Участник Великого Сибирского Ледяного похода. Биографические записки
Шрифт:
Запускаемые слухи
Однажды отец пришёл из школы N 18, где замещал учительницу русского языка и литературы, и сообщил, что в учительской говорили об академике Сахарове, который в то время был в ссылке в Горьком. Одна учительница заявила, что настоящая фамилия Сахарова – Цукерман.
Отец дома сказал, что не поверил. «Явная утка, нехорошо пахнущая». Спустя недолгое время я был на сборе журналистов Куйбышевской области в доме отдыха «Дубки», там перед нами выступал сотрудник КГБ с докладом о подрывной деятельности иностранных спецслужб против СССР. После доклада один из журналистов задал вопрос: «Правда, что Сахаров
Шоры на глазах
Национальное самолюбие не позволяет русским историкам признать факты, которые показывают Россию не такой, какой им хочется её видеть. Для них унизительно то, что великая Российская империя с 1762-го по 1914 год была поднемецкой. Но ведь не взяв это во внимание, не найдёшь правильного объяснения тому, что происходило со страной в XX веке и отразилось на сегодняшнем дне.
Я не хочу переубеждать людей массового сознания, они всегда будут видеть свою страну только в выгодном для неё свете, им это жизненно необходимо. Но, думаю, среди россиян найдутся апологеты исследований, кого заинтересует взгляд моего отца и мой на Россию – точка зрения немцев, которые в ней родились и выросли, а мой отец в ней ещё и воевал.
Подводя итоги, подчёркиваю следующее. Германская династия фон Гольштейн-Готторпов сразу же предоставила русским дворянам право не служить, вести праздную жизнь, при этом владея крестьянами, землёй и её недрами. На освободившиеся места стали приниматься остзейские (прибалтийские) немцы, немцы из германских государств, голландцы, шведы, другие иностранцы. Формировался правящий слой нерусского происхождения. Что в этом отрицательного, а что положительного? Для сбора и изучения всех «за» и «против» понадобится труд не одного историка. Мне остаётся пожелать, чтобы за такой труд принялись. Иначе же просто глупо – рассуждать об истории России, не видя, что в ней сформировался правящий слой нерусского происхождения.
Самодержавие императоров-немцев, наличие многих немцев в государственных структурах предполагали дружбу с Пруссией и другими германскими государствами. Так оно и было. Когда 2 марта 1855 окончил свои дни русский царь Николай I, берлинские газеты писали: «Умер наш император».
После провозглашения германской империи в 1871 году, Бисмарк и кайзер Вильгельм I были за дружбу с Россией.
Вспомним, что попытка наступления германцев на русские земли, Drang nach Osten, окончилась в 1242 году, когда под лёд Чудского озера провалилось двадцать рыцарей и шестеро попало в плен. Событие было невероятно раздуто. Война Елизаветы Петровны с Фридрихом II не в счёт: против Пруссии тогда воевали Австрия и другие немцы.
И никаких более столкновений германцев с русскими не было!
Против «внутренних», своих немцев неприязнь имелась, о ней я написал предостаточно и здесь, и в романе «Донесённое от обиженных». Но могу добавить. У Тургенева в романе «Отцы и дети» Павел Петрович Кирсанов говорит: «я немцев, грешный человек, не жалую. О русских немцах я уже не упоминаю: известно, что это за птицы. Но и немецкие немцы мне не по нутру». Однако он уезжает лечиться к немцам в Дрезден и остаётся жить там на доходы, получаемые от крепостных. Павел Петрович не стар, но давно не служит по праву, которое дали его дедам, родителям и ему немцы фон Гольштейн-Готторпы. В Дрездене он «знается больше с англичанами», они «находят его немного скучным». Тургенев замечает: «Он придерживается славянофильских воззрений», причём «ничего русского не читает, но на письменном столе у него находится серебряная пепельница в виде мужицкого лаптя».
Таких
вот людей, которым немцы «не по нутру», становилось в России с течением XIX века больше и больше. Немец Александр III этого заопасался и ударился в дурно пахнущую театральщину, говоря о господах вроде Павла Петровича: «Уже не воображают ли они, что я Немец или Чухонец?» Дабы доказать, что «он – не немец», Александр III «отклонил предложения Бисмарка о русско-германском союзе и согласился на рискованный союз с Францией», о чём пишет вел. князь Александр Михайлович, не называя, правда, причины такого шага. Он признаёт, что «нет оправдания» русской дипломатии, которая «стала способствовать бессмысленному, даже фатальному сближению России с Францией и Великобританией».Вел. князь не увидел или не захотел увидеть, что причиной фатального сближения был страх Александра III перед набирающим силу русским национализмом. Об этом течении в его более поздний период написал С.Ю.Витте в воспоминаниях: «после того, как мы поглотили целую массу чуждых нам племен и захватили их земли – теперь в Думе и «Новом Времени» явилась полукомическая национальная партия, которая объявляет, что, мол, Россия должна быть для русских, т. е. для тех, которые исповедают православную религию, фамилия которых кончается на «ов» и которые читают «Русское Знамя» и «Голос Москвы».
Типичный представитель русского национализма по фамилии Завалишин показан Куприным в рассказе «Корь», напечатанном в 1904 году. Завалишин выбился из бедности и наслаждается в Крыму богатством.
«Над белой каменной оградой, похожей своей массивностью на крепостную стену, возвышалась дача, затейливо и крикливо выстроенная в виде стилизованного русского терема, с коньками и драконами на крыше, со ставнями, пестро разрисованными цветами и травами, с резными наличниками, с витыми колонками, в форме бутылок, на балконах. Тяжелое и несуразное впечатление производила эта вычурная, пряничная постройка».
Под стать даче её владелец: «На балконе показался Завалишин в фантастическом русском костюме: в чесучовой поддевке поверх шелковой голубой косоворотки и в высоких лакированных сапогах». Через весь живот у него – «толстая золотая цепь».
Куприн детально описывает обстановку, в которой обедает его герой: «вся столовая мебель и утварь отличались тем бесшабашным, ерническим стилем, который называется русским декадансом. Вместо стола стоял длинный, закрытый со всех сторон ларь; сидя за ним, нельзя было просунуть ног вперед, – приходилось все время держать их скорченными».
Приведу ещё выдержку о посуде: «Жбаны для кваса, кувшины для воды и сулеи для вина имели такие чудовищные размеры и такие нелепые формы, что наливать из них приходилось стоя. И все это было вырезано, выжжено и разрисовано разноцветными павлинами, рыбами, цветами и неизбежными петухами».
Кто не представлял тип русского националиста в созданном им мирке, теперь его представит. А вот его убеждения:
«Я – русский и потому имею право презирать все эти ренессансы, рококо и готики! – кричал он иногда, стуча себя в грудь. – Нам заграница не указ. Будет-с: довольно покланялись. У нас свое, могучее, самобытное творчество, и мне, как русскому дворянину, начихать на иностранщину!»
В чём причина таких эмоций? Не в ущемлённости ли оттого, что быт его народа, нередко голодающего, проигрывает в сравнении с бытом Западной Европы?
Обида рождает бунт: «– Горжусь тем, что я русский! – с жаром воскликнул Завалишин». Основание для гордости – наверняка те огромные пространства, которыми владеют русские. Сознание размеров страны, а, значит, и её силы подвигают его страстно защищать вид его жилища и предметы, которые, на самом деле, смешны:
«– Если я истинно русский, то и все вокруг меня должно быть русское. А на немцев и французов я плевать хочу».