Убойная секретарша!
Шрифт:
– Значит, должны понимать, что мне не понравится, если завтра все паблики выставят фото, на которых мой личный секретарь лижется у главного лифта непонятно с кем! Когда уже пять минут, как должен быть на рабочем месте!
– Что-о?! – я всё-таки подняла голову, встречаясь взглядом со светло-карими и злыми глазами Максима. Чувствуя, что меня словно холодной водой окатило. Но губы парня только тверже сжались.
И почему я не на каблуках, а он такой высокий!
Марик – это же почти святое, как семья! Можно и маникюр в ход пустить! Даже Мерзляев при мне не рисковал
– Я тебя сейчас ударю, Орловский, – прошипела, краснея. – Марьян – мой лучший друг! Он мне… анекдот рассказывал. Про кретина-босса, вроде тебя!
– Анекдот? Как глухой глухому? – в ответ рыкнул Хвостатый. – Ну и почему же ты не смеялась? Может быть, тогда бы я вас понял. А так хреновые вы друзья!
– О, ты бы понял. Ты же парень с опытом! Ты не только ситуацию со своим секретарем можешь оценить, но и размер груди своей клиентки, с которой ночуешь! Неплохо устроился, Орловский.
– Просто отлично! Завидуешь?
– Еще как! Я вот тоже жажду тебе кое-что показать, и прямо сейчас!
– И… хм!.. что же?
Ну и зачем взгляд опускать ниже моей шеи?
– Средний палец, вот что! – придвинулась. – Но субординация не позволяет!
Орловский зло фыркнул.
– Лучше Субботе покажи, перед которым уши развесила в рабочее время. Которое, если забыла, по договору принадлежит мне! – тоже придвинулся.
– Ах! Так мой добренький шеф, оказывается, заботится о благополучии компании? Уже не о репутации своего распущенного секретаря?
– Одно не отменяет другое! А Субботе следовало бы подумать о слухах и вспомнить, где он находится. И тебе, кстати, тоже! Как он тебе еще юбку не задрал при всех?
– Что? – я чуть не задохнулась. – Ты офигел, пернатый?
– Я – кто?! – на самом деле офигел Орловский.
– Кто слышал! Да о тебе о самoм такие слухи ходят, что мне и не снились!
– И какие же? Ну, давай, просвети.
– Что ты бабник, и вообще – эгоистичный тип! Бедная Крапивина!
– Ветерок…
– Что?
Мы вдруг оказались слишком близко друг к другу, и Максим на секунду закрыл глаза.
– Я здесь боссс! – проскрежетал зубами.
– О, поверьте, Максим Богданович, я об этом помню. Мой средний палец так и чешется залезть в ваш привилегированный нос!
– Черт, Геля, ваш парфюм меня с ума сведет!
– А мне он нравится!
– Не только вам, вот в чем дело, – Орловский внезапно сбавил обороты. – Но и женщине, которая нравится мне, – вдруг выдал признание.
Вот это новость! Скажите пожалуйста, какие откровения.
Но на душе вмиг стало грустно, а сердце защемило. Совсем как когда-то, когда я была моложе и наивнее. И мой объект влюбленности казался мне почти идеальным… До момента, пока однажды не рухнул с пьедестала, бесславно расквасив нос.
– Вот и нюхайте ее, а не меня. И отпустите уже мою руку!
– Э-м, молодые люди? Вы садитесь в лифт или нет? Здесь вообще-то общественная зона.
Мы оглянулись. Я удивленно моргнула, увидев незнакомую обстановку, а Орловский выругался:
– Черт, это не наш этаж!
– Но почему мы здесь вышли?
– Да какая уже разница. Возвращаемся
в офис, Ветерок!***
Лифт неожиданно оказался заполненным до отказа – мы еле втиснулись. Орловский «галантно» впихнул меня вперед и целых семь этажей я старалась не думать о том, как тесно бедра Хвостатого прижимаются к моим, а спортивная грудь подпирает плечи.
Зато народ при виде нас странно оживился. И едва лифт остановился на тринадцатом этаже, высыпал из кабины следом за нами.
Но хоть руку отпустил, и на том спасибо!
Я вышла из кабины вслед за начальством и почти сразу же уткнулась ему в спину. Чертыхнувшись, отошла в сторону… но внезапно замерла, от изумления открыв рот и распахнув глаза.
Вскинув руку, спустила очки на кончик носа, но это не помогло.
Так же, как все вокруг, я неожиданно оказалась в снежной сказке и не могла в это поверить…
В широком вестибюле «Империал-Куб» царила настоящая зима. Под потолком развернутым полукругом висели штук восемь широких экранов, на которых падал крупный снег и пролетала вьюга.
Внизу, отодвинутые от стен, стояли разного размера елки в серебристо-золотом убранстве, переливаясь дорогой иллюминацией. Вокруг елок и вдоль стен лежал искусственный снег, очень похожий на натуральный, а местами с видимыми сугробами, из которых выглядывали белоснежные олени с золотыми копытцами.
Между сугробов и елок пролегли незаметные рельсы, по ним с музыкой разъезжали неоновые сани и восседающий на них игрушечный Санта-Клаус с мешком подарков.
Добавьте к этому четыре зеркальные сферы под потолком, тонкие лучи софитов, направленные на них, и рассыпанные, кружащие по всему затемненному вестибюлю зеркальные зайчики, похожие на разлетевшиеся снежинки… А в центре всего этого праздничного великолепия огромный куб в виде подарка, и его рукотворные создатели – весь творческий отдел в полном составе.
Я думаю, если я офигела, а Орловский окаменел, то у Копейки, когда он всё это увидел – остановилось сердце и дрогнули ножки. Потому что стоило это убранство агентству, с учетом срочности и размаха, с которым ребята подошли к делу, наверняка как новенький и не испорченный банковским шилом «БМВ».
М-да, вот тебе и купили пару елочек к празднику.
Теперь можно считать, что мое заявление об увольнении уже у исполнительного на столе. Такого самоуправства своему секретарю даже Божий одуван не простит. А Кентавр и вовсе сейчас очнется и даст копытом под зад.
Но… всё-таки какие же ребята молодцы! Губы расплылись в умильной улыбке, а в груди растеклось щемящее тепло, очень похожее на гордость.
Вот что значит бросить вызов креативному отделу!
Нет, не так.
Вот что значит бросить вызов лучшим в стране креативщикам, художникам и дизайнерам! Даже страшно представить, что бы они сотворили, окажись у них времени больше! Скажем, не половина рабочего дня, а… неделя?!
Я продолжала растроганно улыбаться, мысленно прощая Спиридону все обиды и прощаясь с агентством…