Участковый

Но разве мог он помочь хоть чем-нибудь там, в лагере? С его-то скромными способностями! Быть полезным в присутствии четверых Высших? Да, конечно, у него есть «Светлый Клин», который является неплохим козырем, способным в решающий момент полностью перевернуть расстановку сил, «сделать партию». Вот только «Светлый Клин» предназначен для защиты людей, а в лагере таковых не наблюдается.

С другой стороны, если неваляшка является защитником общины, то когда же еще пытаться пробиться внутрь, как не в его отсутствие?

В прошлый раз, будучи на машине, Денисов подъехал к барьеру с противоположной от лагеря стороны. Теперь он шел напрямик, кратчайшим путем. Луна висела высоко над тайгой, и там, где она умудрялась проникнуть сквозь густые кроны, под ногами участкового образовывалась коротенькая тень. Прохладной, светлой, прозрачной выдалась нынешняя ночь, шагалось легко, поскольку каждый ствол, каждая кочка, каждый причудливо выпирающий корень – все виделось отчетливо. На открытом пространстве стало еще светлее, но и для ветра, тянущего с реки, здесь было раздолье. Дважды подобрав сбитую его напором милицейскую фуражку, лейтенант наконец совсем снял ее, оставил в приметном местечке, придавив для надежности камнем.

Хотя теперь он знал расположение села и прилегающих к нему территорий, амулет он из рук не выпускал, регулярно посматривал на собственный кулак, временами наливающийся изнутри густым рубиновым светом. Кто же предусмотрел, кто еще пятьдесят лет назад обеспокоился возможными проблемами, возникающими в Сумраке из-за нерационального потребления Силы? Кто уже тогда почувствовал, обнаружил предвестники надвигающейся бури? Кто подсунул районному руководителю Ночного Дозора эту Темную вещицу на кожаном шнурке? С какой целью? Почему так небрежно, так легкомысленно относятся к аномалиям все, кроме Денисова? Почему отодвигают эту проблему на пятый-десятый план?

Впрочем, и сам Федор Кузьмич в данный момент не был готов решать головоломку. Амулет помогал обнаружить прорехи, а те, в свою очередь, позволяли определить границы территории общины. Сейчас от миноискателя, индикатора, датчика требовалось только это.

Если бы кто-нибудь мог со стороны увидеть пожилого лейтенанта, быстро, но осторожно пересекающего луг с пожухшей, потерявшей летнюю сочность и упругость травой, он бы непременно обратил внимание на то, как заострились черты его лица, как напряженно сведены к переносице брови, как сутулятся плечи. Седая челка, укоротить которую он постоянно забывал, откладывал на потом, сейчас то пошевеливалась и топорщилась под порывами ветра, то падала на потемневшие, запавшие, больные глаза. Не осознавая, что именно ему мешает, Денисов сердито отмахивался, словно не волосы, а докучливая мошкара лезла в лицо. Целеустремленность, с которой он шел к барьеру, позволяла рассчитывать на то, что ему известен способ преодолеть стену. Но нет, увы – нет. Денисов надеялся разобраться на месте. Может, что-то подскажет ему решение. Может, снизойдет некое откровение. Может, с этой стороны периметра найдется какая-нибудь зацепка, какая-нибудь брешь.

Что там, внутри? Каково там? Идет ли там обычная жизнь, полная рутины и мелких радостей? Или потомок Первого шамана взял всех под такой плотный, всеобъемлющий контроль, что каждый член подполья – не более чем винтик огромного механизма, выполняющий определенную функцию и не имеющий шанса вырваться из общей системы? Западня ли это или осознанное заточение? По собственной воле, приняв разумное решение, или вследствие обмана и по принуждению остаются в общине люди и Иные? Как там Данилка и Николай? Спят ли сейчас на барских перинах или ютятся на занозистых нарах в бараке? Вроде бы внутрь они попали только накануне утром – успели ли понять хозяева общины, какую ошибку они допустили, позвав к себе Крюкова в расчете на то, что его сын – будущий Великий? День выдался суматошный, древний шаман то в облике орла мелькал в вышине, то безликой, мрачной, холодной тенью нападал на собравшихся в лагере – до новоприбывших ли ему было? А если он ближе к утру выяснит, что у Данилки – нулевой потенциал, что же тогда ждет малыша? Будет ли он изгнан из общины? Или?.. Об этом «или» думать было страшно, так страшно, что съеживалось все внутри, завязывалось узлом, и ни вдохнуть – ни выдохнуть.

Федор Кузьмич не сомневался, что рано или поздно сообразит, как при помощи «Светлого Клина» вскрыть защиту, упрятавшую Загарино. Проблема в другом: он не знает наверняка, он никак не может быть уверен, что там, внутри, обычным людям что-то угрожает. Он может только догадываться, домысливать, предполагать. Стало быть, придется рисковать. Он не боялся персональной ответственности за то, что его действие может быть расценено как неправомочное или что его впоследствии обвинят в использовании артефакта в личных целях. Сейчас ему доподлинно известно, что младенец не должен находиться там, где находится. Но так уж вышло, что младенец – его родной внук. Выкради его Химригон, Аесарон, Остыган или сын Дога – сомнений никаких не было бы: вот преступление, а вот и наказание за него. Однако в сложившейся ситуации не все так просто. Данилку забрал из дома отец. Может ли это считаться похищением? Может ли считаться преступлением Темного против человека? Имеет ли право Федор Кузьмич вмешаться не как дед, недовольный поведением своего зятя, отца украденного ребенка, а как Иной, следящий за порядком на вверенной территории? Сейчас все, в том числе Аесарон, вроде бы на стороне Денисова, сейчас все вместе, дружно справляются с общей опасностью. Но как оно обернется, когда нынешнее перемирие закончится, когда в альянсе Дозоров уже не будет необходимости? Не припомнит ли Аесарон и клятву, вытребованную Светлым, и то неловкое положение, в которое Федор Кузьмич его поставил перед сотрудниками Дневного Дозора и всеми остальными, скрытно присутствовавшими на развилке дорог? Тогда «обнаружить» нарушения в применении «Светлого Клина» будет проще простого, какого бы результата ни добился участковый нынче ночью. Что будет с районом, если Денисов лишится артефакта? Да, конечно, теперь в райцентре есть отделения Дозоров, да и, в конце-то концов, живут же все другие города и страны без «Светлого Клина»?! Тем не менее пожилой маг был уверен, что с изъятием привычного всем артефакта исчезнет еще что-то, присущее только этим местам.

Доверие, что ли?

Возможности маленького отделения Ночного Дозора не бесконечны, действия Евгения и ему подобных сотрудников ограничены целыми томами инструкций, формуляров, поддоговорных обязательств и необходимостью согласования практически любых мер с Дневным Дозором. «Светлый Клин» ограничен только моральными критериями. Каково придется тому же Химригону, если его одиночество начнут постоянно нарушать проверками, переучетами и прочей бюрократической ерундистикой? Каково придется Матрене Воропаевой, которую непременно возьмут под контроль и те, и эти?

Но вот, допустим, вскрыл он скорлупу магического щита. Что делать дальше? Там, на территории села, находится, если верить статистике исчезновений, несколько десятков Иных. И Николай Крюков – едва ли не слабейший из них. Как сможет справиться с ними маг самого низшего ранга, ежели ему окажут сопротивление? Надеяться на то, что его вторжение останется незамеченным, глупо. Звать на помощь альянс Темных и Светлых? Тогда все вернется к своему началу: у него одна цель, у них – другая. Он хочет спасти своего внука и тех несчастных, которые, возможно, насильно удерживаются внутри. Они хотят арестовать, нейтрализовать, ликвидировать тех, кто состоит в подполье.

Значит, придется действовать в одиночку, словно диверсанту на вражеской территории, словно разведчику, с боем прорвавшемуся в тыл неприятеля, а затем затаившемуся, растворившемуся, исчезнувшему до нужной поры. Получится ли?

Но и это – только полбеды! Вспоминая свои фронтовые навыки, Федор Кузьмич вспоминал и роковые неудачи. Что, если барьер застрахован от грубого проникновения? Что, если при любой попытке прорваться внутрь сработает механизм самоуничтожения, как в каком-нибудь секретном бункере? Разумеется, все важные члены общины подготовлены на этот случай – мгновенный уход в Сумрак, защитная пленка предусмотрительно подвешенных заклятий, «бронированный» каркас, портал, провешенный в безопасное место. А что будет с остальными? С теми, кто не представляет особой ценности? Если сын Дога проиграет сейчас, но когда-нибудь захочет повторить и продолжить начатое, ему крайне важно, чтобы никакая информация не попала в распоряжение Дозоров. Ни при каких условиях. Как только он почувствует, что созданная им скорлупа поддается, что проникновение на территорию общины вот-вот состоится, он запросто может активировать заклятье, уничтожающее все следы, всех лишних свидетелей.

Возможно, Денисов напрасно себя накручивал. Возможно, у его страха глаза были так велики, что видели разные ужасы там, где их и в помине не было. Но то, как отпрыск Дога обошелся с патрульными, то, как он расправлялся с Иными в лагере, не позволяло терять концентрацию и беспечно рассчитывать на лучшее. Одна ошибка – и после этого хоть развоплощайся. Светлый, ставший косвенной или тем более непосредственной причиной гибели людей, вряд ли сможет продолжить свое существование. Что в этом случае станет с Катериной, с Людмилой?

Одинокий осокорь отчаянно шелестел остатками потемневшей от протяжных дождей и сырых осенних холодов листвы. Привалившись к его стволу боком, участковый перевел дух. Задумался: как же так получается, что эти самые листочки, напоминающие смятые обрывки шуршащей оберточной бумаги, так настырно цепляются за верхушку своими подгнившими черенками? Казалось бы, кончилось их время, давным-давно ушло, и осокорь при свете дня кажется чистым, освобожденным, готовым к тому, чтобы весной родить свежую зелень. Но сейчас, ночью, стоило дунуть ветру посильнее, как вскрылась стыдная изнанка, повылазила на вид черная дряблая ветошь, дырявая да скукоженная, да повыше нацелились, повыше. Будто один день на самой верхушке дерева может что-то поменять, может отменить или отсрочить весеннее обновление.