Участковая для нечисти

Мысли в голове метались серебристыми вспуганными рыбками.

Что делать?! С кем поговорить, у кого просить совета? Куда бежать? Что искать? Что спрашивать?

Но Лида не знала, что это еще только начало.

Тихо звякнул телефон, и, поднеся его к уху, надеясь услышать голос Михаила, девушка услышала совсем другой голос, который она уже и не чаяла услышать.

–  Скворцова, - раздался смеющийся мужской голос.
– Не говори мне, что ты с утра пораньше в пятницу уже на работе. Да, я знаю, что в следующие выходные начинается праздник леса, но иногда к должностным обязанностям можно отнестись и с небольшим головотяпством. Короче, душа моя, я дома буду через полтора часа. Так что… поставь, что ли чайник, домашних пирожков от тебя сегодня я не дождусь. Знаю, сам виноват, надо было предупредить пораньше. Но нас с оказией отпустили на полторы недели до срока, и я даже позвонить не успел. Вещи покидал в сумку и домой. Как же я по тебе соскучился, Скворцова. По твоему голосу. По твоей улыбке. Ну, ты чего молчишь, не рада?

–  Лешка, - прошептала Лида и снова расплакалась…

Она уже не слышала, что там говорил возвращающийся блудный жених. Она не знала, что в участке ее ждет Саня с очень важной информацией по погибшим браконьерам. Лида не знала, что при перевозке снежный зверь все-таки сбежал и теперь возвращался обратно на ее территорию. Не догадывалась она и том, что Михаил стоит в соседней комнате, прислонившись к стене, и слушает ее разговор.

Она отчаянно плакала, понимая, что и без того запутанная жизнь, превращается на ее глазах в руины.

Начиналось все с браконьеров… но теперь браконьеры были мертвы, а проблемы кончаться и не думали.

Впереди был праздник леса и всего неделя на его подготовку.

А еще всего два часа, чтобы понять, что сказать Лешке, а о чем промолчать. Что ему рассказывать о полуночном мире, а о чем не вздумать даже и упомянуть ради его безопасности.

–  Скворцова, я скоро приеду! Вытирай слезы немедленно, - велел Лешка.
– Иначе обнимать тебя, заплаканную, я не буду. Жди меня, любимая. Совсем немного осталось, совсем чуть-чуть.

Одновременно с гудками из ослабевшей ладони выскользнул телефон, и Лида отчаянно пожалела о том, что блокировка с памяти начала падать. Некоторым знаниям лучше было бы остаться похороненными там, в прошлом, для спокойствия ее самой и мужчин, которых неожиданно в ее жизни и сердце стало двое.

Чего Лида не могла себе даже представить, так это то, что происходящее было только началом.

И фамильные тайны, которые были похоронены в шкафу среди безобидных скелетов, угрожающе затрещали костями, заполыхали огнями в пустых глазницах.

Близился праздник леса.

Возвращался Лешка.

И довольно далеко от деревушки Малые луки, собирала чемодан высокая ухоженная дама с седыми волосами, завитыми в букли. Медальон, в котором была фотография смеющейся малышки, несколько часов назад почернел и рассыпался.

Чтобы ни произошло, а внучке угрожала смертельная опасность. И больше следовать идиотским правилам сына, запретившего видеться с внуками, дама не собиралась. Ее любимой малышке нужна была помощь, а значит, эту помощь баба-яга северо-западного округа собиралась ей любой ценой оказать.

5. Праздник леса

Когда слезы стихли, внутри осталась только ледяная опустошенность. Ничего не хотелось и ничего не «моглось», не было сил встать, не было сил заставить себя улыбаться. Надо было набрать номер брата или отца, надо было… но Лида только сидела на кровати, глядя в стену. Выпавший телефон затерялся где-то в складках простыни. Что?! Что она должна делать?

Что она вообще может сделать?

У упрямой участковой просто опустились руки. Да, она была бойцом по натуре, сильной и волевой личностью, но слишком много всего произошло.

Прошлое, настоящее, будущее - все слилось в катавасию, которая не давала возможности что-то с собой сделать. Было плохо. Это все, что сейчас Лида ощущала. Боль угнездилась где-то под сердцем, вспыхивая горстями ледяных искр и рассыпаясь по всему телу.

За что ей все это?!

Она ведь не может вовлечь Лешку в эту беду с некромантом. Тот четко сказал, что не оставит своих попыток ее убить. Сам руки пачкать не хочет, но других зашлет со всем своим удовольствием. И тогда… ее… ее…

Назвать Лешку женихом не получилось. Даже мысленно.

Потому что, как выяснилось, она была еще даже до Лешки помолвлена с совсем другим человеком. Но назвать женихом Мельника было еще хуже. Может быть, там, в прошлом, помолвка с ним была разорвана? Может быть, Лида совсем напрасно себя накручивает? Ничего плохого не случилось, ничего… он же промолчал. Значит, ему такая невеста и не нужна. И Лешка, который за годы своей службы писал «нежные» письма исключительно чужими руками, ничем не отличается. Может он просто придет и скажет, что не нужна ему такая невеста?

А она тут себя накручивает, сама себя заставляет страдать. Кому это надо? Не ей же точно! И…

Дверь комнаты хлопнула.

Лида подняла голову к вошедшему Мельнику, попыталась улыбнуться. Но непослушные губы остались недвижимы.

Она уже готова была сказать, что ей просто приснился плохой сон, но Михаил вручил ей кружку с ледяным квасом и сел на стул, разглядывая лихорадочные пятна на бледных щеках.

–  Кто звонил?

И Лида не смогла соврать под его вопросительным взглядом.

–  Лешка.

–  Твой жених?

В сердце снова отдалась вспышка боли. Что это такое? Что… почему она не может дать этому название? Он так холоден, так отстранен. Так…

–  Да, Алексей Гусаров. Он же Гусар, - тихо сказала девушка, делая глоток древнерусского напитка. Кисловатая сладость прокатилась по горлу, в глазах защипало, но плакать на глазах Мельника! Ну, уж нет! Ни за что!

–  Что ты будешь делать дальше, барышня?

–  Я не могу вовлекать его в дела полуночников. Он человек, а я… - Лида отвернулась, посмотрела за окно. У воды паслись два келпи. Тихо шуршали мельничные крылья, делая один за другим обороты. В какой-то момент показалось, что так было всегда. И эта кровать, и этот запах трав, и Мельник рядом. А ей приснился дурной сон, и про некромантов, и про границу. И никогда не было полуночников, никогда не было этих всех…

–  Барышня?

Вздрогнув, девушка сделала добрый глоток кваса и повернулась.

–  Прости. Кажется, я сегодня снова вернусь к тебе на мельницу. Не хочу вовлекать посторонних в это дело. Но сама себя, к сожалению, я защитить не смогу.

Михаил кивнул, но ничего на это не сказал. У него была возможность посмотреть на разную участковую. На смелую, гордую, упрямую, трясущуюся, испуганную, больную, смеющуюся, занятую своей работой. Она была очень разной. Но такой как сейчас - с потухшим взглядом, с потерянностью в глазах, в движениях он не просто ее не видел, но и не желал видеть.