Убойная реприза

Какой-то с душком диалог получился. Привычка моя: задавать как бы расхожие вопросы, на которых люди открываются, трескаются, словно орехи. Ну, а насчет выступления тут… В концертном зале зрители располагаются лицом к артисту. Здесь – кто боком, кто – спиной. А долго ли человек может внимать, повернув неудобно голову – отворачивается он к своей тарелке, к своим застольникам, и под разговоры, под смех посторонний, раздражающий, под звон бокалов и хмельные вскрики – выступают артисты. По природе своей артист хочет нравиться, и как же страдает его натура, когда видит он не лица, озаренные восхищением, а – затылки. Затылки наклоняются, поворачиваются…

Концерт вел телевизионный диктор, который в последнее время на экране не появлялся, отдаваясь полностью новой деятельности. Обаятельный, внимательный, он появился в Москве в начале 90-х не без помощи влиятельного человека. Ступал по телевизионным коридорам мягко по-кошачьи, он и сейчас не утратил этой способности. И вид у него, особенно за кулисами, мурлыкающий. Концерты вел, не в пример хамоватым, радушно, почти ласково. И стал незаменим. За это время он купил квартиру, «Мерседес» и даже получил орден.

В программе наше выступление у него значилось как «Поздравление». Какое именно, он не знал. И когда, обольстительно улыбаясь, объявил: «А сейчас нашего юбиляра ждет еще одно поздравление!» – был весьма удивлен – из боковой двери со скандалом выскочила возбужденная толстушка и закричала юбиляру:

– Что, не ожидал?!

Головы не сразу, но все-таки повернулись к ней, недаром Икс Игрекович говорил, что пауза – ее конек. Выждав и примагнитив к себе внимание, она произнесла с мексикано-сериальной страстью:

– Я так ждала этой встречи! Сколько раз я видела ее во сне! По ночам, когда не могла сомкнуть глаз! Глаз, полных слез!..

Ведущий, смекнув, убрался восвояси, а тамада, с присущей тамадам надменно-дружеской интонацией, спросил:

– Кто вы, голубушка?

– Кто?! – переспросила артистка, подминая застольный шум и нагнетая внимание до полной тишины.

Я, выглядывая из-за кулис, уже начал побаиваться, что она сорвется и ухнет с набранной высоты, как с горки на салазках.

Она выдержала и…

– Жена его! – Толстуха ткнула пальцем в юбиляра, как на известном плакате:

«Ты записался в Красную Армию?»

Поджидавший еще одно сладкое словословие, юбиляр опешил. И сделал рукой жест, будто отгонял муху.

– Какая жена? – проговорил он, оглянувшись на сидящую рядом жену и при этом покраснев.

– Законная! – убежденно выкрикнула толстушка. И, выхватив из лифчика, показала какой-то документ.

Жена юбиляра изменилась в лице, как если бы Джоконде на ногу упал утюг.

– Это шутка! – стараясь улыбаться, выкрикнул юбиляр – дядечка средних лет, с большими залысинами и с глазами, смотрящими настороженно даже на заливную рыбу.

Зрители готовы были угодливо рассмеяться, но тут появилась Раиса, ведя за руки двух очаровательных детишек, кстати толстушкиных. И произнесла прокурорским тоном:

– Вот твои шутки!

Появление детей – всегда беспроигрышный вариант, будь то правительственный концерт или елка в ЖЭКе.

– Папочка, поздравляем тебя с днем рождения! – нестройно пролепетали детишки.

Гости заулыбались – злорадство неудержимо рождает смех и заставляет верить в то, во что не сразу и поверишь.

– Как же вас зовут? – вспомнил тамада, что он – тамада.

– Арнольд и Луиза, – сказал за обоих Арнольд.

А дети и вправду были очаровашки: Луиза в белом длинном платьице, лакированных красных туфельках и с большим розовым бантом. Арнольд в бордовой жилетке и белой рубашке с галстуком-бабочкой.

– А это, дети, ваша няня? – продолжая затыкать прорехи в своем ведении, спросил тамада.

– Какая я тебе няня?! – рявкнула Раиса. – Я – теща его! – указала она на юбиляра, что вызвало неудержимый приступ хохота.

Супруга юбиляра, замерев, ждала продолжения. Есть женщины, глядя на которых, видишь одежду и украшения, а сами они как бы за этим забором; встречаются дамы, в глазах у которых вопрос: «Я красива? Ну, скажите, я – красива?» Бизнес-леди выделяются прозаичностью. Занятие бизнесом вымывает обаяние, и тут никакие драгоценности и неохватное декольте не помогут. Кстати, о декольте: почему-то многие уверены, что это их козырной туз, в чем сильно ошибаются, чаще это – шестерка пик. Жена юбиляра была бизнес-леди, одета подчеркнуто элегантно, и так жирно подчеркнуто, что видно за версту; ну, а прическа, конечно, такая же – и не иначе! – как у жены президента.

– Хватит ломать комедию! – раздраженно выкрикнул юбиляр.

– А жизнь ломать можно?! – парировала актриса. Тут хитрость простая: на возможные реплики пишутся ответы, если реплик нет никаких, артист произносит их сам: «Вы хотите сказать: не надо ломать комедию? А жизнь ломать можно?!», после чего, какой бы ни был тугой зал, все равно кто-нибудь ввяжется в разговор.

– Я первый раз их вижу! – отбояривался юбиляр.

– Конечно, – давила Раиса, – если ты уехал, когда жена была в положении! Записку только оставил…

Толстуха выудила из лифчика записку и прочитала: «Дорогая, срочно посылают в командировку, целую. Твой Андрей!»

– Это чушь! – вскричал Андрей. – Сколько им лет?! – И понял, что этим вопросом как бы выдал себя. – Мне все равно, сколько им лет! – отмахнулся он, отчего получилось еще хуже.

– Конечно, все равно, а я ночи не спала! Знаешь, как это страшно, когда одна в квартире?! – выкрикнула толстушка фразу, которой не было в сценарии, и выкрикнула с такой достоверностью, что даже я на секунду подумал, будто она жена этого юбиляра. Так бывает иногда в театре, к сожалению, все реже; когда забываешь, где ты, и входишь в действие, что называется, всем сердцем. Не ожидал я от толстушки, не ожидал…

А она продолжала уже по сценарию:

– Зла я на тебя не держу, спасибо тебе за те счастливые часы… и за детей! Поздравляю тебя…

– Но я вас не знаю! Первый раз вижу! Позовите охрану!

Два крепких парня в черных костюмах, что сидели на них, как рыцарские доспехи, шагнули к Раисе.

– Чего уж дурака-то валять! – укоризненно произнесла Раиса. – Успокойся, уезжаем мы. Навсегда, и претензий к тебе не имеем, вот, подпиши, – протянула она бумагу, – что ты не имеешь тоже!