Убийство журналиста

– Обыщи его.

Азербайджанка подошла к Мелику, расстегнула на нем куртку и начала нежно его ощупывать с самым серьезным видом. Ее руки опустились ниже, на пояс и в карманы, еще ниже…

– У него ничего нет, – сказала она.

– Повернитесь, – приказал толстяк.

Мелик послушался. Его глаза встретились с глазами девушки. Теперь она ощупывала его бедра. Она была либо садисткой, либо поразительно бесстыдной.

– Ну что? – снова спросил толстяк.

Немного изменившимся голосом девушка повторила:

– У него ничего нет, господин Садуллаев.

Так, значит, это он, тот человек, которого Мелик должен охранять.

Ничего не скажешь, хорошенькое начало.

– Ладно, – кивнул бакинец. – Соедини меня с Ефимом Файнером.

Уля набрала номер телефона по мобильнику и поднесла трубку к уху

Мамеда Садуллаева. Приветствовав американца на другом конце провода,

Мамед сказал:

– Здесь у меня сидит человек, утверждающий, что пришел от вас…

Он быстро описал Мелика, потом подозвал его к телефону.

– Он хочет с вами поговорить.

– Я не был готов к такому приему, – сообщил Мелик. – По-моему, господин Садуллаев очень нервничает.

На другом конце провода Ефим Файнер снисходительно вздохнул:

– Извините его и передайте ему мобильник. Я скажу ему, что узнал ваш голос. Иначе вы рискуете получить в голову порцию свинца…

Азербайджанец взял аппарат, пробормотал слова благодарности и попрощался. После этого он выключил мобильник, и опершись обеими руками на ручки кресла, поднялся.

– Оставь нас, – приказал он Уле. – Прошу извинить меня, – сказал он. – Обычно я иначе встречаю гостей. Но вы не знаете, что значит жить в страхе… После того что случилось с редактором журнала

"Мотодром", я постоянно жду покушения и вздрагиваю от малейшего шороха, скрипа двери, телефонного звонка или неожиданного визита.

– Я понимаю, – сказал Мелик.

Светлые глаза Садуллаева смотрели на него чуть ли не растерянно.

Но это не могло обмануть Мелика. Он видел: перед ним человек сильный, умеющий обойти капканы, которые внешний мир ставит современному человеку. Хотя, бесспорно, убийство журналиста Эльдара

Хусаинова было сильным ударом для его нервов.

– Я ненавижу насилие, – сказал Мамед Садуллаев. – Я скорее эпикуреец, а не спартанец и люблю жизнь. На свете так много приятных вещей, например моя секретарша. Она прелестна, не так ли?

– Восхитительна, – согласился Мелик. – Если бы ее интеллект был на уровне виртуозности ее рук, ей не было бы равных среди прочих секретарш.

– Постарайтесь забыть об этом инциденте, – сказал Мамед

Садуллаев. – И помогите мне.

– Я здесь как раз для этого, – ответил Мелик.

– Все началось три месяца назад, после моего возвращения из

Ирана, – продолжал бакинец. – Я в принципе договорился с иранцами о продаже первой партии "Боингов". Но на третий день после этого мне позвонили. Мужской голос на безукоризненном азербайджанском потребовал, чтобы я отказался от контракта. Затем снова телефонные звонки, сюда и домой, когда я был с Римой.

– Кто такая Рима?

– Моя жена.

Азербайджанец страдальчески сморщился.

– Да, угрозы повторялись, и я обратился к Ефиму Файнеру, который успокоил меня, уверяя, что это всего лишь запугивание. Не исключено, со стороны самих иранцев, для того чтобы испытать меня. Затем неделю не было ни одного звонка, и я решил, что Файнер прав. Но они убили

Эльдара Хусаинова.

Голос Мамеда задрожал.

– А какое имеет отношение Эльдар Хусаинов к вам?

– Дело в том, что это русские, которые мне звонили, угрожали, открыто заявили, что первый удар будет по главному редактору журнала

"Мотодром", где он изобличил политику тройного стандарта Москвы. Они намекнули, дали понять, что его скоро уберут, чтобы в Баку обстановка накалилась до предела, и голова у всех была занята только этим.

На следующий день после его убийства мне опять позвонил какой-то человек. Он сказал: редактор погиб из-за меня и я должен понять, что имею дело с серьезными людьми. Если я буду упрямиться, меня ждет то же самое. Он добавил, что не понимает, зачем мне миллионы долларов, если я смогу их потратить только на золотой гроб…

Мамед Садуллаев умолк. Он тяжело дышал. Он все же был охвачен животным страхом, парализующим тело и мозг. Мелик испытывал к нему жалость.

– Что случилось потом?

– Три дня назад я встретился с иранцами у одного надежного друга.

Мы договорились, что сделка будет подписана в конце этой недели. На следующий день мне прислали вот это.

Он открыл ящик стола и придвинул к Мелику желтый предмет размером с обойму автоматического пистолета. По весу и цвету Мелик определил, что этот макет гроба был золотым слитком. Дорогостоящее уведомление…

– После этого был еще телефонный звонок, – тихо добавил Мамед.
–

Мне опять сказали, что если я подпишу контракт, то умру, и что это предупреждение последнее.

Наступило молчание. Мелик размышлял.

– Кто был в курсе того, что вы собираетесь подписать контракт?

– Никто.

– Иранцы не могли проявить неосторожность?

– Исключено. Они ни с кем не встречаются в Баку. Кроме того, мы условились о сохранении строжайшей тайны.

Но Мелик не верил в волшебство.

– Ваша секретарша была в курсе? – спросил он. – Или кто-нибудь еще из вашего окружения?..

Толстяк помрачнел.

– Только Рима. Но я отвечаю за нее, как за самого себя. Кроме того, она ничего не выиграет от моей смерти. Пока я жив, я выдаю ей по пятнадцать тысяч баксов в месяц. После моей смерти она лишится всего.

Мелик ничего не ответил. Что творится в голове женщины, узнать невозможно.

– Я бы очень хотел познакомиться с Римой, – сказал он. – А пока необходимо усилить вашу охрану. Кстати, могу я вас кое о чем попросить?

Бакинец настороженно нахмурил брови.

– Разумеется.

– Скажите вашей жене, что после встречи со мной вы оставили сомнения и договор с иранцами собираетесь подписать…

Мамед Садуллаев побледнел, щеки его задрожали.

– Вы… вы хотите убить меня, – пробормотал он.

Золотистые глаза Мелика внимательно посмотрели на Мамеда.

– Вы только что сказали, что полностью доверяете своей жене.

Следовательно, вы ничем не рискуете.

Бакинец вынул носовой платок и вытер лоб. В дверь постучали, и в комнату вошла Уля с круглым горячим дымящимся хлебом в руках. Она что-то сказала Мамеду по-азербайджански и, многозначительно взглянув на Мелика, вышла.