Ублюдок, притворись моим парнем... Книга 2

— Как же все сложно, — я потерла лицо ладонями и закрыла глаза. Самое дикое в этом всем то, что я пыталась избежать столкновения с тем, что пробрался в мою квартиру, но, в итоге, пришла за помощью к парню, который был главным в той затее. Я старалась избежать еще одного изнасилования, считая, что одного с меня было достаточно, но, в итоге оказалось, что меня вроде как никто не насиловал и Флавье этот момент подправил… Как можно было быть такой невезучей дурой?

— Тисон, поверь, помнит Флавье о том, что он сделал, или нет, я все равно ему отомщу, — я совсем тихо прошептала эти слова плюшевой игрушке. — И его другу я тоже отомщу. Развлекались они таким образом, или причина была в чем-то другом, меня не волнует. Я им отомщу.

Меня все больше переполнял гнев, но почему-то я больше злилась именно на Флавье. Наверное, это потому, что в трудный для себя момент я ему доверилась и даже какое-то время чувствовала себя защищенной рядом с ним, но в итоге Леон-Гонтран оказался монстром, спрятавшимся под обликом парня. Он чудовище с невероятно притягательной внешностью и харизмой.

Мне нравился Витроль, ведь пока я была в этом городе ощущала себя так, будто у меня началась новая, совершенно другая жизнь. Мешало лишь мое тяжелое материальное положение. Вещей у меня толком не было и деньги быстро заканчивались. Еще когда я после побега из Парижа была проездом в Марселе, сняла с карты все свои накопления, но их еле хватило на съем комнатушки. Что уж тут говорить о покупке еды и других важных вещей? Но, что же делать, когда нет денег? Естественно, нужно идти работать.

Когда я в больнице вырывалась из рук того ненормального парня, он ударил меня по лицу. Этот психопат как раз попал мне по носу и из-за этого под моими глазами появились синяки. Сходили они полторы недели, во время которых я, опять-таки, практически не выходила из своей съемной комнаты. А когда эти синяки исчезли я почти сразу нашла себе работу. Просто шла к маркету и на витрине одного из магазинов заметила табличку «Требуется продавец».

Торговали там прессой и сувенирами, поэтому без проблем взяли меня на работу. Устроиться на привычную мне работу официанткой я бы точно не смогла, а так этот магазин был недалеко от моего нового съемного жилья и зарплату там выдавали каждую неделю, а не раз в месяц. Идеально, ведь я даже толком не знала сколько еще времени пробуду в Витроле. А так у меня была возможность поднакопить денег и уехать еще дальше. Пока я меняла города меня точно никто не мог найти.

В общем, в Витроле я находилась уже три недели и тут у меня действительно началась новая жизнь. Новый город, новое жилье, новая работа и новые знакомые. Спокойно и даже уютно. Будучи среди этой приятной новизны, на то, что со мной произошло в Париже я смотрела с другой стороны, будто это произошло не со мной. Таков был этот период затишья. Разве что я спала при свете настольной лампы и никогда не ходила по улице после того, как начинало темнеть. А еще мне порой в кошмарах снилась та ночь, когда в мою квартиру пробрался неизвестный и то нападение в больнице. Именно они вызвали у меня самый сильный страх и только они почему-то стали ассоциироваться у меня с уязвимостью и бессилием. Жутко неприятные воспоминания от которых хотелось избавиться.

Думала ли я о Леон-Гонтране? Да. Наверное, мысли о нем занимали мою голову каждую свободную минуту. Почему-то я постоянно вспоминала о его саркастичной ухмылке и нахальном блеске в серых глазах. Я мысленно прокручивала многие моменты, которые меня связывали с ним и, естественно, я часто вспоминала о том, как он силой меня взял. Мысли лихорадочно разбрасывало в сторону и внизу живота начинало покалывать, когда я в своем сознании воспроизводила моменты близости с этим подонком. И, черт, это было так странно!

Я стала ненавидеть Флавье еще сильнее. Я злилась на него за то, что он никак не покидал мои мысли и я жутко раздражалась от того, что воспоминания об его извращенных играх со мной в той пустой аудитории и о особенно о сексе, вызывали в моем теле какую-то непривычную дрожь, которая позже превращалась в покалывание. Так ведь не должно быть! Леон-Гонтран должен вызывать во мне только гнев, а не еще и эту дрожь.

Позже я пришла к выводу, что все дело в том, что Флавье опытный, а для меня все это было в новинку. Всеми этими извращениями он довел меня до грани и дал почувствовать то, о чем я раньше не знала. Естественно, это отобразилось у меня в памяти.

Все эти бесконечные размышления и невозможность от них избавиться, начали меня очень сильно раздражать и угнетать, но мое ухудшившееся настроение почти сразу заметила женщина, у которой я снимала комнату. Если честно, я забыла, как ее зовут, а поскольку мне было неловко спрашивать об этом спустя три недели после нашего знакомства, я просто называла ее Мадам.

— Ты из-за парня расстроилась? Любовные терзания? — поинтересовалась Мадам, когда я после работы вечером пришла на кухню, чтобы выпить чая. При этом внешне я была похожа на человека, у которого вот-вот начнется депрессия.

— Нет, о любви я сейчас не думаю, — я качнула головой и села за стол.

Слово за слово и вот я уже вместо чая пила с Мадам арманьяк. Как так получилось, я вообще не поняла, но в итоге я знатно набралась. Хотя, эта женщина несмотря на свой пожилой возраст и весьма интеллектуальный вид, выпила в три раза больше.

— Все парни чудовища. Особенно Флавье. Вы его не знаете, но, поверьте, он вообще ужасный. У него невыносимый характер и то, что он делает… — алкоголь развязал мне язык и я стала нести то, что первым попадало на ум и поскольку я в последнее время в основном думала о Флавье, естественно, разговор зашел о нем.

— Я не знаю, о каком Флавье ты говоришь, но нет по-настоящему ужасных мужчин, — Мадам подняла в руки бокал и сделала глоток крепкого напитка. — На каждого такого мужчину должна быть женщина. С ней он не будет настолько ужасным.

Я тут же начала спорить с Мадам и доказывать, что ни одна девушка не сможет почувствовать себя любимой рядом с таким человеком, как Флавье, на что женщина вновь начала мне противоречить. Я так сильно напилась, что особо и не запомнила разговор, но один отрывок нашей пьяной беседы все же отобразился в моей памяти. Мадам говорила о том, что каждая женщина должна знать о том, что она красивая и в этой красоте ее сила. Так же, огромное значение имеет ум. Если девушка не только красивая, но и умная, она знает себе цену и не позволит к себе плохо относиться.

Я не знала пригодятся ли мне слова Мадам, но все равно запомнила их. Эти фразы были очень красивыми, поэтому они как-то сами по себе отпечатались в моем сознании.

Пролетела еще одна неделя, а, значит, вот уже ровно месяц, как я покинула Париж.

Помимо того, что я постоянно думала о том, что со мной случилось, вспоминала о Флавье и в голове прокручивала план мести, который можно будет осуществить только после того, как я смогу докопаться до правды, я все чаще вспоминала о своих друзьях, университете и работе.

Я уже не сомневалась в том, что меня уволили из «Лете». В принципе, это меня практически не тревожило. Да, я поступила некрасиво по отношению к месье Бернуа, когда просто исчезла, но на данный момент это меня меньше всего волновало.

Я все думала о Розали. Когда я только приехала в Витроль, сразу попросила у прохожего мужчины телефон и позвонила подруге. Она ведь знала о моей ситуации и могла начать очень сильно волноваться, поэтому мой звонок был просто необходим. Розали тогда сразу начала задавать мне сотню вопросов и интересоваться где я находилась и что со мной случилось. Я на них не ответила и лишь сказала, что со мной все хорошо и ей не следовало волноваться.