Учебник рисования

— Про Косово ты написал мало. Про Ирак написал мало. И про то, что делается в стране, — не пишешь.

— А, ты хочешь давать советы по международной политике? Но для меня разницы нет — миротворцы в Косове или уфологи в Лидсе.

— Однако разница есть.

— Для сербов — может быть. Но я не для сербов пишу. Я не за них. Я не против них. Вот почему и стала газета такой желанной: потому что программно мы ни за кого. Только за информацию. Вот выборы президента подошли. Все встали на цыпочки. А мы — ноль внимания. И все ждут: куда же газета повернется? Налево? Направо? Кого поддержим? И акции наши растут, растут! А на чем они растут, Миша? На беспристрастности.

— У меня двадцать процентов этих акций.

— И что же теперь?

— Я против такого подхода. Ты повышаешь цену газеты — понятно. Но мы проиграем больше, чем газету.

— Не двадцать девять процентов даже. Даже блокирующего пакета у тебя нет. И не пятьдесят один процент тем более. А у меня, Миша, все-таки шестьдесят процентов акций. И закон, как говорится, на моей стороне.

VI

Кому как не министру энергетики, человеку, который стоял у истоков приватизации, который разбил на акции не одну сотню советских заводов и фабрик, который десять лет назад и внедрял эту бестолковую систему акционирования собственности, кому как не ему было знать правила. Он сам эти правила придумал. Взятые с Запада, создававшие видимость объективных и неотменимых законов, эти бумажки-акции становились аргументами для людей, которые в принципе никаких аргументов морали и закона не соблюдали. Но вот появился будто бы разумный принцип дележки пирога, и мир принял везде эти правила; выучились по ним играть и здесь. И сидящий напротив Дупеля молодой человек широкой улыбкой на довольном лице показывал: я неуязвим у меня накопилось столько бумажек, что они гарантируют мою неприкосновенность и защищают мое добро. А откуда же они взялись у тебя, эти бумажки? Дупель захотел перегнуться через стол, взять Баринова за шиворот, тряхнуть и сказать: плевал я на твои акции, подумаешь, бумажек настриг, что это в принципе меняет — ничего это не меняет. Ты не строил этот дом, паразит, ты брал под него кредит в обмен на эти настриженные бумажки — и настриг их предостаточно, чтобы расплачиваться, и расплачиваться воздухом — акциями и паями того, что не существует. А когда оно стало существовать, то бумажки уже оказались недействительными, потому что ты настриг дополнительных бумажек и обесценил первые. Ты ловкач, наперсточник, шулер. Это мы, мы выдумали играть в такие правила, а потом возьмем да отменим эти правила, это мы выдумали слишком поспешно. Поспешно потому, что выдумывалось это для людей с планами и амбициями глобального управления, а попало в руки таких вот щелкоперов — для разового употребления. И сказать так хотелось многим: обалдевшему от своей безнаказанности директору грузового терминала в Латвии, который скупил пятьдесят один процент бумажек своего порта; зарвавшемуся президенту нефтеперерабатывающего завода в Нефтеюганске, которому запуганные рабочие сдали свои никчемные ваучеры и превратили алкоголика и скандалиста в неуязвимого для закона царька; владельцу трех алюминиевых карьеров, который даже не скупал акции, а передушил десяток акционеров и заставил наследников отдать акции ему, он сам жил в Монако под охраной закона — скромный владелец бизнеса в заснеженной России. Но ничего этого Дупель не сказал, потому что внедренная система круговорота в природе лживых бумажек и была, собственно говоря, тем, что называется бизнесом. Отличался этот круговорот бумажек в России от западного круговорота тем, что в России бумажек было больше, а производства меньше. Странным образом получалось так, что чем более бумажек запускалось в российский круговорот бизнеса, тем меньше производства реально требовалось — бизнес теперь заключался в перераспределении бумажек, в замене их на другие бумажки, на билеты казначейства. И знал это Михаил Дупель лучше прочих, он сам этот круговорот устроил. Он не перегнулся через стол, не взял веселого Баринова за шиворот, а только прикрыл глаза и стал говорить мягко и тихо. Он так делал всегда, когда злился.

— Так давай куплю твою газету, — сказал он. — Только ведь она ничего не стоит.

— Пятьдесят, — речь шла о миллионах.

— Она не стоит пятидесяти.

— Товар стоит столько, сколько за него дают, — сказал Баринов расхожую фразу бизнесменов, — мне за газету дадут пятьдесят.

— Не дадут.

— А я не тороплюсь, — с достоинством сказал Баринов, — сегодня не продам, продам завтра. Моя газета лучшая в стране, объективно. К выборам ее цена взлетит втрое. Появится стоящий кандидат — он жадничать не станет. Так что, ты тоже придержи пока свои акции, они еще поднимутся.

От слова «акции» лицо Дупеля потемнело. Дурак, подумал он, заигравшийся в капитализм советский дурак. Мидовский выкормыш. Сидит в моем доме, в костюме, купленном на мои деньги, жрет мной оплаченную еду, платит своим секретуткам мои бабки, — и чувствует себя в безопасности, огражденный — даже не законом, нет! — нелепыми правилами игры в бумажки. Сказать ему задушевно: дурачок, бумажки твои не считаются, это мы пошутили, а ты уж и поверил. Бумажек ты много настриг, молодец, жалко, не считаются они больше — считается только власть и сила. А ловкачество твое, улыбочки и верткость — дерьма они не стоят. Сказать бы ему так, но ведь нет, не скажешь. Весь сегодняшний бизнес на этих бумажках стоит, а такой вот продувной шельмец притерся — и пользуется. За его нарезанные бумажки любой банк выдаст ему кредит — билеты казначейства, то есть другие нарезанные бумажки. А обеспечиваются эти бумажки паями в нефтяном бизнесе — еще одними нарезанными бумажками. А охраняются законами — следующими бумажками. И только мужик, который стоит у скважины и качает нефть, имеет дело не с бумажкой — только кому этот мужик интересен. И возьми я сейчас этого гада за шкирку, как карманника, позови я охрану, чтобы вышвырнули щелкопера из моего дома, так ведь он — в суд! Он ведь — за свободный бизнес! Он ведь до Страсбурга дойдет! Частный предприниматель! Акционер!

Невысокий человек с быстрыми движениями, миллиардер и министр, Михаил Зиновьевич Дупель встал из кресла и прошелся по кабинету. Он ходил, прикрыв глаза, останавливался, покачивался с пятки на носок, чтобы успокоиться, потому что всегда лучше договориться и убедить, даже если можно взять и сломать.

— Послушай, Вася, — сказал Дупель, — информация свободным не делает. А если делает, значит, это фальшивая информация. Свободным человека делают три рубля и вранье, а серьезные деньги и достоверная информация делают несвободным. Ты это учти, — Дупель говорил, стараясь убедить, а Баринов глядел презрительно, сидел подбоченясь, и на каждое слово Дупеля реагировал саркастической улыбкой. Баринов рассудил, что если Дупель нуждается в поддержке газеты, стало быть, дела его в правительстве плохи. Газету он, безусловно, продаст, но не заговорщику, нет. Он продаст газету миллиардеру из правительства, когда тот решит стать президентом.

— Ты это учти, — повторил Дупель. — Твоя газета делает человека свободным. Это так. Потому что она врет. То есть не говорит главного. А главное то, что в стране стоит производство; что идет откат денег в офшоры; что государство дерет налоги с домохозяек, а госчиновники покупают себе виллы на островах; что армия страны развалилась — и никому нет дела; что если Америка хочет прищемить нашего бизнесмена, она это делает по праву сильного; что банкир Щукин, вместо того чтобы финансировать истребители пятого поколения, купил себе хоккейную команду в Торонто; главное то, что чиновники администрации президента берут уже не миллион, а миллиард взятки. Главное то, что министр финансов за подпись берет с западной фирмы миллион — а знаешь, сколько у нас западных фирм в стране? Главное то, что, кроме нефти, которую качаю я и Левкоев, ничего России в качестве источника доходов не светит. Главное то, что все ночные клубы, кабаре и казино — все то, что построено в Москве, — построено не от избытка, а от бедности — оттого, что нефтяные деньги быстро куда-то деть надо, а других мест вложения не существует. Разве что — в жопу себе засунуть. Впрочем, — добавил Дупель, — разница невелика. Это и есть самая настоящая жопа. Думали-думали экономисты — и ничего надежнее, чем бордель и игорный дом, не придумали. Автомобиль бы выпустили — так нет, это ведь сколько работать надо, опухнешь. Нет у нас автомобильной промышленности и не будет, зато у каждого есть «мерседес». Строительство бы коммунальное начали — так ведь денег нет на строительство, только на виллы и дорогие дома. Музей бы построили — да картины повесили, так у нас нет денег на музей, есть только на частные галереи, где ты вот это говно покупаешь. Дупель махнул рукой по адресу картин Дутова, висящих по стенам кабинета, и так везде. Вот информация. А информация об открытии бутика Ямомото в Жулебино и слиянии холдинга «Русь» с холдингом «Гусь» — это не информация. Это, Вася, вранье.

— «Правду» опять захотелось издать?

— Да, захотелось мне «Правду», потому и министром стал. Не драпанул, как Шприц, на Багамы, не сел на бандюков, как Левкоев, а стал министром. И не затем, чтобы тырить деньги. У меня есть деньги. А затем, чтобы весь этот карточный домик не развалился. Президент, — тут Михаил Зиновьевич грязно выругался, — с утра бухой и если к обеду не проблюется, то не может документ подмахнуть. Премьер — вор, кабинет берет взятки. Но работает страна, вовсю работает! Строят казино и рестораны, выпускают газеты! Пойми, так вечно продолжаться не будет.

— Народный гнев, да? — поинтересовался Баринов. Плохи дела у Дупеля, это очевидно. И акции газеты еще подрастут — теперь сомневаться в этом не приходится.

— При чем тут народный гнев? Но что-то ведь должно обеспечивать твои нарезанные бумажки — акции! — не удержался Дупель. — Не век же их стричь! Что-то за ними должно маячить — неужели не ясно? Тяжелое машиностроение, автомобильная промышленность, авиация — что-нибудь реальное! Стране нужен хозяин.

— Сталин? Отец народов?

— Нет, — серьезно сказал Дупель, — не Сталин. Пиночет. Умеренный диктатор, экономически регулируемый. А еще лучше — Франко. Генерал, который спас Испанию от анархии. Тот, кто сможет подморозить это болото. Тот, кто посадит ворье и не даст тырить казенные деньги на казино и глянцевые журналы.

— Ты все сказал? — спросил Баринов. — Отвечать можно? Или при новой диктатуре не положено? Казино — это плохо, конечно. Не надо их больше строить. Тем более что у тебя их три, хватит уже. И «мерседесы» — это, конечно, безвкусица. Тебе их на заказ бронированные делают, ты обычные не признаешь. И виллы — это безответственно; у тебя их сколько, интересно знать? И диктатор нам нужен, чтобы у тебя все это осталось и никуда не ушло. Вот зачем Франко понадобился. Только меня не агитируй! Хватит с нас диктаторов! Моего отца послом в Мексику запятили, карьеры сделать не дали — из высших соображений. А мне больше не нужны высшие соображения. Тем более, когда их пропагандисты имеют все, а мне не дают ничего. А я тоже хочу виллу, и мерседес, и казино. Как любой человек, как мой читатель, например. Ни ему, ни мне Франко виллу и мерседес не даст. А в свободном обществе мы сами возьмем! Мне за мою газету — деньги дадут. Я ее сделал, я ее и продам, а захочу — так и казино открою, и бордель.

— Не дадут тебе денег.

— А я все-таки подожду, пока мне дадут пятьдесят миллионов.

— Тебе не дадут никогда, — сказал Дупель тихо, — ни до выборов, ни во время выборов. Да, газета для выборов нужна, но больше десятки она не стоит с домом, компьютерами и всеми твоими девками в придачу. Я у трех вокзалов такой же штат наберу за три дня. На твоем доме долг висит. С рекламой у вас беда. Доставка в Европу плохая. Тираж упал втрое, ты заметил? Десять — это потолок

— А что же ты давно газету к рукам не прибрал? Десять миллионов для тебя не деньги. Ты боишься ее покупать. Тебе удобнее, что газета не твоя, верно? Моими руками удобнее, правда? Свободный голос хорош, когда он соседский. Неудобно получится, если министр энергетики Миша Дупель в своем опозиционном листке плетет заговор против правительства. Президент тебя не похвалит, Миша. Он расстроится.

Создатель и владелец газеты «Бизнесмен» посмотрел на Михаила Дупеля с презрением. Сочтены дни твои, говорил этот взгляд, и не помогут тебе ни миллиарды, ни гектары лондонской земли, завтра сожрут тебя и костей не выплюнут. Думаешь, ты всех перехитрил, подкупил скважин там, депутатов тут, думаешь, все под твою дуду спляшут? На твоих поминках они спляшут. Я газету создал, полюбуйся на нее, она — моя сила! Тебе моя газета нужна — ан не укусишь, нет! Газету вся страна видит, ее весь мир читает. Ее захочет любой сильный политик! А что сделал ты? Нефтяную империю? Так она под российским законодательством — поскользнешься ты, Михаил Дупель, на кремлевском паркете, и не будет твоей империи. Надавал взяток чиновникам? Купил парламент? Думаешь, победил?