Участок
Шрифт:
Ко двору Виталия Ступина, но чуть позже, пробрался, светя себе фонариком, и Кравцов. Никто ему в ночи не встретился. Один раз только услышал он чей-то далекий кашель. Постоял. Кашель не повторился.
Он извинился перед Виталием и Людмилой за поздний визит. Служба, ничего не поделаешь. Попросил Виталия предъявить значащееся в списке ружье. Виталий предъявил. Обычное охотничье ружье, гладкоствольное, под дробовой патрон, досталось Виталию от отца.
– Больше ничего не имеется?
– Нет, конечно! – уверенно
– Чаю не хотите?
– Нет, спасибо. Всего доброго.
Кравцов стал прощаться вежливо, протянул руку Виталию. Тот пожал ее. Кравцов после этого стал поправлять волосы, чтобы надеть фуражку, которую он всегда в помещении снимал, но замешкался, обнюхал ладонь. И вдруг сказал:
– Хороший порох. Надо полагать, патроны к карабину «Егерь»? Значит, это вы днем в лесу стреляли, Виталий?
– Ну, я. А что, нельзя?
Виталий был очень недоволен. Уличили, авторитет в глазах жены уронили. А Людмила, судя по всему, о забавах Виталия до сих пор ничего не знала.
– Нельзя, – сказал Кравцов. – Ружье незарегистрированное.
– Но я же не убил никого. Даже в птичек не стрелял.
– В птичек не стреляли, – согласился Кравцов. – Но население переполошили, оно себя риску подвер– гало. И если бы где-то кто-то прятался действительно с оружием, могла бы случиться беда. Не в птичек тогда стрельба случилась бы. Показывайте карабин.
Виталий пошел в сарай. Пошарил на стеллаже. Начал отодвигать и отшвыривать доски.
– В чем дело? – вошел Кравцов.
– Нет его! Только не подумайте, что я перепрятал!
– То-то и плохо, что не перепрятали! Вопрос: где теперь карабин?
Карабин был у Декана. А Декан сидел вместе с Евгением у Юлии Юлюкиной. А Юлия на полу, руки у нее связаны, рот тряпкой замотан.
Декан, поставив карабин меж колен, забыв свою интеллигентность, жрал в обе руки, запивая самогоном.
– Не надо было ружье брать, – сказал Укроп.
– Надо. Люблю, когда у меня в руках такой аргумент. На всякий случай. Вы лучше объясните, Евгений-ну-Афанасьевич, зачем нам эта чудесная женщина?
– Отец ее главный бухгалтер. Сейчас пойдем к нему, и пусть открывает кассу. Ее увидит – сам деньги принесет. С доставкой. И пусть на него думают, что он сам себя ограбил.
Декан повернулся к нему:
– А нам разве не все равно, на кого подумают? Впрочем, вы местный, вам видней. – Он откинулся к стенке. – Что-то разнежило меня, однако... Сейчас... Минут десять отдохнем – и вперед. Сквозь тернии, понимаете ли, к звездам. Или, иначе говоря, пер асперум ад астра!
– Я все спросить хотел, – отвлекал Укроп разговором Декана, думая о своем и боясь, что это будет заметно. – У вас высшее образование, что ли?
– Высшего не достиг. А четыре средних есть. Два по пять и два по три. Без конфискации имущества за неимением оного. Просто надо иметь тягу к знаниям, Евгений-ну-Афанасьевич.
Декан закрыл глаза. Через пару минут послышался стук в окно. Укроп выглянул, протянул руку в форточку, взял что-то и сказал
Декану:– Вот, таблетки принесли!
Декан не ответил. Укроп приблизился. Карабин плотно между ног стоит, лямка на руку Декана намотана. Тогда Укроп подсел к Юле. Она отодвинулась.
– Что, Юля? – спросил Укроп. – Все слышала? Хочешь спросить, зачем твоего отца использовать собираюсь? Не хочешь? Сама понимаешь? Пятнадцать лет, Юля... Не ждала уже, да? Молчишь? Молчи. Ты на суде тоже молчала. Папаша твой меня топил, а ты молчала. Что ж не сказала, что я с тобой был и в это самое время твоего папу резал? А? Папу жалко стало? А меня – не жалко? Конечно, папу жалко, он старался, сам себе морду о пенек стукал, сам себя резал. Никто не поверил, что я свой ножичек у тебя дома оставил, а он подобрал. Подобрал – и идею придумал. Но ты-то знала. И молчала. Поуродовал себя папа, так не хотел, чтобы ты со мной была. А что ты уже со мной была, не знал! Сказала ему – или опять промолчала?
Юля замычала и показала глазами: как же она ответит, если рот завязан?
– Я бы развязал, – понял Укроп. – Но ты же кричать начнешь.
Юля отрицательно покачала головой.
– Ладно, поверю. – Укроп начал разматывать тряпку. – Можешь даже кричать. На здоровье. Только закричишь – я ружье схвачу и побегу отца твоего кончать. Остановить не успеют. На таком вот условии.
Юля кричать не собиралась. Она утерла рукой уставший рот и сказала шепотом:
– Вот этого он и боялся! Он ночей не спал, ты же при всех грозился на него!
– Я пьяный грозился. Не всерьез.
– Ага, пьяный! – с горечью возразила Юля. – Пьяный грозился, пьяный и убил бы в самом деле. Я-то дура была, молодая еще, а он понимал, что ты опасный. Вот он и решил... подстраховаться!
– Трус он у тебя большой, знаю, – справедливо и жестко сказал Укроп.
– Ага, ты очень смелый! Сарай зачем сжег?
– Это не я, это брат, когда меня засадили. От обиды. А я на себя взял, когда понял, что все равно сидеть. И поверили! Что из-под замка вылез и обратно сел – все поверили! Все были против меня! Папаша твой хотел меня только за хулиганство посадить на пару лет! А за сарай разозлился, сукин собственник, начал топить по полной программе! По всем статьям! И ты в придачу. А ведь любила, Юлечка? А? Или нет?
Укроп, желая лучше видеть Юлю, сел перед ней на корточки, спиной к спящему Декану – чтобы его паскудный вид не портил ему момента.
Юля глаз не отвела. Сказала с оценкой:
– Хорош мужик! Кто ж так делает? Связал женщину и спрашивает, любила или нет! Конечно, скажу, что любила!
– А на самом деле? – потребовал правды Укроп.
– Ну, и на самом деле.
– За что ж ты меня тогда так?
– А что было делать? – спросила Юля. – С одной стороны ты, с другой – отец, мать. А мне восемнадцать всего... Ты бы сумел выбрать? Только честно скажи!
– Не знаю, – честно сказал Укроп. – Очень я злился на тебя. Прямо до ненависти. Убить хотел. Прошло. В самом деле, тебе было трудно. Но ему-то! Его-то никто не заставлял себя по морде бить и по пузу чиркать! Актер больших театров, падла! Извини, Юлечка, он отец тебе, но падла. Объективно говорю.