцев. Тем не менее сейчас, словно чувствуя признательность, бывший директор рассказал Дэлглишу о том, что произошло в колледже.

Поделиться с друзьями: